Азиат : Деревня проклятых

ДЕРЕВНЯ ПРОКЛЯТЫХ

ГЛАВА 1
«Собирайся, народ,
На бессмысленный сход
На всемирный совет,
Как обставить наш бред
Принять волю свою
В идиотском краю...»
Янка
Погожим утренним часом, дедушка Намто стоял на пороге своего дома, и глядел на восходящее солнце сквозь горлышко зеленой бутылки.
- Инда, весеннее солнышко! - дедушка Намто лыбился беззубым ртом и счастливо покряхтывал.
- Пить дать, весна скорая будет!
Дедушка вообще любил смотреть на мир сквозь призму предметов. Мир становился другим, более привлекательным и весёлым, новым и неизведанным. Но, чаще всего, дедушка Намто смотрел на него сквозь призму бутылки; жизнь заставляла.
Жизня наша - поиск бесконечный! Поиск наслаждения, и источник его - сосуд желаний. А где этот сосуд найти, неведомо и скрыто тайной! Откровенничал он иногда бабке Каланихе, своей соседке. Хотя дедушка Намто давно нашел свой сосуд наслаждения, и прикипел к нему всей своей простой и светлой душой.
- Эхма! Деточки! Голубчики сизые! Слушайте дедушку внимательно, он плохого не посоветует! - говорил он иногда облепившим его детям, и похлопывал их; кого по головке, а кого и по упругой попке. Весельчак был дедушка Намто. Детей любил!
Но с недавнего времени, запала в его светлую стариковскую душу одна заноза. Варфоломея с дома напротив. Уж, какая видная девка из себя! И коса, и ноги с руками, а что говорить про всё остальное... Покой потерял дедушка, сказился! Три ночи не спал подряд, в думах находясь, не мылся даже. Четвертого дни решился, помылся с мылом, кальсоны свежие надел и побрился. На лацкан пиджака нацепил медальку "За отвагу на пожаре", опрокинул чекушку для храбрости, и сорвавши у соседки Каланихи два последних георгина, отправился к Варфоломее делать амурное признание...........

Когда до факта совершения преступления, которое ох как не ценится в российских зонах, оставалось каких-то пару минут, необходимых для снятия кальсон, снятых в 1917 году с лощеного белогвардейца, дед Намто зацепился взглядом за раскрытый холодильник. А там! Там призывно белела запотевшая бутылочка самогоночки, чье горлышко (для придания специфического ароматического антуражу) было аккуратно заткнуто прокладкой "Либрез".
- Ох уж эти капиталисты! Понапридумывают херню всякую! - приговаривал Намто, зубами откупоривая бутылку, что ты делаешь? козел старый!!! - с этими словами Варфоломея бросилась на деда.
- как что? пью!!!
- Ну, ты и гад, я тут без чувств лежу, жду! А ты хрыч старый, быстрей беленькую спасать - обиженым голосом сказала Варфоломея!
- Ежели не я её спасу, то кто тогда? - сказал задумчиво Намто
Ты хрычара совсем из мозгов выжил, а меня кто спасет? - сказала Варфоломея с трудом сдерживая слёзы ......И тут дедушка нашел повод для небольшой лекции для Варфоломеи. Дабы отвлечь ее и от секса, и от той бутылки самогоночки, которую он уже допивал.
- Знаешь, Варфоломеюшка, - начал он многозначительно, - при всем моем уважении к твоим увлечениям урологией и борьбе с радиоактивными отходами, о чем ты периодически выступаешь в нашем сельском клубе с лекциями. Ну, портал, по - современному. Хочу сообщить тебе, что ежели в наше село приедут толпы пожарников, то добру не бывать. Ибо издавна пожарниками называли погорельцев. А вот пожарные - это совсем другое дело.
И ткнув пальцем куда-то в небо, Намто сделал последний глоток из бутылки. Немного подумав, поставил, пустую тару обратно в холодильник.
- Сдашь, пойдешь. Десять-то рубликов, чай, не лишние! И с чувством выполненного долга, перед беленькой, Намто подался дальше, по дороге он ещё хотел зайти к своему давнему корешу, с которым ещё сегодня не виделся!
по короткой тропинке, которая была проложена... Когда же она была проложена? - вдруг призадумался Намто, и он начал вспоминать…

ГЛАВА 2

Дедушка Намто был гарный хлопец! Ежиковастый!
Помнится, бывало, крикнет как, аж поносится! Иде токмо не кидала жизня дедушку! И в Салехард, и в Далянь. Битый был дедок, и серьезно.
Комсомольцев он не любил, пидорковатыми обзывал. Но, к девкам отношение особое имел, любовное.
- Иде девка возляжет, мой черенок скажет!
- И куда девка подыться, черенок навостриться!
Ёлковатый был дедушка Намто. Короче тертый был калач. Но была у него одна беда. В молодости доил корову, а она душа заблудшая отдавила дедушке ногу. С тех пор палец на ноге (большой) опухал и пах сыром Рокфор. От чего девки его не любили, а собаки кусали. Собак дедушка гонял, а девок заманивал. Бывалоча, купит леденец и вопрошает; А КТОСЬ СЛАДКОГО ХОТИТЬ? Девки те заразы иной раз поведутся, а иной и нет! Оплюють дедушку и осабачат, что и черенок не стоит! Но, дедка мужался, крепился и ругался с девками: прощелыги вы и недопятки! - скаженные одним словом! А черенок поднимался... поднимался то он, поднимался, но не до конца. Дедушка был еще не очень старый не совсем еще пердун. Так, полупердун. Какие только он мази не использовал и не втирал, ничего не помогало.
А без черенка к Варфоломее не лезь. Куда там!!! Бывало, придут к ней по молодости хлопцы, а она уж на черенок смотрит и с калибром своим сравнивает. Беда, в общем. Но прослышал Намто, что соседка Каланиха по большому секрету сказала: чтобы черенок не подвел - мазать его свежим навозом! И не простым навозом, а и с под пегой коровы! Собранным в полнолуние, и разведенным самогоном в пропорции 5050 с её, (Каланихи) самогоном. Что до самогонки, то проблем не было. А с навозом пришлось попотеть. Пегая корова у кузнеца Никифора токмо была, и вредная зараза аж жуть, да и кузнец не хуже коровы был... Бывалоча после бани в субботу, в настроении, накатит самогонки (у бабки Каланихи), и давай к корове домогаться, что рёв на всю округу, и разврат тож. Дедушка Намто кузнеца то подпоил, но не до конца! И вошедши в хлев за навозом, был перепутан с коровой Никифором…вот только деду, не впервой было, когда его с кем-то путали. Еще лейтенант Расстегаев, будучи командиром взвода разведчиков во времена Второй мировой войны, периодически натягивал своих подчиненных. Тех, кто при этом орал матершинные слова на русском языке, гнал взашей. Дескать, выдашь себя при первом же акте с фашистами (ведь и девушкой придется переодеваться, и скотиной какой). А тех, кто терпел, да лишь мычал, всегда благодарил за героизм и продвигал по службе. Так вот терпел дедушка Намто, и поминал летёху Расстягаева, на чем свет стоит, отважный был дед. Запердык моя пердычница! - про себя говорил.
Инда не взопреют озимые, как разколдобиться! Пропрется, и уляжется...Никифора, дедка отбил, но корова навозу не давала! Уж черепердык эту корову! И дедушка Намто отважился сделать корове клизму, двухведерной кружкой Эсмарха, да не подрасчитал.... Корова терпела долго дедушкины потуги, заревела медведем, да и лягнула дедка в причинное место! Потом выламавши хлипкую стайку понеслась галопом по деревне не хуже рысака орловской породы и была такова. А дедушка Намто от удара копытом, обделался. Но нет худа без добра! Поползав по сарайке в поисках кусочка навоза, дедушку осенила прекрасная мысль! А что, если вместо навоза использовать собственное гавно! И луна полная, и самогонка имеется! Подтянув штаны, дедушка отправился домой, поминая недобрым словом корову, бабку Каланиху, кузнеца, и развратных девок. Смеркалось. Пришедши до дома, дедушка Намто встрепенулся. Тяпнув самогонки для храбрости, принялся разводить адское зелье. Уж черепердык твою перепердык! Матом крыл дедка Каланиху, но зелье вмазывал. Щипало и жгло по коннски! Но дедушка стойкий был. Недаром он в гражданскую, спасаясь от красных, сидел три дня в колодце. Выдюжил. Хоть и черенок сам не свой стал. Совмещая втирание зелья и принятие бабкина самогона, и также чередуя всё это с табакокурением,
дедушка не заметил, как наступил вечер. Слышались звуки гармошки и заунывное пение девок, а также мычание коров и маты безногого пастуха Ефимки, которому опротивело ковылять целый день на култышке по говнам и хотелось в баню. Черенок звенел как струна.
- Эй, Ефимка! – А что, где девки сегодня гуляют? Спросил дедушка Намто, ёрзая на скамейке.
- Известно где! У братьев Булкиных.
- А чавоито у них?
- Известно что! Младший то Булкин на суд в район едет, вот и пьют третий ден!
- А чавоито едет?
- Известно что! Младший то Булкин, на Троицу, сел на пьяный на трактор, да, поехал в Припеево, на танцы. А Припеевские мужики крутые по нраву, измордовали его и трактор отобрали. Так он на следующий день приехал к ним на комбайне, и ну давай их гонять! Снёс курятник, овин, да огороды им покосил. И, если не свалился бы с моста в реку, ещё много чего наделал. Вот теперь его судить будут за потраву и вредительство. Да ещё у председателя жены выкидыш случился, вот и моральный ущерб к тому же.
Сказав это, Ефимка сплюнул, матюгнулся и, заорав на тупых коров, поковылял дальше. Стемнело.
А дедушка Намто тем временем стал собираться на вечеринку. И по прошествии некоторого времени он вышел на улицу в синих плисовых штанах, рубахе в огурцах, сыромятных штиблетах и в картузе с треснувшим козырьком. В общем, зрелище было достойно венецианского бала. Маску заменяла игривая красно-синяя рожа дедка с клочковатой, рыжей бородой. Единственное что мешало – торчащий черенок. Но дедушка подвязал его к ноге верёвочкой. И в таком виде наш герой, источая гормоны и флюиды, а также альдегиды самогона пошёл прямиком на хриплый вой девок.

