Хоррор Оркестров : Не дразнил бы старших, умник.

Традиционный стремительный приём пищи. Чай с хлебом, колбасой и сыром. И маслом, естественно и органично входившим в рецепт самого народного борца с голодом. Давился я не от голода, а от ограниченного времени. Надо было куда-то. Чтоб не тратить время на два, а быстро забить яму одним, бутер сделан был огромным, с усилием входившим в хлебало автора.
На кухню вошёл отец, и налил себе чаю. Чай мон папа любит пить с чтением журнала «Рыболов-нацмен». Девичья фамилия журнала - «Рыболов-спортсмен», но моё прочтение названия лучше. И остальным больше нравится. Тем более, это тонкий намёк на наше место среди коренной нации.
Я — ем, отец — читает.
Какая-то статья закончена, и папа неуловимым движением даёт съехать очкам на кончик носа. Взглянув поверх оптики, замечает мои переживания, и физические мучения. С выражением бурятского ламы на лице начинает рассказ:
- Как-то раз на рыбалке, - из-за возраста, радикулита и того, что любимое место рыболовного отдыха теперь заграница, бате стоило бы начать «давным, давно», а ещё лучше «давным давно, в некоторой галактике», - проспали, и пошли уже под вечер. Чего на жаре там делать? Сидим на крыльце, пьём себе тихо. Ждём вечера, а мимо нас местные с удочками. Мы думаем, куда это они? Неклимат для рыбы сейчас. А они уже и прошли, мы и спросить не успели. И довольные такие пошли, радостные... ну мы допили, и на обед. После друшлянули часа два, в домино срубились, и собираемся. Пошли, разошлись по местам. Сидим. Клёв вялый, но обратно не пустым пойду. Начинаю собиратся, а тут — клюёт. Я осторожно так только начинаю, а тут в тишине: «Кум, а кум!- Чавоо? - А самагонки у тя не остаалось? - Зачеем? - Тятя кашляюуть! - Неее!» Ну думаю, что ж ты орёшь, ебанько, под руку. Но сам за поплавком слежу. А тут снова: «Кууум! - Ну чаавооо? - А мыла у тя неет? - Анахуяаа? - Да тять чихнули, и всралися!»
Я давлюсь окончательно. Но не до усрачки, а так. С чаем из носу.
- Так я сразу и подсёк, и — лящ! Килограмма четыре! Или около, но не меньше. И сразу ходу к домику — там с рыбалки только одна дорога, все через нас ходят. Поздравить тех, дневных, а больше некому, с уловом! Остальные меня по дороге догнали, - остальные батины друзья-рыболовы это просто эпос, - прибежали и сели на крыльце. Ждём. Так и не дождались. Может и не они были.
К этому времени я уже справляюсь с едой, вытираю слёзы и сопли с лица. Мы сидим и смотрим друг на друга. Нам не нужно слов. Это его контрудар за «Рыболова-нацмена».
Отец встаёт, и уходит, оставив журнал на столе.
Он доволен.
Я замечаю что журнал не свежий, а примерно того времени, когда я начал это подрывное издание так называть. Ловко.