0rel_reshka : Быстрее жизни только смерть

Как эпиграф: Это все, что мы сделали здесь друг для друга... (с)

Мы звали ее Макс. Обычно Макс жила на чьей-то даче, на кухне, на полу в детской, в пустой комнате, пока не въехали квартиранты. Не больше двух-трех ночей на одном месте... По утрам она брила лицо, потому что это в любом случае проще и эффективнее, чем депиляция. Она не ела ничего с косточками и почти ничего с семечками, панически боялась трамваев, носила с собой стеклянную баночку с «Туо Ча» и никогда не пила другого чая. Запястье ее правой руки было перевязано красной шерстяной ниткой (от ревматизма и сглаза), а на голове практически в любую погоду красовалась странная шапочка неопределенного цвета и фактуры. Она играла на трубе так, что соседи стучали в стены и кричали: «Пожалуйста, еще! Еще и громче!» Мы все звали ее Макс. И если бы ее фамилия была не Максимкина, а, хоть, например, Столярова, мы бы все равно звали ее Макс.
– Я сейчас в бассейн, а потом к вам, – орала она в трубку, – так что буду поздно. Детей укладывайте и не говорите им, что я приду. Тебе что-то... Так, погоди! У меня Сахин телефон.
- Аллёй? Аллёй? Вам кого? Саху? Саху убили... Да, вот так. Вы, блядь не знаете, как людей убивают. Сами идите вы на хуй. Заебали блядь. Надавал телефонов каким-то прошмандовкам. ЗвОнят теперь...
- Это я не тебе, прости. Я говорю, давай, я возьму что-нибудь? Пожрать или, может, выпить. Ой, погоди, опять...
- Аллёй? Аллёй? Привет, лапа, а чё на Сахин? А, ну, да... я говорю... Слушай, лапа я в бассейн, хочу поплавать подольше, а потом на Пражку, ага... Нет, я не попадаю, ну, давай ты сам, лапа, ну, ты большой уже... Ну, очень надо. А ты ехай прямо сейчас, как раз к десяти уже дома будешь. Ну, представь, как ей там тяжко? Давай-давай, ехай, ага...
- Ну, чего всё на мне, а? Ведь здоровый уже бугай не может съездить бабку проведать... да, ё-моё... погоди...
- Аллёй? Тим, только приготовься, Саху убили... Ага, тоже... Да, Тим... Ну, прости, сразу не сказали, а как бы мы сказали?... Да мы тут сами все...
Я висел на телефоне, ожидая пока Макс выполнит свою миссию, теперь ей приходится отвечать на все звонки двоюродного брата Саши, которого совсем недавно застрелили...
- Ага, извини, это Тимофеев, помнишь? Лысый такой, я твою сестру еще с ним познакомить хотела? Помнишь?
- Помню, конечно.
- Так чего везти?
- Ничего не надо, давай, главное сама приезжай. Ужин у нас есть нормальный, а выпивку, смотри на свое настроение, хорошо?
- Ладно, соображу что-нибудь, пока!
Я шепнул жене, что Макс сегодня ночует у нас и, чтобы она не ворчала, пошел мыть посуду. Ничего не поделаешь – Макс часть нашей жизни, приборчик, измеряющий нашу порядочность, то, насколько мы еще готовы отвечать за красивые слова о настоящей дружбе.
Жизнь лупила эту девчонку с удивительной непостижимой жестокостью. Все началось с того, что в двенадцать лет она осталась без родителей. Я помню, как в наш класс вошла бледная, как полотно завуч и вызвала Макса к себе. Мы подумали, ну, мало ли, что-то начудила, как всегда. Но когда классуха сообщила новость нам всем, почему-то я не удивился. И тогда впервые пришло вот это чувство судьбы. Мне показалось, что так было всегда, что она всегда была какой-то обреченной.
Мы взрослели, девчонки как-то сами собой отходили от нашей компании, только Макс всегда оставалась в раду «своих пацанов», а благодаря выраженной брюнетистости у нее даже усики начали пробиваться. Возможно, были в ее крови какие-то южные корни, потому что с возрастом «мужских» признаков становилось все больше, при том, что ориентация у нее была самая что ни на есть традиционная. Еще одна несправедливость – ей бы парня хорошего, но никто из нас не мог перешагнуть через себя.