У Булкиных было людно. На завалинке сидело штук пять девок в платках, старший Булкин дремал у бочки с брагой, средний невпопад играл на гармошке « Эх Самара городок», младший выделывал хитрые коленца, а девки выли.
- Что воете паскуды, хороните чтоль!? Ревел изредка старший, отпив из ковшика.
- Ить жалко бедного, в сибирях не сладко!
- Типун вам на язык! Сибиря! Доказать ещё надо!
- Презумция невиновности! Дуры! Ииииииии!
Вечор добрый! – Дедушка отворил калитку и стоял кося глаз на бочку
- Добре и Вам! Заваливай! - Браги хошь?
Да и не откажусь! – Падкий был дедок до браги
И поехало! После трёх ковшов дедок был в апогее веселья. Средний Булкин грянул «Камаринского», младший, окончательно уморившись, упал в навозную кучу, а старший для удобства принятия спиртного залез в чём был в бочку с брагой. Девки заголосили. Дедка закружился в лихой пляске, но, тут не кстати у него развязалась верёвочка, и черенок встал во всей своей красе порвав проетые молью плисовые штаны. Воцарилась тишина. Тишина длилась недолго. Она была нарушена истошным воплем девок. Прикрыв глаза платочками, девки стали носиться по двору, не находя выхода. Между ними бегали куры, собака Люська, средний Булкин с гармошкой и дедушка Намто со звенящим как дамасская сталь черенком. Хмель окончательно взял его в свои объятия, и, дедушка, проскользив штиблетами по навозу, попеременно пытался ухватить то девок, то братца Булкина, то собаку Люську, а иногда и кур. Ко всему прочему, старший Булкин восстал из бочки как птица Феникс, и, потрясая ковшиком, стал цитировать Евангелие от Матфея.
- А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной! (глава 5, стих 22)
И тут как глас с небес раздался голос пастуха Ефимки
- Здорово будете! Не помешал?

ГЛАВА 3

Наши дети - буквы в Интернете,
Вот где наши дети!

Ефимка, разогнавши коров по дворам, помылся в бане, надел чистое исподнее, и, очистив от прилипших говнов свою култышку, пошёл к бабке Каланихе, где имел непродолжительную и доверительную беседу. После которой он вышел от бабки повеселевший, полный радужных надежд и с оттопыренным карманом своей кацавейки.
По дороге на вечеринку Ефимка несколько раз останавливался и, достав из кармана кацавейки бутылку с подозрительно жёлтой жидкостью, делал пару глотков. За неимением закуски Ефимка жевал подорожник. После нескольких таких остановок Ефимка вид имел благодушный, взгляд на жизнь оптимистический, а зрелище представлял разнузданное.
Неожиданное появление колхозного пастуха внесло некоторое спокойствие. Девки зажались по углам, средний Булкин встал как вкопанный, собака Люська шмыгнула в будку, лишь дедушка Намто кружился посреди двора в диком танце, да старший Булкин продолжал вещать из бочки.
- И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники? (глава 5, стих 47)
Ефимка осоловело смотрел на скулящих девок, дедушку, младшего Булкина в навозной куче и не понимал откуда доносится странный трубный голос. Положение спас средний брат, окативший дедушку ведром воды. Дедушка осел на землю и немного пришёл в себя.
- Братцы вы мои! Да что это делается! Опоила ведь меня старая карга!
- Ври больше чёрт старый! Знаем мы тебя!
- Истинный крест, опоила! – и дедушка перекрестился на звёздочку в небе
- Врёт, точно врёт! Я сам токмо поллитровку раздавил ейную, и ничего!
- Да ты глянь на себя Ефимка! Морда то зелёная, чистый вурдалак!
С Ефимкой и впрямь творилось что-то странное. Лицо у него позеленело, язык вывалился, и к тому же он непрерывно испускал газы.
- Ведьма она! Каланиха. Пошли к ней, покажем старой почём фунт лиха!

По тёмной деревне шли четыре человека. Впереди процессии шел дедушка Намто, выставив вперёд бороду и придерживая черенок, средний Булкин с порванной гармошкой и старший, поя псалмы и подняв над головой ковшик. Шествие замыкал Ефимка, ковыляющий на култышке, роняя капельки зелёной слюны с языка на дорогу.
А в это время на другой стороне деревни проснулся дояр Егор. Надо сказать, что спал он двое суток без просыпа, так как пил четверо. Его посетила одна мысль -
-Я проснулся в понедельник, значит во вторник на дойку. Но в среду обещают дождь и до коровника не дойти. Да, на хрена тогда вообще нужно идти... Не лучше ли… Но ход его мыслей был нарушен пьяными воплями проходящих мимо Ефимки, Булкина и Намто. Додумав
- Скажу на работе, что меня похитили инопланетяне и отпустили на пять минут предупредить начальство..., Егор выскочил в одних портках перед проходящими. Вид его был страшен. С куском колбасы (которой он закусывал) свисающим изо рта, он был похож на вампира. Лицо синело в темноте.
Егор был личностью незаурядной. Еще в юности он пропил переходящее знамя колхоза и свою жену, (продал цыганам) за 1 р. 20 коп. С тех пор пил не переставая, просыпаясь в самых неожиданных местах – на столе у председателя, в чистом поле, в чужом туалете и между ног у Коланихи которая, таким образом лечила его от пьянства. Продукт производства, т. е. молоко не любил, предпочитая, стакан браги и бычки, которые собирал близ грязевого источника, куда повадились новые русские лечить целлюлит.
Намто поразил ужас. Ефимка упал в ноги Егору и бил поклоны, призывая Люцифера, в свидетели. Один Булкин был не худого десятка. Размахнувшись гармошкой с визгом пьяного мастера ушу, он обрушил ее на голову дояра...
Егор сразу все вспомнил. Как проглотил кирпич в 6 лет и разбил унитаз... Как хотел стать космонавтом и для тренировки вестибюлляра переломал все детские качели... Вспомнил и любимую телку Машку, с которой жил уже 3 года душа в душу... Жизнь неслась перед глазами. Булкин бил Егора жестоко, со смаком. Изредка, переводя дыхание, он говорил -
- Шастают черти, балдёж меня подери!
Ефимка, окончательно спятив от бабкиной самогонки с подорожником, ползал вокруг них и собирал камешки с земли в рот. Когда рот переполнялся, он сплёвывал их, и тихо урча, начинал всё заново.
Тем временем старший Булкин проповедовал
- Ибо алкал Я, и вы дали мне есть; жаждал и Вы напоили меня; был странником, и вы приняли меня! (Матфей, глава25, стих 35)
Тем временем дедушка Намто пробирался огородами к бабке Каланихи. Отбиваясь от собак, он уверенно шёл к своей цели. Но, у речки, на пути его встретилась банька. В оконце был свет, а из трубы несло дымком. Дедушка заглянул в оконце, и, черенок опять зазвенел! В баньке, мылись доярки Глашка и Земфира. Ладно бы мылись, а то и блядством это назвать дедок не мог! Глашка, рыжая, стояла «раком» на полке, а Земфира ублажала её посредством черенка ковшика, обильно смазанного хозяйственным мылом, анально. Глашка выгибалась как кошка и стонала, а Земфира всё яростнее работала черенком ковшика, от усердия иногда пуская в пол тонкую струйку мочи. Дед смотрел недолго. Проведя аналогию: черенок – черенок, он распахнул дверь, и зашёл в баньку в клубах пара. Блядство приостановилось... Сказка сказкой, Каланиха там, да Намто, Егор да другие жители подорванной деревни... Да ведь красота то, какая вокруг!!! Какие люди!!! Какие характеры!!! Хоть и башня на одном гвозде держится, а радуются жизни смерды. Да что еще русскому человеку в деревне делать? Удивительно, ведь принципиально одна конструкция, но у арабов получится кальян, а у русских - самогонный аппарат. Вынашивать планы антиглобализации или наоборот порабощения мира при второстепенной помощи эскимосских племен?
Ан нет. Был и такой человек. Бывший студент, а ныне убежденный эзотерик Яша. Все существо его жаждало знаний, но так как он плохо учился, а еще меньше читал, то знания его напоминали неудержимый понос. Понос лился без ущерба для головы. Например, Яша часто опускал голову в ведро с водой и прислушивался. Он четко знал, что если в голове звучала музыка-это Садко, а если лай-это Му-Му. Когда вода из ведра выплескивалась, он знал, что воду вытеснил Архимед. Его эксперименты с дикорастущими травами внесли еще большую путаницу в миропонимание. И даже пришлось обращаться к доктору, которого даже Каланиха звала Бляболит. Так вот Яша был внуком Каланихи и яблоко, как говорится, недалеко упало. Его отчислили из института на второй день, за то, что он ворвался в деканат, подошел вплотную к декану и стал нервно орать ему в ухо - "Они уже здесь!!! Они уже здесь!!!". Однако на деревне его считали человеком ученым, так как он изучал английский по комиксу, кем-то забытому на вокзале. Сам же он считал ,что правильно наша планета называется-«The Мля», а пьют окружающие от того, что произошли от лошадей. Короче индивидуум был Яша.

