Шизоff : Когда лучше не просыпаться

Анатолий Петрович проснулся не в духе. Такое, надо признаться, случалось довольно часто в последнее время. Нездоровая тенденция укоренялась, и к сожалению на это были причины.

-- Ты хоть помнишь, когда в последний раз поцеловал меня с утра, а не загундел, как старый дед ?! -- возмутилась жена Зинаида, выведенная из себя очередной порцией утреннего пессимизма.

Он честно попытался вспомнить, и не смог. Анатолий Петрович сохранил лицо, но в душе весьма расстроился, осознав столь явные нарушения памяти. Да и не только память. Всё в последнее время сросталось как-то не очень. Пошёл к стоматологу, а тот, паразит, вырвал сразу три зуба. Мало того, так ещё и сделал намёк на предмет протезов: «И чем скорее, тем лучше. Вам, отец, уже следует поберечься.». Он сухо пообещал, но в душе проклял наглого бастарда. «Отец»! Иди ты лесом, сынуля… Но не только зубы. Колени, опять же, хрустят. Встанешь ночью совершить некую нехитрую манипуляцию, и хрустишь, как мешок с сухарями. Самому в темноте страшно. Нехитрые манипуляции эти тоже… Бывает, что всё идёт через задницу. Нехорошо. А тут, наоборот, не идёт. Странно, но тоже ничего хорошего. Особенно, если несколько дней кряду…

Но хуже всего было другое. Некоторое время назад Анатолий Петрович с удивлением обнаружил, что в его жизнь вползли мысли. Не секрет, что всё новое, каким бы безвредным и естественным оно не казалось, вызывает смутную тревогу. Поначалу это было подобно волосам, прорастающим внутрь черепа, а затем незваная поросль конкретизировалась и ожила пышным букетом ёрзающих, неприятно щекочущих, блошек. Особенно это было неприятно перед сном. Наелся, попукал, -- и спи спокойно. А тут вдруг зашевелилось, задвигалось, заёрзало в черепушке…Какой тут сон? Час, другой, третий…Вертишься, места себе не находишь.

Зинаида проснётся, так ещё хуже: «Валерьяночки выпей, таблеточку съешь, молочка с мёдом тёпленького…». Один раз и вовсе не поняла что к чему, и потянулась руками куда не следует. Была дурной, дурной и осталась.

У неё то явно никаких посторонних мыслей не возникает. Спит как сурок, посвистывает. В голове, днём и ночью, только одна мысль: о деньгах, которых постоянно не хватает. «Куда тебе столько?! С голоду, вроде, не пухнем?» -- озлился раз не на шутку. Целый день мозг сверлила. Пашет и пашет по голове, как заведённая. «Чтоб жить как люди, Толик». Какие-то ей всё люди мерещатся, которые живут по человечески. Сказочные персонажи, ети их в корень! Он получает неплохо, она ещё больше гребёт в своём салоне. Да ещё и на дому стрижёт, халтурит. Дочка тоже куда-то пристроилась, промоутером, что ли. Толку, правда, от этого ни шиша, но всё ж не сидит на попе ровно, шевелится. Один Пашка, балбес, не при делах. Учиться бросил, работать не идёт, торчит перед компьютером целыми сутками, и чего делает, -- непонятно. Зинкина гордость. «Павлику нужен ноубук! Павлику нужна кожаная куртка! Павлику нужно денег, чтоб с девушкой в кафе!». Этот дурачок, верно, забыл уже как они и выглядят-то, девушки. Он вместо кафе купит в магазине коврик новый под мышь, с ней и будет забавляться. Дурака в армию через год заметут, да и слава Богу. Там поймёт, чем бабы от мышей отличаются. Хотя тревожно как-то. Уродец, бесспорно, но свой. Зинка с ума свернётся, если с ним что.