Все это время Макс жила с бабушкой и семьей своей тетки – родной сестры матери. В этой семье помимо самой тетки были ее дети – два брата Лёха и Саха. Леха – отъявленный бандит и хулиган, а Саха – отличник и тихоня. Едва достигнув совершеннолетия Лёха решил заняться бизнесом, в качестве начального капитала использовав Максову квартиру. Макс, доверявшая ему, как пролетариат Ленину, без колебаний согласилась расстаться со своей единственной собственностью. Леха оказался не дурак, и бизнес у него попёр только в путь. Он разбогател, женился, родил сына, того самого бугая, с которым Макс как раз вела разговор из маршрутки, купил машину, квартиру матери, квартиру себе, только вот до покупки квартиры для Макса как-то дело не доходило.
И вот однажды, когда ничто не предвещало беды, ее вообще редко что-то предвещает, Лёху нашли на улице с аккуратной дырочкой в затылке. Говорили, что он шел от любовницы. Говорили, что это ее ревнивый муж. Говорили, что это конкуренты по бизнесу. Говорили, что это наркодельцы. Говорили много. Но самое страшное оказалось совсем не это, а то, что Саха решил занять место брата. Макс была в ярости. Но ничего поделать не смогла.
Сахе угрожали, на него нападали, его доставали, как могли, однако он выстоял, и все пошло довольно гладко и спокойно. И вдруг, когда опять же все только перестало предвещать беду, Саху тоже убили. И дальше произошло нечто совсем уж непостижимое – Макс стала на его место. Мы все: ее друзья, наши родители и жены, которые воспринимали Макса не иначе, как нашу всеобщую родственницу, дружно крутили пальцами у висков и отговаривали ее влезать в это дело. Но она была упряма и практически невменяема.
И вот я стоял и мыл посуду, сосредоточенно придумывая аргументы, чтобы уговорить ее бросить все, вернее все продать, на полученные деньги купить себе квартиру, а остальное отдать родственникам, пусть делят. А Макс тем временем ехала в бассейн. Плаванье – это было то единственное, что было в ее жизни стабильным. Обязательно хотя бы пару раз в неделю она отправлялась в спорткомплекс, за что даже именовалась у нас одно время Русалкой.
В общем, скажу откровенно, не было у меня никаких предчувствий. Когда ее убивали, я думал о ней, как о живой, ждал ее в гости, искал в шкафу ее любимый чай. Смерть наступила мгновенно – у киллера было очень мало времени, всего пара минут, пока она шла по неосвещенному участку дороги.
Говорили, что его наняла Лехина жена, потому что она хотела всем завладеть сама. Говорили, что это любовник Лехиной жены, который последовательно истреблял всех родственников. Говорили, что это конкуренты. Говорили, что это кровная месть.
Мы сидели на поминках и тупо напивались, не глядя друг другу в глаза. Молчали так, что скрипели зубы. Болью закусывали водку, как хлебом. И когда все уже были как следует угашенные, Витек, повернулся ко мне и сказал, не потому что хотел что-то сказать именно мне, а потому что я просто сидел рядом. Так вот он взял и сказал:
- Понимаешь, ей не было тут места, я не о том, что жить было негде, просто вообще места не было своего…
Я всегда недолюбливал Витька, а последнее время особенно. Но дело даже не в этом, и не в его словах, я и сам чувствовал, что он в чем-то прав. Я просто взял и со всего маху сунул ему кулаком в лицо. Не потому что ненавидел его. Мне просто хотелось, чтобы кто-то ударил и меня.
Мы звали ее Макс. Мы ждали ее вечерами. Наши дети любили ее и почитали за добрую фею, подарки от которой можно было найти утром под подушкой. Она и сейчас приходит к ним во сне. И они точно знают одно, что Ангел, который бреет усы, ругается матом и играет на трубе – это самый светлый Ангел.