ГЛАВА 4

Вечер выдался тихий, если не считать стонов Егорки изнуряемого побоями. Каланиха открыла шифоньер, в котором обычно ночевала и порскнула до ветру. Неумолимо, мерным солдатским шагом пьяная компания во главе с Намто приближалась к ее дому. Тут с микроскопом в руке вывернулся из кустов Яша. Каждую ночь он ходил с ним смотреть на луну.
- Туман то, какой вокруг, вы не находите? Его вопрос повис в воздухе, в котором физически чувствовался приближающийся пиздец.
Потерев зудящие гениталии, Намто отхлебнув из горлышка, вдруг заревел. Песня была старинная, солдатская и боевая и страшная.
"Если взять кило водяры, да пол литра закусона
И дыхнуть марихуаны правым глазом, через нос
То придет Иосиф Сталин, без руки, но семиногий
Он взмахнет забавно хуем, и попросит папирос..."
Яков и так пребывающий в постоянной безысходности и рукоблудии, совсем потерялся. Каланиха услыхав боевую песнь все поняла и рванула напрямки, на выселки, но, сослепу поскользнувшись на коровьем дерьме упала в объятия Егора, который медленно приходил в себя.
Верив в мысль, что приборы обеспечивают впечатление занятости и вседозволенности, остальные участники перехода ломали и яростно рвали зубами микроскоп, вымещая на нем злость и чувство неотвратимой беды. Яков смотрел на любимый прибор, утешая себя мыслью, что все это очень хорошо помогает от клаустрофобии.
Оголтелый луддизм был прерван Никифором.
Никифор был странный человек. Ладно, что он завёл себе один из первых на селе граммофон. Никифор был подвержен страсти к скототоложеству. Лет так пять назад, он пригрел на своей груди двухголовую свинью мутанта. Холил её и лелеял, убирал навозец. И по прошествии трёх лет - полюбил! Полюбил, как в омут канул. Свинячья любовь – жестока. Никифор скрывал свинью в подвале. Кормил её ночью. И, вообще предпринимал все меры предосторожности. Раз в декаду, он ездил в район, в секс – шоп. Там он покупал эротическое бельё для свиньи, а для себя – виагру. По приезде домой, Никифор принимал пять таблеток виагры, запивал их самогоном Каланихи, и доставши балалайку, наигрывал. Наигрыш был полной импровизацией. Походило это на то, что если бы Гарри Муру налили стакан водки, дали понюхать кокаина, и заставили сожрать пайку «тарена», то и тот бы не сумел так виртуозно изъебнуться. Никифор терзал струны в ми мажоре, а свинья хрюкала в такт музыке. Бельё висело на свинье мешочком и херилось. Никифор жаждал.
В это время в деревне раздался звук автомобиля. Не то чтобы жители не знали, что такое автомобиль - просто в деревне их отродясь ни у кого не было, да и зачем? Народ никуда не ездил, где пьют, там и дерутся, а что еще надо для нормальной жизни?
Прямо к сельсовету подкатила машина с непонятными шашечками на дверце.
- это Феррари? - умно спросил Намто.
- нет, это Бентли! - так же умно ответил водила, еле сдерживая смех.
в это время задняя дверца распахнулась и из нее вышел...
- Зоргич! - в одночасье вздохнули деревенские. Приезд Зоргича означал для всех одно - опять мужик приехал в деревню скрываться от алиментов, стало быть, нормальной жизни пришел пиздец!
О том, почему к мужику, имени, фамилии которого в деревне никто не знал, приклеилась кличка Зоргич, знали все. Когда он приехал первый раз и остановился на постой у Каланихи, местные сразу заприметили, что он постоянно прячется, как только в деревню приезжал за самогонкой местный участковый Безухов.
- Видать, разведчик! - стали шептаться по деревне, но сдать его участковому никто не решился. Это в крови у русских - милиции не сдавать. Так и жил мужик без имени-отчества, пока деревенские не решили придумать ему погоняло, раз разведчик, то и кличку надо было дать соответствующую.
На одном из сходов дед Намто многозначительно поднял палец к небу и сказал:
- быть ему отныне Гимлером! читал я, что был такой разведчик в годы войны.
Народ перечить не стал - Гимлер так Гимлер. Нормальное русское имя. И только когда к Каланихе между отсидками приезжал внучок и привез старухе в подарок затертую видеокассету с пятой серией фильма "17 мгновений весны", народ понял, что, мягко говоря, обгадились с погонялой. И с ужасом узнали, что Гимлер, оказывается, во-первых, не совсем русский, а во-вторых, что самое обидное, никакой не разведчик. В Штирлица мужика переименовывать не стали, уж очень он был похож на бывшего председателя, который собрал с народа деньги на новый велосипед для почтальона, уехал покупать его в город, да так пятый год и не возвращается.
Помог опять внучок Каланихи, говорит, что в тюрьме с ним сидел, один пахан, так его величали Зорге - в честь какого-то точно разведчика. А прозвали его так потому, что он ни ментам, ни своим криминальным корешам не признавался, куда просадил весь общаг. Так его менты и звали: - тебе Зорге надо было родиться, больше пользы для Родины принес бы.
В общем, так и стал мужик Зоргичем. а почему деревенские так его встретили?
- да падонок он! - сказал как-то Намто. И это была практически правда. Пить самогонку он категорически отказывался и пил только дорогие коньяки, которые привозил с собой. Каланиха как-то узнала цену одной бутылки, так с инфарктом свалилась.
а как Зоргич напьется, так и начинает всякую хрень городить. То инопланетяне существуют, то про любовь какую-то виртуальную, то про секс какой-то групповой. Никто толком ничего не понял, но Никифор стал свою свинью теперь на замок в доме закрывать, мало ли чего!
вот такой был Зоргич. И его появление в деревне означало - в истории этого населенного пункта начинается новая глава...

ГЛАВА 5

Приезд Зоргича внёс оживление в ленивый быт пейзан. Сам вид «бентли» с прилипшим навозом на литье и ревущими « Аэросмит» из колонок был достоин лунного пейзажа. Зоргич курил сигару и источал аромат «Фаренгейта». На Зоргиче был мятый костюм « Дольче и Габанна», запонки «Сваровски», часы «Омега» и липовые лапти. Лапти были надеты с умыслом, не слишком отличатся от селян.
- А чё, Никифор, свинья ещё жива? – Зоргич игриво подмигивал карим глазом
- Издохла третьего дня, родимая! – Никифор лукавил
- А Каланиха не издохла случаем?
- А что ей будет, старой ведьмё!
Тут душевный разговор был прерван Ефимкой который ради встречи с Зоргичем бросил коров и приковылял с края деревни на култышке. В чистом воздухе деревни витал запах куража.
- Привет Зоргич! Сигаркой не угостишь?
- Сигаркой?! Всегда, пожалуйста! – и Зоргич дал Ефимке ароматную «Гавану».
Ефимка закурил, пуская облако Карибского дыма, сплюнул и заулыбался. Никифор тем временем тихо удалился проверить свинью и задать ей комбикорма и помоев.
- А что Ефимка, рому хочешь? – спросил Зоргич и снова подмигнул.
- Не, Рому не хочу, да он и не даст мне, одноногому!
- Дурень ты Ефимка, а ещё пастух! Ром – самогон тропический!
- Самогон буду! Хоть и тропический, а буду!
Ефимка с Зоргичем сели в «бентли», где стали распивать ром и слушать альбом «Обратная сторона Луны» группы « Пинк Флойд». Куражом запахло крепче. 3.14здец был особенно близок! Подошел дедушка Намто, принёс огурцов и козу на верёвочке. Козу привязали к заднему бамперу «бентли», и стали есть огурцы, запивая их ромом. Поставили песню Тома Джонса « Секс – Бомб». Прослушали три раза и включили саундтрек к кинофильму « Криминальное Чтиво», всплакнули. Потом решили махнуться одеждой, и породнится кровью. Так прошло три часа. Смеркалось.
Вечером того же дня можно было увидеть ездящий по деревне «бентли», в котором сидели Намто, Зоргич, и Ефимка. Из его открытых окон неслось «Мы Чемпионы» Qween, и отборный мат. За машиной бежала белая коза и похабно блеяла. За ней бежали собаки и чумазые дети. Было жарко и хотелось купаться.
Было жарко. Жара плавила и без того плывший мозг жителей деревни. Девки на лавочках подымали подолы и, томно обмахиваясь ими, взирали на пьяный кортеж Зоргича. Девок жалили комары в сладкие места, а те, крепились. Наконец процессия остановилась у дома Каланихи. Просигналив «матчиш» Зоргич вывалился из «бентли» и срыгнул на капот.
- Здорово Каланиха! – Намто придерживал черенок и мелко дрожал.
- Ишь проклятые, приперлись! Ты чё напялил Ефимка?! – на Ефимке был пиджак Зоргича с прилепленными запонками на лацканах.
- Ить бабуля заморская кацавейка! С глазами!
- Со стразами, дурень! – Зоргич прекратил блевать и вытирался рубашкой «Гуччи»
- Самогонка есть?
- Есть милый, по два евро за бутылку! – Демпинговать было некому, и Каланиха повышала цены
- А что так дорого?
- А ты милый бери сразу баррель, дешевле выйдет, подольше……..
Торговаться не имело смысла, и компания купила у Каланихи баррель самогонки за 200 евро, белую козу на верёвочке и три презерватива с усиками. Бабка была рада. Погрузивши бочку в багажник, компания заехала к Глашке и Земфире. Те оказались дома и препроводили время за мастурбацией.
- Девки, поехали купаться!
- Поехали! А насявкать не будете? – Глашка смотрела в оконце, откусывая морковку, которая была замес-то фаллоимитатора. Земфира смущалась и строила глазки Зоргичу. 3,14здец стал реален и неотвратим.
Надо бы просветить достопочтимых читателей "Деревни проклятых", отчего же на самом деле плавился мозг жителей и башня понимания оплывала как церковный воск. Еще в 43 году деревенька была занята непобедимыми частями вермахта. Секретная часть С.Д., Стояла большим пьяным табором, под начальством Обер штандартенфюрера Курта Шнайдера и по слухам занималась разработкой секретного биологического оружия на основе обычного русского самогона. Каланиха, тогда еще молодуха Дунька жила с проклятым фрицем и передала секреты приготовления самогона. Вместе же они сделали зелье, зело забористым и свойства его Курт унес в могилу, когда в припадке горячки взял да и застрелил себя. Каланиха же затаилась, после перестройки, которая вымела все спиртное, ее торговля расцветала. Но жители год от году дурели и даже проявляли некоторые генетические мутации. Зеленело и синело лицо, секс становился более животным и забубенным, пристрастие к самогону росло.
Остановился Зоргич у Яшки. На это была своя причина. Когда то они вместе с местным DJ" Вася-сварщик" играли в группе "Ужасный поглотитель стремительных стрекоз". И их хиты - "Я люблю егурты" и " Звони последнюю звонарь" входили в топ 10 на местном радио. Зоргич же, намеднись, припер новую обработку - "Убей американца и попадешь в рай".
Итак, девки, Зоргич, Ефимка, Коза и Яшка шли купаться. По дороге Глашка клеилась грудью к Зоргичу и вопрошала - " Мой папа, очень много о Вас рассказывал, очень много и 2 раза хорошо...". На что Зоргич возражал - "Представляете, Горячий черкес, в белом халате, в папахе, с шашкой. Центр микрохирургии глаза..." Беседа клеилась, плавно перетекая на садизм и убийства. Ноги выкамаривали невероятное. Земфира же уверяла, что ее дядя - космонавт, живший в космосе со Стрелкой и привезший из пространства спутниковую антенну, при этом улыбаясь беззубым, слюнявым ртом. Она не знала, что кариес свидетельствует как минимум о наличии одного зуба.

