Лев Рыжков : Вечность (часть III-c)

Начало здесь, http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=18032 , здесь http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=18101, здесь http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=18467 и здесь: http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=18479

Опьянел не только я. Мережковскому, со всей очевидностью, много было не надо. Равно как и худому Бонч-Бруевичу.
В какой-то момент заговорили о женщинах. Б.-Б. (пожалуй, так я и стану называть его в дальнейшем) рассказывал, как в самом Кремле («Захаживал! К Ильичу на чай зван был в 1919 году, на годовщину революции!») его настолько хорошо принимали, что одна молоденькая секретарша даже отсосала ему.
Как то и подобает писателю, Б.-Б. вдруг пустился в воспоминания о своих тогдашних душевных терзаниях. Он размышлял о том, что если девушка пососала ему хуй, то, значит, проявила к нему если не любовь, то совершенно уж точно теплые чувства. А если так, то ее надо было поцеловать, и непременно в губы. Но как быть, если девушка только что держала во рту твой хуй? К тому же в ту лихую годину помыться случалось не каждую неделю. Да что там неделю? Не каждый месяц! И еще Б.-Б. экономил мыло. Так что его хуй, равно как и все тело, чистым не являлся. Это обстоятельство усугубляло сомнения.
- Ну, и поцеловал? - ехидно поинтересовался Мережковский (впрочем, он тоже будет сокращен до инициала - М.). - А зубы хоть потом почистил? Или порошок тоже экономил?
Рассказчик бросил на М. тяжелый взгляд. И продолжил повествование.
Б-Б. получил воспитание в хорошем семействе. А это значило, что девушку надо было отблагодарить. Хотя бы поцелуем. О том, чтобы подарить барышне продуктовую карточку, Б.-Б. и не задумывался. Карточки были драгоценностью и единственной надежной валютой в рушащемся мире.
К слову, карточки Нина (так звали секретаршу) потеряла. Теперь она голодала. На деньги, что ей платили в канцелярии ЦК, купить ничего было нельзя. И Ниночка отправлялась к Гостиному Двору, где вырезала из бумаги силуэты прохожих. Те, хоть тоже не жировали, но интересовались искусством, доступным как их пониманию, так и кошельку. Давали за силуэты немного хлеба, лука. Порой перепадало даже сало. Ценились и дрова.
«Я поцелую! - решился Б.-Б. - Так и быть, поцелую!» Он пообещал себе вымыть с мылом рот. А до этого - не сглатывать слюну. Уж воду и мыло он в Кремле найдет. Это все-таки резиденция правительства!
Он потянулся к девушке. Сердце колотилось в груди пролетарским молотом. Но поцелуй не состоялся. Девушка отстранила его. И сказала: «Спасибо, товарищ Б.Б., не надо меня целовать! Это негигиенично! Ваша семенная жидкость поспособствовала утолению моего голода. Товарищ Коллантай утверждает, что это - очень калорийный продукт».
- Меня не оставляло ощущение, будто она меня обманула, - итожил Б.-Б. повествование. - И, тем не менее, мы встречались еще дважды.
- Почему ты этого не запишешь? - спросил я. - Заработал бы манны?
Б.-Б. изменился в лице.
- Чтобы я… эту мерзость?.. Нет, друзья мои! Никогда!
«Значит, свой хуй воспитанной барышне в рот совать - не мерзость! - подумал я. - Нет. чтобы действительно, карточку ей дать!» Впрочем, свое негодование я благоразумно оставил при себе.
- Значит, чем, ты говоришь, торговала Нинка у Гостиного Двора? - спросил М.
- Силуэтами.
- Ой ли? Может, она у других мужчин калориями… э-э… запасалась?
- Что?! - отпрянул Б.-Б. - Что ты там бредишь, зловонный старик?
- Но ведь по логике вещей выходит именно так, - настаивал М.
Б.-Б. бросился на него. Толкнул. Драки, однако же, не случилось. М. даже не упал. Правда, с головы у него слетел берет. Седые неприятные космы разметались по поверхности черепа, набухшего венами и артериями.
Я воспользовался повисшей паузой, чтобы спросить то, что меня интересовало: есть ли тут женщины?
В ответ оба моих собеседника странно на меня посмотрели.
- Ну, есть, - сказал Б.-Б.
Из его объяснения явствовало, что в Раю есть Пра-Материнский Сектор (ПМС). Там-то и живут пишущие дамы.
- Так пойдемте кутить туда! - воскликнул я.
- Ты маньяк? - спросил Б.-Б.
- При чем тут это?
Мои собеседники рассмеялись. Мережковский даже привзвизгивал.
