Хоррор Оркестров : Взрослые разумные люди всегда договорятся.

- Если бы вы только могли задуматся о том, где вы сейчас находитесь, и чем это для вас может закончится, то я бы, например, не сидел бы сейчас уже третий с половиной час, на вас пялясь. Но вы не можете, потому что не хотите. Не хотите и всё. Вам лень, и не хочется делать ничего. Просто сидеть на табурете передо мной, и изображать жертву глупого необразованого следователя. Вам лень. Лень пошевелить мозгами, и прийти к выводу. Хоть какому. Ведь вы даже не запираетесь и не пытаетесь играть со мной. Не врёте, не рассказываете мне душещипательных историй про ваше трудное детство. Не изображаете из себя надменную богемную личность, которую уже третий час терзает и мучает ничтожество в погонах и маленькой, даже со взятками, зарплатой. С язвенной болезнью желудка и геморроем от сидения на ничем не лучшем стуле, чем у вас. Вот вы сейчас выйдете, а мне придётся ещё тут выдумывать, как порасписать протокол в вопросах и нежеланиях на них отвечать! Эти три часа! А я даже не могу применить к вам меры физического воздействия. Да и не стану. Кто я такой, чтоб касатся вас?
Визави следователя заёрзал на привинченом к полу табурете, открыл, и закрыл рот.
- Вы не замечаете других людей, которые может и не имеют такого образования как у вас, и не имели родителей из элиты, и не имели даже в подарок того, что вы имеете каждый день не по желанию даже вашему, а имеете - и всё! Имейте в виду что терпение моё не безгранично. Я ведь могу серьёзно изменить вашу жизнь к худшему. Горазду худшему для вас. Даже такая свободная личность как вы, может быть серьёзно ограничена в вашей свободе. Итак?
- Начальник, хуле так? Зачем волну гнать? Подпишу где скажешь. Ты... это... в хате не поймут... не надо так, не свирепей... по людски, ладно?
- Ну вот, так бы раньше, а то что ты там вчера нёс, гнида бомжатная? На-а-а, ставь крест на жизни своей.
Михаил Ефимович Караданов, старший лейтенант, оперуполномоченый, примерный семьянин, не был, не состоял, не замечен, год за два, профзаболевания, кредит на "Lanos" - развернул бумаги, и бросил поверх них шариковую ручку без колпачка.
Лёлик, бомж, человек самой свободной профессии, без колебаний взял и написал где надо, что надо. Потом аккуратно положил ручку так, как она лежала когда он её брал.
Опер не меняя выражения на морде, взял бумаги, сделал их лодочкой и наклонил. Ручка заскользила и по нисходящей баллистической траектории упла в корзину для мусора.
- Я, что бандитов, что сопливую интелегенцкую залупу, что вас говнюков недопроёбаных нешибко жалую, но и вы мне только на памятник, и только надристать жидким сможете-то,- лицо опера не двигалось, рот тоже, только кривились губы, так что странно было на него смотреть - говорил явно кто-то другой, когда он надевал резиновую одноразовую перчатку.
- Тебе куда, отщепенец?- голос старшего лейтенанта стал будничным, почти добрым.
- Да... под глаз.
- Кха.. - не отводя руку, коротко распрямилась рука, и кулак встретился с бугристой кожей.
Звук был как от резиновго мячика об асфальт, совсем как в детстве – синхронно подумали и опер, отводивший руку обратно, и Лёлик улетая с табурета.
Ему забавно было видеть ментовское мурло с вытянутой как у статуи Ленина рукой, только, в отличии от литого вождя, сжатой в кулак. Мурло уезжало в надвигающуюся темноту расплываясь и разлагаясь на субатомные частицы.
Жизнь продолжалась, длинная как акынская песня.