Но, чу! Перед ними возникла из небытия, табачного, конопляного и перегарного дыма местная дискотека. Она состояла из клетки некрашеной арматуры, двух катушечных Юпитеров, колонки с-90 ,светящегося шара непонятной конструкции, и великолепного Васи-сварщика. Он разговаривал слоганами, иногда вставляя наставления о всеобщей свободной любви и давая объявления: " Дискотека это не броуновское движение, здесь все подчинено строгому развитию. В конце будет драка". Зоргич почувствовал себя в родной стихии.
Яша от восторга запел песню своего старого репертуара:
-" На танцплощадке сплошное сраженье
Где-то под утро все стали сдавать
Падали гопники в изнеможении
И только Студент продолжал танцевать".
Короче душа требовала коньяка и шоколада, а организм самогонки и огурца. Тело требовало - купаться, а ноги несли в клетку. Возле клетки дежурил местный участковый, который в строгой форме предложил по сходной цене плану.
-Мне чужого не надо, потому и продаю. Отрапортовал он. Компания, подходящая к танцующим, имела прямо таки деструктивный вид. Опоенная зельем коза пританцовывала в пыли. Ефимку тянуло блевать, Зоргич с девками пытались купить контрамарки на евро, так как другой валюты у него не водилось. Яша же отделяясь от компании, обсуждал сценарий нового сериала с DJ" Вася-сварщик". Сериал назывался "ВОЗВРАЩЕНИЕ БУДУЛАЯ-2".Цыгане недовольные возвращением Будулая, на машине времени посылают его в прошлое. Кульминацией фильма становится встреча Будулая-1, с Будулаем -2 и их финальный бой с председателем колхоза на вилах.
Деревня бредила. Девки, поставив сумки с самогоном в круг, танцевали вокруг них...
Но мы забыли о Намто и его проделках с Каланихой. Намто был безобразным, грязным и косолапым стариком. Однако добрее его не было во всей деревне. Но и в юности люди замечали только его внешность, на что Намто жутко обижался, отлавливал их и жестоко избивал ногами. Люди не любили его, но он любил шутки и был добрым. За эти шутки все ненавидели его и тоже били. На фронте за Намто следил лично подполковник СМЕРШа, за то, что он после стрельб всегда стирал с винтовки отпечатки пальцев. Его веселые шутки были непонятны людям, например, он мог увести ребенка из садика, спрятать его в кустах, потом пойти к матери и сказать, жутко улыбаясь:
-У вашего Коли, такая нежная кожа и такое жесткое мясо...
Одевался очень неопрятно и младший Булкин утверждал, что видел, как в шкаф Намто залетала моль - и ее вырвало!

Сон дедушки Намто в летнюю ночь

Дедушка окунулся в сон как в вакуум. Он плыл по спокойным волнам речки Сибиреевки, вокруг было тихо и благодатно. На берега речки то и дело выходили люди и вопрошали дедушку о правде жизни. На что дедушка говорил томным баритоном - «Паскуды вы и правду не ищите, томно мне» Рядом с ним плыла пегая корова и улыбалась голливудской улыбкой. От коровы исходил аромат « Руби Розе» и свежего сена. Собаки лаяли вдалеке и плескались рыбы. Из темноты со стороны звёзд подлетел Зоргич, который был похож на архангела Гавриила.
- дедушка! Бальзаму хошь на душу?!
- Хочу миленький!
Зоргич стал лить на грудь дедушки рижский бальзам и грустно смеяться. Дедушка ловил капли бальзама беззубым ртом и умилялся. Внезапно со стороны севера появился Ефимка на култышке шагающий по воде как Создатель.
- Ногу! Ногу верните! – говорил Ефимка, волоча за собой козу на верёвочке.
Подойдя к дедушке, Ефимка огрел култышкой его по голове, испарился. Намто очнулся в стогу сена покусанный комарами и Глашкой, светало…

ГЛАВА 6

ЕЛИ МЫ ГРИБЫ, ЕЛИ...

На окраине деревни, на выселках, стоял одинокий, маленький домик. Виду он был неказистого, с мутными оконцами и покосившейся трубой. В метрах ста за домиком чернел непроходимым массивом лес. Местные, идя за грибами, обходили мрачный домик стороной. В домике жил отшельник Киря.
На вид Киря был худ, бледен и имел неопределённый возраст. Чем занимался Киря и на что жил, можно было только догадываться. Он часто пропадал в лесу, порой на несколько дней, возвращаясь из него очень оборванным и еще более бледным. Вид всегда по возвращении Киря имел таинственный и возвышенный. На самом деле отшельник Киря был грибник и натуралист. Причём не простой, а особенный! Он собирал гриб Amanita muscaria, а попросту - мухоморы. Ловил серых и зелёных жаб в погоне за буфотенином. Имел довольно крупную плантацию марихуаны на глухой лесной поляне. Он пытался растить дурман однолетний и кактус пейот, но те не прижились на этих широтах. По приходу из леса Киря развешивал перед печкой на нитке грибы, на чердаке раскладывал просушиваться марихуану и садил жаб в террариум. Из всех дикоросов жабы были самые проблемные. Склизкие твари постоянно хотели жрать, по ночам заводили безумные концерты, спаривались и того гляди норовили удрать. К тому же жабы часто дохли, толи от недостатка питания, толи от тоски по дому. Что касается питания жаб, то вечерами можно было увидеть такую картину: Киря, похожий на сказочного эльфа, с фонариком в одной руке и с сачком в другой, кружится вокруг дома, ловя комаров, бабочек и другую ночную сволочь. Занятие это было утомительное и еды приносило мало. Но буфотенин требовал жертв! Киря пробовал кормить жаб дождевыми червями, но те хирели и выделения из желез быстро пропадали. Так что ему постоянно был нужен новый расходный материал.
Однажды, как обычно уйдя в лес, он ловил юрких жаб попутно собирая редко попадавшиеся мухоморы в рюкзак. Было жарко, и в лесу стояла томная тишина, изредка нарушаемая криком кукушки да тихим звоном комаров. В погоне за проворной жабой он и не заметил, как очутился в глухом, сыром овражке. Под ногами хлюпала вода, и в воздухе стоял затхлый запах болота. Ища в траве подлое создание, он вдруг увидел сидящего на кочке странного зверька. Размером он был с белку, без шерсти, с серой кожей в пупырышках, с большими как у лемура глазами и без хвоста. Но самое главное, что поразило Кирю – его лапки. Они были с пятью тонкими пальцами, совсем как у человека! Зверёк смотрел на него грустными, мокрыми глазами и издавал тихое урчание похожее на мурлыканье кошки. Киря с опаской приблизился к нему и осторожно тронул веткой. Зверёк не думал убегать, а лишь сжался и задрожал и стал издавать звуки похожие на плач ребёнка.
Бедненький! – Сказал Киря и осторожно погладил его рукой. Ты кто такой будешь! Зверёк обхватил своими лапками указательный палец Кири стал по собачьи смотреть ему в глаза. Вот так в доме отшельника появился странный жилец.