- Да они там тебя досуха выдоят, эти сучки! - сказал М., отсмеявшись. - Даже не вздумай.
- У здешних женщин - повальная нимфомания, - пояснил Б.-Б. - Они же еще пишут про эту… еблю…
Это слово он произносил, будто плевался.
- Ну и что?
- Ты не представляешь, Никита, какими безумствами переполнены их очаровательные на первый взгляд головки. Даже не проси меня сопровождать тебя туда! Даже за две бутылки не проси!
- Я согласен за одну! - опомнился М.
Б.-Б. посмотрел на него с нескрываемым презрением:
- Старый ты пиздолиз! - произнес он. - Тебе-то там ничего не угрожает.
М. хихикнул. Но, против ожидания, не смутился.
Водка как раз подошла к концу. Я приобрел в автомате еще одну, протянул ее М.
И мы отправились в путь, оставив Б.-Б. скептически кивать нам вслед.
***
- А почему это тебе ничего не угрожает? - спросил я у М.
- Потому что я умер в глубокой старости, - охотно, и даже с оттенком превосходства объяснил он. - Понимаешь? Отпала необходимость…
- Кажется, понимаю…
Я был нетрезв. Из меня рвалась наружу страсть. Я понимал, что М. ведет меня в западню, но был уверен, что все обойдется. Ничего плохого со мной в обществе писательниц и поэтесс не произойдет. А Б.-Б. и М. наговаривают на них в силу собственной несимпатичности. Могло ведь такое быть? Разумеется, могло.
Я спросил у него - верно ли мое предположение, что здесь ты остаешься в том возрасте, в каком умер?
- Да, - хмуро ответил М. - Болячек не чувствуешь. Но все равно, ощущаешь себя старой развалиной.
Мы шли аллеей какого-то парка. М. вел уверенно, срезая углы по газонам. В какой-то момент мы продрались сквозь живую изгородь. Потом парк кончился, и мы опять пошли через квартал, застроенный уютными на вид коттеджами.
- А здесь кто живет? - спросил я.
- Хуйня всякая, - отвечал М., даже не оглядываясь. - Много им чести будет, чтобы я с ними знакомился.
Около одного из коттеджей бродил всклокоченный тип в неказистом на вид костюме. Руками он обхватил голову. Раскачивался из стороны в сторону.
- А Пушкин где живет? - спросил я.
Действительно, ко мне возвращались воспоминания.
- Пушкин - спит, - сказал М.
- Что значит «спит»?
- В Стеклянной комнате, там, - махнул М. рукой куда-то влево. - Ну, устал он.
- И что - посмотреть можно?
- Насмотришься еще.
- А остальные? - спросил я.
- Кто «остальные»?
- Ну… - сказал я.
Перед моим мысленным взором вдруг возник учебник литературы за какой-то там класс. Я будто перелистывал его страницы, в памяти всплывали фамилии и лица.
- Ну, Гоголь …
- Гоголь ужастики пишет, - проворчал М. - Хитрый гад. Обработал ангелов-то. Даже мусор у него берут. Сука.
- А Толстой?
- Толстых до хуя. Кто именно?
Я не знал.
- Они все там, в центре обитают. Только ты к ним даже и не подходи. И на порог не пустят, что ты! Важные, баре.
- А почему отселили женщин? - спросил я.
- Скоро поймешь, - хихикнул М.
Мы миновали какой-то милый мостик, потом перелесок. Из-за куста вышел мощный ангел в белом костюме.
- Вечного покоя, - приветствовал он нас. - Вы вступаете в сектор, пребывание в котором может нарушить вашу стабильность. Вы отдаете себе отчет в своих действиях?
- Да, - сказал я.
Ангел беспрекословно уступил нам дорогу. А мною овладели запоздалые сомнения.
***
Первые мои шаги по сектору ПМС были исполнены тревоги. Мне казалось, что я пробираюсь сквозь враждебные джунгли. Впрочем, тревога вскоре прошла, и ей на смену пришло недоумение. Что же могло здесь быть опасного?
Пользующийся дурной славой район производил весьма благоприятное впечатление. Домики были ухожены и опрятны. В палисадниках цвели розы. В подстриженных кустах мелодично чирикала птаха.
Вскоре испарилось и недоумение. А я наслаждался покоем и умиротворением. Плюс я был пьян.
- Ну, все, поплыл, - услышал вдруг я скрипучий голос моего спутника. - Ты ртом дыши, слышь? А то тут сейчас такого нанюхаешься…
Этот голос был нелеп в этом месте, да что нелеп - несомненно чужероден! И это несоответствие вдруг выдернуло меня из приторного дурмана.