Как там Зинаида, это ещё рано судить, а вот он уже доходит. Ни с того, ни с сего считать начал: Пашке семнадцать, недотёпе… Маринке девятнадцать. У супруги на носу юбилей, сороковник. А ему через год -- шестой десяток светит. Совсем чутка, и кем он будет? Старым пердуном и протезистом. То, что доктор прописал.

Жизнь, бляха-муха, просвистела и ку-ку! Много он за эти пятьдесят лет видел? Социализм, с косноязычной Брежневской ряхой, перестройку, а теперь эту вшивую демократию лицезреет, гори она синим пламенем! Очень интересная прошла жизнь. «Мы живём в судьбоносное, переломное время.» В дерьме мы живём в любое время. Зато знаем, кто в этом виноват. Чубайс. Раньше это успокаивало, но вот последнее время появились сомнения и на этот счёт….

-- Ты вставать собираешься, Петрович?-- Голос у жены сонный и слабый. Почитай два десятка лет она этим слабым голосом шлифует выпуклые стороны его натуры. Теперь он гладкий, как колено. Хрустит, но послушно гнётся в нужном направлении.
-- Встаю, встаю..
-- Найдёшь там в холодильнике… -- и заснула.

Ей ещё пару часов можно наслаждаться.

Смотришь на себя в зеркало, и протест в душе поднимается. Как бы и ничего ещё страшного, но и радости ни на грош. Нет, ясно, что не… Как его, сволочь, любимца Зинкиного? Что не Бандерас. Но ведь и не Вуди Аллен. Крепкий ещё мужик, но вот глаза нехорошие. Как у больного сенбернара. Щетина седая, из ушей волосы лезут. На висках тоже лезут. Лезут где не надо.

Чайник поставил, а больше ничего греть не хочется. В холодильнике заморское буйство. Йогурты, зелень тропическая. Мама с дочкой за фигурой следят. Их объединяет ненависть к холестерину. Питаются проросшими злаками, кушают мюсли. Мюсли! Дерьмо какое, стошнить может от одного названия. Он не повёлся на провокацию, отстоял право на щи и котлеты. Ему отдельный, плебейский стол. Пашка -- тот вообще неизвестно чем питается. Как инопланетянин, ей-богу. Уже по самую задницу в монитор залез, одни ножки кривенькие свешиваются из киберпространства.

Анатолий Петрович располовинил пару холодных котлет, жирно намазал горчицей щербатые круглые блямбы. Вот тоже, блин! Хлеба чёрного в доме нет! «Краюшки». Очень полезно, только на хлеб ни хрена не похоже. Вроде пемзы на вкус и цвет. Передовая финская технология. Все нас учат: Америка – демократии; Европа – капитализму. Мутные чухонцы учат хлеб печь, дожились!

Вот тебе на! Зинаида собственной персоной. Мюсли мюслями, а халат не сходится. На ногах вены с палец натоптаны в непосильной борьбе с бедностью. Лицо без штукатурки как непропечённый лаваш. «Когда ты меня последний раз целовал с утра…» Поглядела бы сначала на себя с утра в зеркало, чудо!

-- Т-ы-ыы…т-а-а..ак…себе же-е-елудок … испортишь, То-о-олик….
Зевок. Слово. Зевок.
-- Съел бы…а-а-ах…йогурт…йа-а-а…

Если бы не двойной подбородок, в котором вязнет нижняя челюсть, то Зина могла бы таким ртом яблоки с дерева кушать, прямо с ветки.