Придя из леса, домой, Киря первым делом стал искать ему место для жилья. Сначала хотел посадить его в террариум к жабам, но потом что те его могут отравить, приспособил зверька в корзинку с соломой. Второй вопрос был, чем кормить его неизвестное создание. Он отказывался как от человеческой пищи, так и от червей с мотыльками из Кириных запасов. Вертел круглой головой и выплёвывал на Кирю кашицу из картошки с червяками. Отчаявшись найти, что либо ему подходящее, он дал ему свежее сорванный мухомор. Радости зверька не было предела! Жадно заурчав, он впился в мухомор мелкими зубками и прикрыл от удовольствия глазки. Киря наблюдал за ним с большим интересом, в надежде увидеть какой эффект возымеют на зверька красные мухоморы. Но, по всей видимости, те были его обычной пищей. Съев два гриба, он уселся в уголок плетеной корзинки и умильно засопел, хлопая глазками.

С тех пор забот у Кири заметно прибавилось. Мухоморов требовалось теперь в два раза больше. Упитыш, а так именно Киря прозвал растолстевшего, с гладкой кожей зверька простых грибов не жрал. Не жрал он также бледные поганки и другие ложные грибы. Во-вторых, Упитыш много гадил белыми катышками похожими на заячьи и пускал газы. Если в первом случае Киря просто выкидывал дерьмо на улицу, то во втором пришлось подраскинуть мозгами. Сначала Киря пробывал выносить Упитыша на ночь, на улицу, но тот боялся утренних заморозков и выл тоненьким голоском. В доме оставлять его никак было нельзя, газы, были обильны и чересчур едки. К утру у Кири от них начинала болеть голова, а жабы переставали есть и дохли. Выход был найден в переселении Упитыша на чердак. Сначала он тосковал, но когда Киря подстелил ему вместо соломы в корзинку, сохнувшую на чердаке коноплю, успокоился и вроде даже как потолстел.
Так и жили бы спокойно Киря со своим питомцем, но спокойствие нарушил случай.

Как-то раз, убираясь в корзинке Упитыша, Киря как обычно выбросил его катышки на улицу. Спустясь по лесенке Киря заметил, что к свежим катышкам подбежала местная собака Шарик и стала жрать дерьмо как делают это все собаки в мире. Сожрав две катушки Шарик сел на задние лапы, завыл, из пасти пошла слюна, он грохнулся на землю в судорогах и его начало колбасить. Шарика колбасило два часа, всё это время Киря стоял и наблюдал, в голове его зрела одна безумная мысль….
Мысль Кири как всё гениальное была проста. Он думал так; если Упитыш ест мухоморы, и они его совсем не торкают, то значит иботеновая кислота, мускимол и мусказон содержатся в концентрированном виде в его дерьме! А это значит то, что отпадает потребность в экстракции зелья и как следствие приобретении дорогого химического оборудования для лаборатории. О лаборатории Киря стал подумывать давно. Дело в том, что для получения желанного буфотенина из желез жаб, достаточно было бить их разрядом низкого тока в течение минут двадцати по несколько раз в день, а потом собирать на стеклянную пластинку выступивший секрет. Да и сам по себе буфотенин не вызывал негативных последствий. С мухоморами было сложнее, сложнее не в плане сбора, и предварительной обработки, а в плане употребления. Мухоморы Киря употреблял в двух видах; делал настойку и ел сырыми. Но, местный самогон не совсем подходил для этого, от настойки тёмного цвета дико выворачивало, наблюдались конвульсии и аритмия. А от просто съеденных грибов, которые Киря запивал водой, пучило живот. А тут вопрос отпадал сам по себе! Но Кирю несколько смущало; как употреблять дерьмо Упитыша?
Тем временем очухался Шарик. Он поднялся на лапы с пыльной дороги, отряхнулся, и радостно зывыл. В глазах довольной собаки можно было увидеть отблески потусторонних миров. Шарик умильно смотрел на Кирю и услужливо вилял хвостиком, но, был прогнан со двора беспощадным ударом кирзового, Кириного сапога.

Жизнь в домике на выселках несколько переменилась. Для Упитыша был сколочен фанерный домик вместо корзинки, из дома исчезли вечно мешающиеся нитки с грибами, а террариум с жабами был задвинут в угол и окончательно забыт. На день Упитыш заносился в дом, где выпускался из домика и ходил по полу на коротеньких ножках, с любопытством обследуя все уголки. Но на ночь неумолимо водворялся на чердак, так как вонь от него была всё также нетерпимая, а, тем более что Упитыш был сейчас переведён на усиленное питание. Дерьмо не выкидывалось, а бережно собиралось Кирей в трёх литровую банку. В последствии оно выкладывалось на печку, где сушилось при средней температуре около суток. По окончании просушки какушки растирались в ступке в порошок, который можно было курить как табак. Теперь Киря курил. В первый раз, закурив дерьмо Упитыша Киря опасался, что его вырвет, но, порошок оказался довольно приятным на вкус и напоминал смесь полыни и майорана, с еловым привкусом. Торч от него был незабываем! Киря погружался в мир радуги и незнакомых звуков, он отделялся от своего тела и, воспарив, уносился в мир блаженства и радости. Он видел добрый белый свет вдали, ласковый незнакомый голос говорил ему понятные и в то же время непонятные слова. Он был то облаком, то парящим листиком, то райской птичкой. Он общался с духами, которые рассказывали ему о разных неизведанных мирах. Духи были добрыми, и от их слов становилось необычайно хорошо и спокойно. Потом он медленно и плавно опускался вниз и опять водил в своё тело. Приходя в реальное состояние, Киря открывал заплаканные глаза и чувствовал, как будто только что исповедался. Последствий от курения дерьма Упитыша не было никаких, но зато чувствовалась бодрость и подъём сил. К тому же он не был толерантен. В общем, дерьмо было чудо как хорошо! Идиллию, царившую в домике, изредка нарушал Шарик. Он выл возле дома особенно жалостливо, и в его вое слышалась тоска по неизведанным мирам. Плачь Ярославны, неизменно прерывался вылетавшим из двери тяжёлым, подкованным сапогом Кири. Шарик убегал, поджав хвост, но через некоторое время появлялся снова и выл ещё жалостливее. Действие повторялось, но теперь вместо сапога из окна вылетал заряд крупной соли из Кириной старенькой берданки.

Так продолжалось с месяц. И всё бы хорошо, но заболел Упитыш. Он отказывался, есть и хирел на глазах. Катышков почти не давал, и, тихонько скулил забившись в угол своего домика. Киря не на шутку испугался. Может, виной его болезни был сквозняк на чердаке? А может тоска по дому как у жаб? Кто знает? Да и где дом у него? – Рассуждал грустно Киря меняя новую подстилку под чахнувшим Упитышем. За день Упитыш выдал всего один маленький катышок и совсем ничего не съел. Положение ухудшил подлый Шарик, который пользуясь отсутствием хозяина, который, был занят уходом за больным, пробрался в дом и съел последние оставшиеся какушки из банки.
Сожрав весь запас дерьма Шарик подпрыгнул до потолка, взвизгнул, и начал носится по дому переворачивая всё на своём пути. Затем резко встал как вкопанный, и упал замертво посреди дома.
Спустившийся на шум с чердака Киря застал такую картину; посреди дома лежал Шарик а на нём сидели две жабы и жалобно квакали, вокруг царил хаос. Выволокши Шарика за задние лапы из дому, Киря сел на завалинку и горько заплакал…….
Он плакал три дня и три ночи, вся его одежда промокла и покрылась серым солевым налётом, вокруг витал стойкий запах свежей плесени и лёгкого морского бриза. Кире не надо было идти по нужде, потому как вся жидкость собралась в другом месте. Он горевал так, пока над его домом не появилось облако из того самого доброго белого света, который он видел, обкуриваясь какушками Упитыша.
Облако присело на завалинку и оказалось милой девушкой, 30 лет отроду с раскосыми глазами и добрейшей улыбкой от уха до уха. Когда девушка принималась улыбаться (а улыбалась она беспрестанно) видно было, что у неё во рту не хватает двух передних зубов. Она высунула язык и залезла им Кире прямо в ухо. Киря от неожиданности перестал плакать и громко пукнул, потом пукнул ещё раз (он ведь сидел на завалинке три дня) потом ещё, а потом тут же обкакался.
Деушка из облака долго отмывала его в Сибиреевке, улыбаясь так, как будто она безумно счастлива от этого обстоятельства. Киря только дёргался руками и ногами и пускал слюни, а сам втайне мечтал о том, что бы ему ещё раз залезли языком в ухо, но никак не мог прийти в себя и понять, что всё-таки случилось. Всё смешалось в его мыслях, он лишь желал снова очутиться на старой завалинке, рядом с этим добрым облаком - ведь он уже столько лет оставался в одиночестве.
Глава 7 Длинная
Белая невеста

