Арлекин : Операция

Это одно из тех произведений, которые
выражают полнейшую отрешённость,
соединяя элементы триллера и минимализм
изложения в форме популярного
искусства, что и делает их
гиперреальными. Ибо то, что мы называем
реализмом, заключается в возвышенном
спокойствии, отрешённости, порождённом
технологиями и психическими аномалиями.

Мураками Рю

Во все времена во всех таинствах о минутах скорби и печали едва ли любовью спасти можно той, что снаружи жить не может. Я вспомнил эти слова, которые записала моя жена ещё совсем молодой. Когда мы ещё были женаты. Она позвонила сегодня утром, и всё говорила, и говорила. По мере того, как я понимал, о чём она говорит, росла боль. Повесив трубку, я вспомнил эту строчку из её потрёпанной тетради. У слов появился смысл, а в сердце закололо ещё сильнее.
- Твоему сыну стало хуже, - сказала она.
- Он не приходил в сознание?
- Нет, не приходил. А утром начала падать активность.
- Что врачи говорят?
- Он умирает. Состояние стабильно критическое. Всё, что они могут, это удерживать его в этом состоянии.
- Когда он умрёт?
- Может, через неделю, может, через месяц. Но это уже несущественно.
- Да?
- Ему уже не помочь. Он ни на что не реагирует.
- И что теперь будет?
- Будем ждать. Потом похороним... Приедешь?
- Я не видел его десять лет.
- Девять. Он мог стать совершеннолетним. В ноябре.
- Её нельзя вырезать?
- Нет, она прямо внутри. И продолжает расти.
- Нейрохирурги этого не умеют?
- Он умрёт во время операции.
- Я приеду вечером.
Она начала плакать, и я убрал телефон в карман. Несколько минут оттуда еле слышно раздавались её всхлипы.
Я взял билет на вечерний поезд. Через четыре часа я звонил ей в дверь. Дома был только её муж. Он заварил себе чай. Я попросил водки.
- Ты и так еле на ногах стоишь. Съел бы что-нибудь.
- Где она?
- В больнице. Наверное, опять там заночует.
- В больнице? Он же в клинике.
- Ну да, в клинике.
Он пил чай маленькими глотками и разглядывал меня. Мне захотелось перевернуть стол и вылить ему на лицо кипяток из чайника.
- Зря ты приехал, - сказал он. – Ты не поможешь ни ему, ни ей. И самому тебе тоже вряд ли лучше станет. Я не хочу, чтобы вы виделись.
- Это моё дело.
- Нет, это не твоё дело! Ты посмотри на себя! Ехал бы ты обратно...
Я ушёл из их квартиры, поймал такси и поехал в клинику. Девушка из регистратуры проводила меня в лифт. Мы поднялись на шестой этаж, прошли несколько коридоров, и оказались в зале со стульями. Жена сидела на одном из них. Девушка из регистратуры тихо исчезла.
Я подошёл и сел рядом.
- Здравствуй.
- А, ты приехал.
- В какой он палате?
- Тебя всё равно не пустят. Уже поздно.
- Почему ты здесь?
- Если какие-нибудь новости...
- Его лечащий врач здесь?
- Подходил где-то полчаса назад. Да, наверно, здесь, на работе...
Она говорила всё тише, пока не сорвалась на сиплое бормотание, а потом заплакала.
- Я обещаю... – начал я.
- Не надо, - неожиданно оборвала она. – Уже наелась твоими клятвами.
- Послушай, где мне найти этого врача?
- Он на месте не сидит. Походи по отделению, поспрашивай.
Я блуждал по коридорам, останавливая врачей и медсестёр. Наконец, один молодой санитар указал пальцем на двух стариков в белых халатах.
Я догнал их и представился. Спросил, кто из них врач моего сына. Им оказался тот, что помоложе, лет шестидесяти.
- У вас не найдётся для меня минутки? Я приехал издалека.
- Извините, сейчас я очень занят.
- Когда вы освободитесь?
Он философски посмотрел на потолок. Но быстро понял, что сарказм неуместен.
- Пройдите по коридору, и налево до упора. Там тупичок и четыре стула. Подождите меня там. Я постараюсь подойти через полчаса, но я надеюсь, вы не будете меня винить, если я немного опоздаю. – И он всё тем же философским взглядом окинул ряд дверей в коридоре.
Я прождал его час.
- Думаю, у нас есть минут десять. О чём вы хотите поговорить?
Я кратко изложил суть.
- Вы очень сильно пьяны, - ответил он. – Вам сейчас, конечно, очень нелегко, но вы не должны так пить. Сколько вам лет?
Я сказал.
- Вот видите, вы младше меня, а с виду годитесь мне в отцы. Алкоголизм очень скоро вас убьёт, и это доставит вашей жене новую боль.
- Мы давно в разводе. Но это наш общий ребёнок. Он должен жить.
- Повторите ещё раз, что вы тогда сказали, на случай, если я ослышался.
Я повторил.
- Ну... – подумав, сказал доктор, - теоретически...
- Да вы же делаете такие операции! – взорвался я.
- Тише, тише. Да, делаем, но... Вы пьяны, а потому не осознаёте всех последствий.
- Доктор, ведь это даст ему шанс.
- Да, возможно даст, но вы...
- Вы же даёте какую-то там клятву...
- Всё же я никак не могу этого сделать. По крайней мере, сейчас. Если захотите, мы сможем вернуться к этому разговору, когда вы протрезвеете, и тогда, может быть...
- Я не протрезвею, доктор. А мой сын умрёт!
- Пожалуйста, успокойтесь.
Он молчал минуты две, глядя на кисти своих рук. Потом встал.
- Пойдёмте, - сказал он, и повёл меня за собой.
Мы вошли в приёмную какого-то кабинета. Он попросил меня подождать на стуле, а сам скрылся за дверью. Оттуда послышались приглушённые голоса, но я не смог разобрать ни слова. Через десять минут он вышел вместе с пожилой медсестрой.
- Оформляйтесь, а затем проводите его в операционную. Подготовьте всё. Я всё улажу и приду.
Под надзором медсестры я написал заявление, заполнил и подписал договор и два формуляра, ответил на вопросы в анкете, прошёл тесты и сдал анализы. Мне дали какую-то тряпку, и попросили переодеться.
Я лежал на операционном столе, и смотрел в потолок, поглаживая только что обритую голову.
Пришёл врач, и медсестра ввела наркоз.
- В наши дни только такая вот пьянь способна на настоящий подвиг, - сказал врач. Он говорил что-то ещё, но его голос становился всё тише, и прислушиваться к нему стоило огромных усилий. Я перестал его слушать, и нежился в мягкой вате, пока его голос не исчез совсем.
Проснувшись, я услышал голос своей бывшей жены. Она читала вслух какие-то стихи. Во все века во всех таинствах о минутах скорби и печали едва ли любовью спасти можно той, что снаружи жить не может, - мне снова вспомнилась эта её молодая строчка. Стихотворение, которое она читала, было длинное и грустное, и я дослушал его до конца. А потом открыл глаза.
Она сидела рядом на стуле и листала книгу, выбирая, что ещё прочесть. Я пошевелил тяжёлой рукой, чтобы привлечь её внимание. Она заметила это, а потом наши глаза встретились.
- Сынок! – воскликнула она.
- Здравствуй, мама, - сказал я. – Кажется мне уже лучше.