-- Чего молчишь-то?! Не с той ноги встал?! – отзевалась, и решила обидеться.
-- Дай поесть спокойно, да? Чего захрюкала? Иди подрыхни ещё…
-- Кто тебе не даёт-то! Ешь… -- на лице возмущение, но чего ещё сказать – не надумала. Головёнка спросонья не варит.
-- Ты мне лучше скажи, где твоя дочь нынче колобродила? А, маманя? – ход конём. Озадачить её, пока не прочухалась.
-- Где…У подруги! Она звонила в одиннадцать, они в клуб уходили…а потом к Алисе.
-- К подруге..ну да, конечно! Хотел бы я посмотреть на эту подругу с большими яйцами. Тьфу!
-- Ты чего, совсем уже?! Думай, чего городишь-то! Она…
-- Думаю, думаю, -- не сомневайся. Сама бы прикинула хрен к носу: ей уже двадцать почти, гладкая, как поросёнок. Какие там подруги, а? Тебе сколько было, когда ты её сродила? Забыла уже, откуда ноги растут?
-- Ну ладно тебе, Толь.. завёлся! Сейчас они умнее, чем мы были…
-- Да уж! Тут ума нужно немерено, это факт.
-- Она и твоя дочь, не только моя. Что я, одна её родила, без тебя, да?!! Ты не при чём?!
-- Ты же думать была должна, не я .
-- Конечно не ты! Тебе ничего, всё по барабану! Ты у нас хозяин, добытчик, а я рабыня Изаура, да?! Пусть все вокруг думают, вертятся, а я только настроение всем буду портить! Ишь как удобно пристроился…
-- Ладно, Зинуля, спасибо за приятную компанию. Пошёл я трудиться. Аувфидерзейн, мать-героиня! Не лопни тут от чувств-с..
-- Хам! Сволочь ты последняя, гад!

Из дома он вышел с твёрдой уверенностью, что жена у него дура, дочь – похотливая дура, а сын полный идиот. Совсем что-то стало погано на душе. Из-за чего он проснулся-то такой подорванный? Что за муть? Сон ему снился, какой-то интересный сон…Забыл о чём, напрочь забыл! Стоя на остановке, он нервно курил третью сигарету, а проклятый сон всё не вспоминался. Что-то такое брезжилось, подкатывало уже совсем близко, но…

….но тут мимо мелькнула, ревя всеми восемью горшками, какая-то чёрная тонированная дрянь, обдав с ног до головы помойной жижей…и он вспомнил.

Вспомнил всё.

Снилось, как зашёл в игровые автоматы. Заведение было знакомо. Мужики с работы поигрывали, сам не рисковал. Зато с интересом поглядывал, потягивая пивко, как другие ловят за хвост фортуну. На его глазах невзрачный мужичонка срубил за десять минут семьдесят штук. Угостил на радостях всё общество. Было остро завидно, и немного обидно.

А во сне он зашёл, не просто так, а решительно. И подошла к нему приятная девушка, из тех, кто обслуживает зал, помогает, стимулирует… «Сегодня играете, Анатолий Петрович?» «Вы меня знаете ?» -- приятно удивился он. «Конечно, -- не мене приятно улыбнулась она в ответ. –мы всё про вас знаем. И сегодня ваш день. Сегодня вы можете выиграть это». Холёная ручка указала на бегущую строку: 1 000 000. «Это что такое?» -- сглотнул он , догадываясь, но боясь поверить. «Джекпот, один миллион долларов. Вы играете впервые в жизни, и сегодня, волею судеб, обязательно выиграете. Смело ставьте любую сумму в любом автомате, и – voila!» Цепенея, он сунул стольник в пасть ближайшего «сфинкса». Барабан закрутился… «Не волнуйтесь, -- прошептала девушка совершенно разлагающим голосом, -- вы уже выиграли. Вы ещё не стары, этих денег вам хватит на то, чтобы начать новую, интересную, полноценную жизнь. К вашим услугам весь мир, и даже я. Только не просыпайтесь, останьтесь со мной…, со мной…,» Последнее, что он увидел -- это приближающееся лицо с зазывно влажными, яркими губами и огромными глазами, в которых бежала вожделенная строка: 1 000 000…1 000 000..1000 0…Автомат торжественно зазвенел, провозглашая момент истины, и он ….

….проснулся от звона будильника.
Редкие прохожие с интересом поглядывали на грязного, с ног до головы мокрого гражданина, грозящего кулаком в равнодушное серое небо, и выкрикивающего страшные проклятия.

Досталось и Господу Богу, и демократии, и Чубайсу. В общем – обычное дело в нашей стране.