Тем временем, события текли своим ходом. Компанию во главе с Зоргичем уже били на танцах. Намто с дружками, потерявшись, разыскивал отравившую их Коланиху. Яша, избежавший побоев, орал со сцены
- Джим Моррисон, Джим Моррисон !!!. Орал это он всегда, когда пахло жареным. Однажды из-за неуплаты долга за микроскоп, Глашка привязала его к стулу и хлестала кожаным кнутом, заставляя повторять - « Джим Моррисон, Джим Моррисон», что навсегда укоренилось в его бедном мозгу. Намто ползал в кустах недалеко от клетки и не мог найти дорогу, думая
-«Форт Баярд, бля, какой-то»
Киря, бродил по деревне и искал доброе облако. Все шло своим чередом, одновременно скатываясь в тартарары. Текла Сибиреевка, луна поднималась из небытия скалясь щербатой харей. Ночь была душная, складывалось впечатление, что вместо кислорода в Малофеевке все дышали сероводородом. Отчасти это объяснялось метеоризмом, который оказался одним из побочных явлений бабушкиного самогона. А так как пили все, то испускаемым ветрам все и привыкли и уже не просили пардону. Намто, по причине кривобокости отползал все дальше. Ему казалось, что ползет он на призывы Васи-сварщика
-Ударим железным кулаком онанизма по блядству и педерастии!!! Слышались также нечленораздельные крики, которые Намто расшифровал, как заклинания из Тибетской книги Мертвых. На самом деле он оказался уже возле дома Кири, который находился на самом краю Малофеевки. Силы кончались, ноги не слушались, и вспоминалось былое, как перед смертью. Вспомнился внук-летчик, Самолет Аэропланович Мессершмитов. Внук, грезивший полетами, сам выбрал себе такое имя. Сейчас он был в опале, так как подозревался в распространении спор сибирской язвы над Парижем. Внуку хотелось помочь. Вспоминался и дочкин муж-программист. Его внуки - Яху, Рамблер,. Зять был непонятен Намто и его занятия с компьютером он не считал серьезными, а чем-то типа баловства. Старик упрашивал бросить стучать по клавишам и приглашал садить картошку. Последний раз, когда зять ехал в отпуск Яху он сдал в багаж, чтобы было место для компьютера. Новым знакомым он представлялся, как Федя @ мэйл точка ру. Несмотря ни на что, хотелось на последок повидать и его. Тут рука Намто нащупала что-то напоминающее возбужденный чупа-чупс. Старик сел, отхлебнул из бутылки и положил шарик в рот в виду закуски. Шарик был давно забытой какашкой Упитыша, к которому прилипла хвойная палочка.
В мозгу лопнул пузырь. В левом ухе странный скрипучий голос с интонациями диктора вещал-
-Инергия. По буквам - Инесса, Намто, ерш, регистрация, гора, Ира, Яша. Это серия казахских ракет-носителей. Отличается от российских аналогов двигателем на жидком кумысе и надписью
- «Скачи жаксы, моя инергия»….
В правом щелкало и телефонный голос, кричал-
-Але, Малофеевка, Малофеевка…
В глазах Намто встала картина, запомнившаяся с фронта. Цепь солдат, поднимающаяся в штыки, и прущий на него немецкий парень-гора. Из носа у него катилась здоровенная зеленая сопля. Неудержимо захотелось блевать. Немец подбежал и ткнул его штыком в живот.
Намто вздохнув, испустил дух, задрав в небо синий нос. Немного погодя, на нос сел воробей и нагадил на дедушкино лицо.

Чёрный «бентли» как ворон летел по лесной дороге. В жизни Зоргич любил всего четыре вещи - скорость, баккарди, девок и узбекский плов. Двигатель объёмом в 3,8 куб/см ревел как иерихонские трубы. Из открытых окон машины ревел Аксель Роуз со товарищи, как будто ему в зад засунули гриф бас – гитары и потом провернули пять раз. Зоргич лениво развалившись на сидении, крутил мизинцем руль автомобиля, а в другой руке держал початую бутыль самогонки, к которой регулярно и со вкусом прикладывался. Огоньки на панели тревожно мигали, спидометр показывал скорость 156 миль/час, и вкрадчивый женский голос предупреждал об опасности, но Зоргич лишь изредка икал и смотрел на пролетающие мимо берёзки. В ногах у Зоргича копошилась Глашка которая делала ему минет по-деревенски. Глашка причмокивала, пускала слюни и просила самогонки. На что Зоргич заливисто хохоча, хлопал её по толстому, голому заду и лил на голову вожделенную жидкость. После этого чмоканье усиливалось, что напрямую приводило к повышению экстаза Зоргича и увеличению скорости. Лес редел, просёлок выходил к реке, и в небе светила безжалостная луна. Вдруг из за кустов на дорогу внезапно выпрыгнула белая козочка, и застыла в свете ксеоновых фар. Спохватившись, Зоргич ударил по тормозам, но уже было поздно. Тюнингованный бампер «бентли» подкинул несчастное животное вверх, и оно, ударившись о лобовое стекло, с жалобным блеянием улетело в темноту. Машину стало заносить, Зоргич вцепился в руль, двумя руками выронив бутылку себе на колени. Самогон лился ему на бёдра, и стекал под сидение. Ничего не понимающая Глашка обрадованная внезапному потоку живительной влаги зачмокала внизу с яростным усердием похотливо виляя задом. Не в силах больше сдерживать себя Зоргич заорал и забился в оргазме. Машина окончательно съехала с дороги и, скользя по вечерней росе, пролетев метров сто, врезалась в одиноко стоявший дуб на высоком берегу реки. Раздался грохот, зубы Глашки клацнули, и Зоргич пробив лобовое стекло, отправился в хаотичный полёт. Подушки безопасности у «бентли» латвийской «серой» сборки как всегда не сработали. Полёт Зоргича, как всё хорошее длился недолго. Описав в ночном воздухе параболу, он с криком бля………….., нырнул в прохладные воды Сибиреевки. Возможно, падение в воду и спасло бы Зоргичу жизнь, но, почти без брызг вошедши в воду, как, олимпийский чемпион, Зоргич на глубине двух метров напоролся на сук затонувшей лиственницы открытым ртом. И немного побившись в судорогах, затих, удивлённо глядя широко раскрытыми глазами на проплывающих мимо безмолвных рыб.
Приехавшие на утро спасатели долго выпиливали из покорёженного «бентли» труп Глашки, а потом долго думали и недоумевали; почему во рту у девушки член, чей он, и как туда попал. Не найдя ни одного вразумительного объяснения, они вытащил
и член Зоргича изо рта посиневшей Глашки, положили в баночку со спиртом, и отправили в бюро находок; авось кто и обратится.
Прибывшие к месту аварии, участковый, врач и директор местного детского сада, отказывались верить услышанному. Свидетелем аварии оказался бывший студент, а ныне поклонник и верный почитатель науки Яша. Обкурившегося и побитого еще на дискотеке, трясущегося и нечленораздельно мычащего сейчас, его вытащили из под моста. Яша поведал, что на пути машины, бешено вихляющей из стороны в сторону
,вдруг встала из тумана фигура женщины с младенцем на руках. Тогда то все и случилось. Яша уверовал.
…Драка, как обещал Вася-сварщик, была в самом разгаре. Зоргича топтали, пытаясь отнять евро. Нечеловеческими усилиями, скинув мужиков, среди которых были и братья Булкины, он побежал к машине, спрятанной в кустах. За ним рванула Глашка...
…Зоргич бился в оргазме, пытаясь удержать Бентли на дороге. Вдруг из кустов на дорогу перед машиной спокойно вышла женщина в платке. На руках она держала сверток…
Зоргич крутанул руль и успел подумать-
-Вот он АПОФЕОЗ…

С тех времен деревню, где происходили все вышеперечисленные события, стали называть проклятой. Ибо стала в ней верховодить душа Зоргича, которую в рай не пускали потому, что резюме не устраивало, а за ад Сатана очень уж боялся. И Намто, и Каланиха, и другие жители рассказывали сначала врачам психушки, а потом соседям по палате о том, как по ночам по улицам деревни моталась неприкаянная душа Зоргича и пугала всех, кто встречался на пути - просто снимала штаны, и все видели вместо причинного места черенок от тяпки. И только жители соседней деревни Развездяевки жили хорошо и счастливо, не зная о том, какой ужас творится в трех километрах от их населенного пункта.
Киря долгое время шарахался по деревне и окрестностям, утопая по колено то в грязи дорог, то в дерьме. Спотыкаясь, не глядя, бродил себе, покуда не наткнулся в кустах на околице на Глашку и Земфиру. Ополоумевши от горя и отчаяния, он упал на колени, и быстро пополз к девкам, собиравшимся порезвиться с конём старшего Булкина и потому возбуждённым и радостным. Их рожи раскраснелись, девки похотливо улыбались и Киря увидав беззубую улыбку Земфиры вконец ополоумел. Ухватив её за толстые ляжки, он быстро поднялся и взмолился полушёпотом, растягивая слова как бабы на отпевании – «роодииимая мояаааа, на кого же ты меня покиинулааааа, на кого же ты меня остаааавилааааа - заголосил он… - ублажииии меня рОдная аааа хотя бы есчо разоооочик перед смертиюууууу». Девки вконец завелись, стали ржать и раздевать Кирю донага. Киря всё пытался подставить своё ухо Земфире, а Глашка уже делала ему, минет… Совершенно случайно, Замфира залезла языком Кире в правое ухо, Киря застонал, обмяк и опять обкакался. Разозлились девки, испинали грешного и отправились восвояси, обсуждая по дороге, где теперь ловить булкинского жеребца, которого они одолжили до вечеру, а так же, несмотря на обиду, рассуждали – рассматривать Кирю отшельника как нового мужика…или не стоит, и отчего мужики нынче от минета слабятся.
На рассвете Киря очухался вместе с пением птичек, мокрый от росы и вонючий от собственного дерьма. Огородами он пробрался к Сибереевке, отмылся в проточной воде и поплёлся домой. Никаких следов Упитыша, Шарика и своих жаб он не нашёл, видимо девушка - облако унесла их с собой, подумал он.
Неумело три дня и три ночи он рисовал групповой портрет краской растёртой из угля, травы, речных камней, спёртой на соседском огороде свеклы и морковки. К вечеру четвёртого дня портрет был готов. Как живые на него смотрели все пропащие души, а над ними во весь рот улыбалась душка - облако. Художество незамедлительно перекочевало в красный угол избушки, а с Кирей начали твориться непонятные вещи, он начисто бросил курить коноплю, есть мухоморы и издеваться над жабами. Устроил лабораторию, где начал производить природные краски и бумагу из травы да бересты.
И лишь раз в месяц, день в день с появлением в его жизни деушки-облака он уходил в лес спускался в овражек и обжирался мухоморами до усрачки. Его пёрло всю ночь, он громко страдал и пытался своим языком сделать сеппуку... своего уха.
Очнувшись, наутро он брёл домой. В его мозгу уже реяли образы фундаментальных полотен, от которых великий мастер Босх умилился бы из глубины веков. А извращенец Дали немедленно отрезал бы свои усы.

