Arturo : Удачная рыбалка

Часам к десяти стало понятно, что клева не будет. Лопухин, с кряхтением поднялся с корточек, немного помассировал колени. За умение вот так, часами сидеть на корточках, почти не уставая, он получил от друзей кличку – «Таджик».
Кроме закадычного друга с детских пор, Сереги Малова, никто и не знал, что Лопухин приобрел это завидное умение за время отсидки в зоне. Правда, это было очень давно, по-молодости, когда, заступившись за соседскую девчонку, он в запале, в яркой белой ярости, так удачно проломил череп одному из ее незадачливых насильников, что тот, полежав для приличия пару недель в больнице, вроде даже пойдя на поправку, вдруг окочурился. Советский суд выступил негуманно, и Лопухин пошел на зону по вполне приличной статье, что снискало ему, определенное уважение со стороны других сидельцев.

Впрочем, заключение не оказало разрушительного действия на его жизнь, разве, что на его характер. Возможно, именно тюремный и лагерный опыт придал Лопухину уверенность и какое-то непоколебимое спокойствие, весьма пригодившееся ему в жизни потом, когда, освободившись, он сколачивал свой первый капитал, тер терки с бандюками в спортивных штанах, а наличие судимости по серьезной статье придавало ему дополнительный вес в глазах молодых отморозков.
Но бизнес бизнесом, а очень уж Лопухин любил рыбалку – не было больше счастья, чем долгие поездки на рыбалку по всей огромной России, а когда не было возможности уехать, отводил душу с удочкой, где-нибудь недалеко от Москвы.

Солнце, пробившись сквозь туманную пелену, слепило глаза бликами, отражаясь с поверхности водоема, смотреть на поплавки было неприятно. Лопухин поднялся от воды на невысокий бережок, сбросил куртку, закатал рукава клетчатой рубашки. Метрах в ста, левее, сидел Серега, а еще дальше, два других лопухинских друга. Отпив воды из пластиковой канистрочки и прикинув улов, Лопухин расстроился - всего один карасик с ладошку. Даже на уху для четверых не хватит. Настроение было мерзкое.
- «Надо было ехать на платный пруд. Ну, да ладно, фиг с ним! Главное не рыба, а процесс» - подумал он, и почувствовав некую физиологическую потребность, решительно зашагал к недалеким кустам. По мере приближения к ним, потребность все сильнее заявляла о себе и едва не реализовалась сама собой, пока Лопухин судорожно рвал пряжку ремня и снимал штаны.
- Бляяааа, - простонал он, - Чуть не обосрался… Охуеть. Вот, блин, прихватило…..
В этот раз сидеть в привычной позе, располагающей к вдумчивому самоанализу, было как-то неудобно: то ли сказывалась усталость, то ли сама ситуация подрывала силы, однако, философического и вдумчивого отправления не вышло. Поднявшись, он оглядел содеянное. Содеянное наглядно свидетельствовало о проблемах пищеварения.
Стремясь скорее покинуть негостеприимное место, Лопухин торопливо пошарил по карманам штанов. О, дьявол, а где ж бумага? В карманах было много всякой всячины: ножик, коробочка с крючками и прочим рыбацким припасом, моток лески, всякая хуета.
- «Надо позвонить Сереге» - пришла спасительная мысль – «Черт, а телефон-то в куртке!»
Стоя со спущенными штанами, чувствуя себя крайне неуютно, Лопухин собрался голосом и заорал: - Серега! Серега! Серега не отзывался. Попробовал еще разок. Эффекта никакого. Идти со спущенными штанами или одевать штаны в надежде их не попачкать совсем не хотелось.
- «Ладно, хрен с ним» - подумал Лопухин и сорвал с чахлого кустика горсть листьев. Листья были какие-то неприглядные: узкие и серовато-серебристые. Как называлось это дивное произрастание, Лопухин не знал.
Листья не смогли создать достойной преграды и пальцы провались.
- Блядь! – ругнулся раздосадованный Лопухин – Твою мать!
Перепачканными…бррр…пальцами он сорвал еще листьев, кое-как подтерся, а следующей горсточкой вытер пальцы. Ругаясь и чертыхаясь, натянул штаны, застегнул ремень, и всем нутром ощущая неловкость, досаду и раздражение, через лужок пошел к удочкам.

Спустившись на бережок, вытащил удилище, очистил от склизкого, размякшего теста крючок и нанизал на него новый кусочек, оторванный от большого комка теста. Забросил удочку, а пока нагибался за второй, поплавок только заброшенного удилища лихо заплясал и ушел в воду. Лопухин схватил удилище, подсек и после приятной борьбы вытащил очень приличного карася.
Насадил заново. Забросил. Оба поплавка немедленно заплясали. Пока вытащил одно удилище – попался очередной карась, лесу второго увело в коряги и оборвало. Отложил оборванное в сторону. Насадил – забросил - клюнуло – вытащил - карась.
Заметив его возню, подтянулись кореша.
- Эй, Таджик, ниче себе! – завопил с подходу Малов – Охренеть! У нас ни поклевки! Ты на что ловишь!
- На говно. – ответил, сообразивший в чем собственно дело, Лопухин.
- Жень, тебе что, жалко сказать? – надулся Малов.
- Блядь, правду говорю! Клянусь! – и рассказал, как было дело.
Отсмеявшись, друганы затосковали. Идти в кусты и совать в жопу пальцы им вовсе не хотелось. Нет, половить рыбу им хотелось, а вот мазать извлеченной таким образом присадкой, тесто, не хотелось.
- Слышь, Жень, дай немного, а? - сообразил Малов, - Охота попробовать.
- Да возьмите, не жалко – великодушно протянул пакет с наживкой Лопухин. Схватив пакет, обрадованные рыбаки, почти бегом понеслись к удочкам.
Лопухин, посмотрел им вслед, почесал нос и лег спать, подложив под себя полиуретановый коврик и укрывшись курткой.

Проснулся он оттого, что его потрясли за плечо. Просыпаться не хотелось, под курткой было тепло и уютно. Лопухин сел на коврике и потянулся. Возле него стоял улыбающийся Серега.
- Вставай Жень, пойдем уху есть, как раз готова – Малов почесал под бейсболкой стриженую голову, - Ребята сказали, чтоб тебя будил.

У бережка дымился костерок, а над костерком висел закопченный котелок. Ароматно пахло ухой, настоящей, приготовленной на живом огне.

Лопухин поднялся, потянулся еще раз, да так, что затрещали позвонки, и пошел к костру. Поглядел на улыбающиеся лица друганов, улыбнулся в ответ. Заглянул в котелок, где доходила до нужной кондиции янтарная уха, и несильно, без замаха, ударил по нему ногой. Котелок опрокинулся, уха вылилась и затушив костерок торопливо впитывалась в землю. На потухших углях шипели куски рыбы, плавился лавровый лист.
Он улыбнулся в обескураженные лица, отошел от кострища, вытащил из своего рюкзака, два пакета с домашними припасами, сложил их на расстеленную газету.

- Вот теперь пообедаем! – бодро заявил он, - И марш всем руки мыть!