СМЕРТЬ ЯШИ

Яша, перепуганный последними, событиями брел бродом Сибиреевки к деревне.
Он сам поражался, но мыслей связанных с происшествием, очевидцем которого стал у него, не было. Вяло думалось о вечном, научном. Увидев кучу навоза, он сразу стал размышлять о глобальном научном труде под названием – «Куча навоза, как идеальная модель общества». Черви грезились людьми с их вялыми страстишками, а навозные мухи – инопланетянами. Яша перестал любить людей. После поломки микроскопа, олицетворявшего не пережитое, не изведанное, он совсем потерялся. Хотелось купить ружье, не индеферентно, а с умыслом. В мозгу даже составилось объявление в местную газету – « Куплю винчестер. Жесткие диски не предлагать». Мысли перескакивали с будущей зимовки скота на рейтузы Земфиры, вечно сушившиеся во дворе и на которые он любил смотреть, отдыхая. Яша думал, все ближе приближаясь к деревне.
-« Вот Зоргич был богатый и жадный. Если бы он делился своим богатством, его бы не били так сильно. Но он был очень жадным. За это его били. И ему все равно приходилось делиться, и он плакал. Да. Богатые тоже плачут». Вспомнилась женщина, вставшая из тумана и осанкой похожая на его бабушку Каланиху. Грезилась шняга.
Сопоставив факты - микроскоп, драка, смерть Зоргича, ему захотелось крови. Не иносказательно, а наяву. Ускорив шаг, перебежав заблеванную улицу и открыв родную дверь, он огляделся в поисках ножа.
Нож, огромный немецкий штык, лежал на столе и по нему ходили тараканы. Он где-то слышал, что кровь лучше всего пускать в ванне, но ванны у них отродясь не было, а Каланиха на вопросы, почему она не моется зимой, всегда отвечала – «ой люди добрые, да сколько ее, той зимы?» Нужна была жидкость для не свертываемости крови. Яков прыгнул в уборную кишащую миллионами опарышей. Полоснув штыком по венам на руке, он, стоя по пояс в дерьме, присосался к открытой ране. Яше было хорошо и не пахло.
Он пил и пил, литр за литром и вдруг услышал голос бабушки, певший ее любимую песню – «Выходила, стронций выводила…». И уже теряя сознание и опускаясь в зловоние ада, он вспомнил, что не посмотрел новый ужастик «ВОССТАВШИЕ ИЗ ЗАДА». Там по смелому замыслу сценаристов, в один прекрасный день улицы Вашингтона наполняются людьми, когда-либо посланными в задницу. На борьбу с монстрами встает мэр. Фильм очень хотелось посмотреть…
Яшка рванулся, пытаясь повлиять на происходящее, но сил уже не было. Яма жадно чавкнула.

СМЕРТЬ ЕФИМКИ

Ефимка вынырнул из сна как ласточка из гнезда. В голове почковались недобитые, недобрые мысли, серое вещество бродило и гуляло в черепной коробке.
- Сыктым джага пул! – Сказал Ефимка и приложил ухо к сырой земле.
- Тыгыдым – тыгыдым - бились в заросшее волосами ухо звуки.
- Чу! Татары игом идут!
- Православные! Братья во Христе! Не дозволим нехристям пить славянскую кровь!
С этими словами Ефимка вскочил на ноги, но за неимением култышки повалился опять в грязь. Поднявшись снова, он, приложив неимоверные усилия, поскакал на одной ноге навстречу мифическим звукам. По дороге он выломал жердь из забора, взял её на перевес как средневековый рыцарь, и с криками « Ще не вмерла Украина» и « Гип гип Ура» направился к чернеющей вдали орде. Проскакав на ноге три километра, он очутился на пасеке Лукъянца.
Пасечник Лукъянец был вполне безобидный тип. Он увлекался селекцией и трудами академика Лысенко. Отец его был мормон, а мать чревовещательница. Совокупность генов наложила на Лукъянца характерный отпечаток. Часть ульев он использовал для получения обыкновенного мёда « сдавая его в сельпо, он нагло бодяжил мёд водой и сахаром», а часть, использовал для экспериментов. Но в целом Лукъянец был тих и законопослушен.
Ефимка, припрыгавший на одной ноге к пасеке, и увидя перед собой несколько десятков ульев, возомнил себя Дон Кихотом перед мельницами. С криком – за прекрасную Земфиру, он с треском всадил в ближайший улей свою жердь. Улей раскололся, пчёлы нервно загудели, и рой мексиканских пчёлок убийц окружил Ефимку.
Напрасно Ефимка пытался отбиться от них, размахивая жердью, он только сокрушал новые ульи. Пчёлы всё прибывали и прибывали. Тысячи острых жал вонзались в Ефимкино тело, и тело уже не в силах сопротивляться, осело мешком на землю и обмякло. На утро, Лукъянец обходя свою пасеку, обнаружил разрушенные ульи, и полуобглоданный труп Ефимки, в глазницах которого ползали два жирных трутня. Сокрушаясь по убыткам, Лукъянец отволок останки Ефимки в компостную яму.

Вечером следующего дня напуганные происходящим жители Малофеевки, как водится, собрались в доме Булкиных обсудить события, ну и конечно ополоснуть ничего не понимающие мозги Каланиховым зельем. Сильно орало радио. Шли вести района, и диктор рассказывал о роте ОМОНа, которая ликвидировала поле конопли под соседней Развездяевкой, после чего объявила себя дивизией особого назначения и пропала в непроходимых пятаках. По непроверенным данным последнее их сообщение содержало информацию об отбытии в космос и священной войне с инопланетянами. Поджилками чувствовали крестьяне, что на этом Белая невеста не остановиться и с подозрением поглядывали друг на друга - кто, мол, следующий. К теплу топящейся печки ползли тараканы, мыши и муравьи, коих развелось великое множество.
Земфира, побывавшая в городе, откуда вынесла болезненную тягу к езде в автобусах, жарила картошку. В автобусах, обычно переполненных, она каждому мужчине, прижатому к ее заду, вежливо говорила-
- Простите, мужчина, Вас не затруднит моя жопа? В основном же поездка к родственникам свелась к питью бочкового пива на вокзале и пожиранию горячих чебуреков с гарантией. На вокзале снимался фильм из жизни пролетариев и Земфире предложили сняться в эпизодической роли. Требовались люди с тупым выражением лица. Земфира снялась.
Под стульями бродила собака Люська, пытавшаяся лизнуть многострадального дояра Егорку в нос. Егор, пришедший на посиделки и очень уставший от сюрреализма жизни, сначала выпил, а немного СПУСТЯ, уснул под лавкой. Снились ему не совсем обычные вещи. Снилось ему, что рожден он был, для того, чтоб его пороли. Потом он оказался в аквариуме с газированной водой, и наконец, его провозгласили конкретным Бодхисатвой и заставляли петь стремные сутры на грузинском языке.
Набилось в избу народу много. Всем хотелось услышать выводы, заключения и резюме. Но их не было, по деревне бродила смерть и то тут, то там жители видели женщину в платке. Тут мнения расходились. Одним виделось, что ребенка она держала на руках, другим, что ребенка она держала за руку. Но все сходились в одном – женщина и ребенок смеялись очень неприятным смехом, и в том, что пропала Каланиха. Найти не могли ее с того самого дня, когда упокойник Намто загнал ее в кусты. Хоть Каланиху и не нашли, а самогону у нее за печкой нашли множество, который всем миром и украли.
Пьянка разрасталась – все орали, не слушая друг друга и заливали зелье в раззявленные рты. D.J. Вася-сварщик рассказывал о своем концерте, который он проводил в одной из горячих кавказских точек –
-… залпом ударила. Или представьте себе гамнометный обстрел вражеских позиций, в шесть часов вечера, когда все в окопах уже покурили и сели пить чай. А тут вдруг с неба х…к! х…к! х…к! – и все окопы гамном заплыли. Гады черные плавают в гамне, автоматы у них ни фига не стреляют, а тут спецназ как ринулся в атаку! УРА! - и наши победили! А сраные чурки бросают свои окопы и бегут на речку отмываться. А мы туда гоп! и канализацию спустили, чтобы фиг они отмылись. А мы в таких условиях – играем, ссымся, а играем…
После этого он снял с печки пятилитровую кастрюлю с борщом, сел на пол и тупо глядя на окружающих, начал этот борщ машинально хавать.
Нужно заметить, что при воровстве самогона, в спешке, младший Булкин, хватая бутылки и передавая их подельникам, этикетки не читал, да и буквы то он давно забыл. На одной четвертной в самом низу была приклеена бумажка – «Яд фантофос, смерть жукам, десять капель на ведро»… Рука старшего Булкина твердо и непреклонно разливала по стаканам яд. Он встал. Галдеж прекратился. Булкина уважали. Подняв стакан, он начал:
- Товарищи! Не будем уподобляться разным там… Яше, который и чай то пил разбавленный. Не пил, не хера, вот и додеградировал до смерти. Он любовно посмотрел на стакан – с нее родимой все началось, ей все и закончится.
Как в воду поглядел. Все встали и выпили.
Земфира, у которой была аллергия на майонез, боль в животе приписала ей, но, вспомнив, что майонеза не ела, полезла под лавку. Мадший Булкин, изогнувшись, блевал легкими и сгустками крови на стол, у старшего все пошло низом, и он рухнул в лужу собственных разжиженных кишок и кала. Вася пытался вставить выпавший глаз, который выдавила струя крови. Через минуту все было кончено. Изба была похожа на мясную лавку, в которую попала граната.
Через некоторое время в окошко заглянуло женское лицо, и раздался визгливый шизофренический смех.

ГЛАВА 8

Конец - делу пипец.

Прошло несколько небывалых дней. Вселенные вставали и рушились над проклятой деревней, отшумели похороны. На похоронах Земфиры двое мужиков и баба, упившись самогоном, померли прямо за столом, предварительно все вокруг изблевав. Сидели, обсуждали разные характерные темы и анекдоты, разные виртуальные дирижабли, а тут взяли да и гикнулись.
Их смерть никого не удивила, а даже повеселила уставших от неукротимого парадокса жизни крестьян.
Народ потянулся из деревни. Люди как муравьи тащили на себе скарб и пожитки, то в соседнюю Развездяевку, кто в город, а кто и просто в лес. Свал стал общим и всенародным делом. Малофеевка пустела. По пустой улице бродила лишь неприкаянная Люська, да кем-то забытый петух. Люська, поняв собачьим умом, что больные вызывают жалость, научилась ходить и действовать как паралитик…
…- Нашлась бабушкина потеря, и чо с ней делать теперя?
- Guten Tag Курт…
-С такими словами Каланиха, вернувшаяся из неоткуда в свой дом, смотрела на Упитыша. Его нельзя было узнать. Из маленького забитого существа, с испугом и плачем косившегося по сторонам, на нее теперь уверенно смотрел карлик, перетянутый портупеей, в немецкой фуражке с огромной тулью…
- Guten Tag Дуня…
Каланиха, поглядев, прищурившись на Упитыша, начала вспоминать…
Гремел 1944 год. Русские регулярные части давили на пятки, сраная немецкая пропаганда не помогала и секретная часть С.Д. под командованием Шнайдера тихо спивалась. В принципе, их миссия была выполнена полностью. Хлора и иприта содержащие вещества, некоторые русские травы и русский самогон, в выдержанных пропорциях - это и было секретное биологическое оружие, разрабатываемое Куртом в подполе у своей любовницы Дуньки Каланихи. Шнайдер давно стал хлорофиллом, тесть имел болезненную тягу к хлору, которым даже брызгался после бритья. За год экспериментов Курт уменьшился на 40 см в росте и не испытывал неудобства бродя вокруг хаты голый и пьяный на морозе.
Последняя шифровка в славный город Бремен, как раз и содержала формулу биологической бомбы. Курту было предложено возвращаться, был намек, что при возвращении все его будут величать партайгеноссе… Но возвратиться Шнайдер уже не мог, он сам превращался в совершенно иной биологический вид.
Заняв деревню и не найдя тела Штандартенфюрера, русские, немного побухав пошли дальше, а Курт, в подполье Каланихи решил довести эксперимент до логического завершения. Шли годы, немец, превращался в сорокасантиметрового карлика, причем обрел некоторые гипнотические способности, которые опробовал на Дуньке ночью, вылезая с ней спать. Успокоить его могла только пластинка русской жвачки с таинственной надписью "Made in Kostroma" на обертке.
Вдвоем, уже после перестройки, они и начали опробовать на жителях несколько разбавленный самогон, чтоб не убить всех сразу. Упитыш, голый, зимой и летом гулял по лесам, собирая травы и галлюциногенные грибы, где и был подобран Кирей. Убийства несколько помешавшихся от пойла крестьян Дунька с Упитышем начали из-за Намто, старого фронтовика, заподозрившего Каланиху в отравлении себя. Люди видавшие женщину с ребенком на руках, видели Каланиху на руках с Упитышем. Но даже они не подозревали, что на самом деле может натворить их зелье…

Как водится, плотно позавтракав, «меню включало порцию мухоморов, пол литра самогона и рюмку хлора», скаламбурив -
- Что ты сегодня завтракал, нам расскажет завтра кал, Курт за ручку с Каланихой пошли на обход. Пустая деревня, вызывала визгливый смех бабки и поощрительную улыбку Упитыша. Некоторые отставшие от своих мародеры бежали без оглядки, увидев эту парочку. Поднимался утренний зябкий туман.
На краю деревни им встретился участковый Безухов с косяком во рту, коим он спасался. Отдав честь, он протянул косой Упитышу. Молча покурили, глядя на встававшее солнце. Так же молча и разошлись. Безухов остался стоять, тупо и умиленно улыбаясь, смотря в спины Каланихи и Упитыша взявшихся за руки, медленно удалявшихся в туман.
--Человек - это животное. Но какое животное? - Воспитанное, поэтому уже вроде как и не животное…
Подумал он.
Потом плюнул и застрелился.

В этой странной безумной смертельной метели никто и не вспомнил про Кирю, который, тихо закрывшись в своей избушке, ваял шедевры. Он не открывал окон и не выходил на улицу, в комнате царил ядрёный запах кислого мужского пота, от которого у обычного человека начисто бы отшибло сознание. Но Киря, казалось, ничего не замечал, остервенело, он мешал краски и с упоением придавался безумству на холсте….
На следующий день, после похорон Безухова в деревню нагрянула городская прокуратура в сопровождении скандальной журналистки Арины Героян. Пока силовые структуры ковырялись в дерьме, выискивая факты. Арина бродила в поисках «жаренного», её розовая кофточка мелькала то в кустах палисадника, то за околицей, то в конюшне Булкиных. К вечеру она очутилась рядом с домом Кири, из окон которого валил пар и смрад. В предвкушении того, что именно здесь она найдёт сенсацию журналистка ногой с криком «ай-я-я» выбила дверь и ввалилась в дом. Запах сбил её с ног и она потеряла сознание….
Очнувших через несколько часов, она медленно открыла глаза и огляделась. Киря сидел перед ней на корточках и высунув язык рисовал на её любимой розовой кофточке.Из уголков рта у него капала слюна и он счастливо улыбался. Героян поздоровалась, Киря промычал в ответ и отодвинулся. Когда журналистка села на пятую точку, её глазам предстали невероятные картины, которые мостились везде, такого авангарда ей не приходилось видеть нигде. В голове тут же понеслись скакунами мысли…
- так, если нахрен бросить журналистскую работу, где для повышения гонорара приходится провоцировать честных людей на грубость и хамство и стать агентом этого странного вонючего художника, то за эти деньги, можно будет, пожалуй, даже купить новый унитаз с подогревом как у Ксюши Собчак, и вообще проводить отпуск в Лондоне а не у бабушки в Мухосранске… Калькулятор заработал со скоростью света и пришло окончательное решение. Быстро собрав картины в мешок, рассовав, по карманам Кири его кисти она схватила его за руку и поволокла за собой. Первым делом,
Героян решила отмыть натуралиста Кирю в Сибиреевке.
Он не особо сопротивлялся, ему вспоминалось былое…
От этого он совсем размяк и стал послушным как ребёнок.
Относительно чистого Кирю Арина привезла в город, поселила его у себя дома и стала учить разговаривать. Через месяц она устроила Кире первую выставку, которая стала международной сенсацией. За несколько дней цены на его картины поднялись в сто раз. Деньги текли рекой. Но в один прекрасный день Киря исчез. Поиски были тщетны. Вместе с ним исчезли все картины, остался лишь стойкий запах Кириного пота….
Через месяц все французские газеты писали о странном гениальном художнике, который появился ровно в полдень под Триумфальной аркой с большим заплечным мешком, в котором оказались потрясающие шедевры современного этноаванрагдизма.
Этот странный человек имел сильное внешнее сходство с Кирей и стойкий запах едкого пота, который нельзя было извести решительно никакими средствами. Но все прощали эту странность, и через некоторое время поклонники добились для него французского гражданства и построили ему мастерскую в Булонском лесу.
Вы можете, и по сей день там найти его домик а, если повезёт, увидеть и его самого. Его картины покупают крупнейшие галереи и коллекционеры мира, он живёт в тихом блаженстве и с одной мечтой – увидеть когда-нибудь ещё раз свою девушку-облако.