Я последовал совету старика. И обнаружил, что эйфория пошла на убыль.
Старик объяснил мне, что здесь распылено нечто вроде веселящего газа, который действует не только на мужчин, но и на женщин.
- Поэтому все бабы здесь - с приветом, - объяснял М.
- А что - нормальных совсем нет? - отчаянно спросил я.
- Нормальных - нет. У всех недоеб. Впрочем, одну проверенную знаю. Зинкой зовут. Пойдем?
- А и пойдем! - махнул я рукой.
М. скачками понесся по клумбам, то и дело пригибался, прятался в кустах, шипел: «Тшшш!» Я худо-бедно повторял его маневры. Но все равно делал это, очевидно, неловко. Во время одной перебежки я оказался замечен и по округе понесся звонкий девичий голосок:
- Анна Андреевна! Мужики!
- Бежим! - дернул М. меня за руку.
Я не стал пререкаться, поспешил за ним. Мой проводник мчался, бросаясь из стороны в сторону. Словно спасался от пуль.
Когда мы добежали до какого-то, неотличимого от прочих, домика, М. постучался странным, по-видимому, условным, стуком. Дверь открылась. И мы вбежали в дом.
Кажется, вовремя. Стоило двери закрыться, как я услышал топот ног на улице, взволнованную перекличку.
- И где они?
- Тут, видать, пробегали, Анна Андреевна!
- Пизду тебе, дуре, в клочки раздеру, если не найдем мужичков.
Я, хоть и был пьян, ощутил страх. «Так или иначе, - подумал я, - мне повезло».
Впрочем, когда я рассмотрел ту, кого М. называл Зинкой, я оказался уже не настолько уверен в своей счастливой планиде.
Может, когда-нибудь Зинка и была сколько-нибудь симпатична. Но красоту съела старость. Мне показалось, что старость - это некая гусеница, пожирающая красоту, а морщины - суть траектория ее движения.
Впрочем, Зинкина старость казалась мне опрятной и даже благородной. А в доме царила атмосфера уюта, который бывает в домах благоприятно к тебе настроенных старушек. Ты знаешь, что сейчас последуют неизбежные варенье, чай, кусок пирога.
Старушка жестами звала нас в комнату. Мы вошли.
Интерьер жилища был похож на мои апартаменты. За одним исключением. Здесь стоял прибор, название которого я уже откуда-то знал.
Телевизор.
- Он здесь показывает? - спросил я, указывая на прибор.
- А то как же! - сказала старушка.
- И можно его посмотреть?
- Да смотри, конечно! Только я им почти не пользуюсь. Гадости там одне, а ебля - только иногда.
И все равно я настаивал. Впрочем, бабуля не сопротивлялась.
Экран загорелся. Я увидел потного мужика в пыльной одежде с кувалдой в руках. Он крушил мебель в квартире. Мне стало не по себе.
- Что это? - спросил я.
- А что не так? - ахнула старушка.
- Это… Это же я сочинил!
- Ну, и что? - Баба Зина нисколько не удивилась. - Такое часто бывает. Если что сочинишь, а оно кому надо понравится, так всегда и показывают.
- Правда? - успокаивался я.
- Конечно. Это они тестируют сновидение. А потом зрители этим… ментальным голосованием определяют: ерунда или нет.
Похоже, такое положение дел не очень-то отличалось от того, что я оставил в прежней жизни. Во всяком случае, я не удивлялся.
- А почему у вас есть телевизор, а у меня нет? - лукаво спросил я, глядя старушке в глаза.
Но ответил мне М.
- Потому, - сказал он, - что телевизор - это не предмет первой необходимости, он денег стоит. У кого есть, те и покупают.
Мы поставили бутылку на стол. Хозяйка принесла стаканы. Старики завязали не очень интересный и сварливый разговор, вспоминали какие-то старые дрязги. Я слушал их вполуха, качал головой, хотя моим мнением, кажется, никто и не интересовался. М. называл старуху почему-то «Гиппуськой», а то и «Гиппочкой», хотя никакого сходство со смутно пришедшим на память животным «гиппопотам» (который, очевидно, и имелся в виду) я не усмотрел. Впрочем, причины меня не интересовали.
Под конец фильма, сочиненного мною, я ощутил что-то вроде эйфории в странной смеси со стыдом. Последний происходил из соображения, что сочинить я мог бы, в принципе, и лучше. Эйфория тоже была объяснима - несколько раз я все-таки вдохнул воздух носом. А делать это из-за веселящего газа не стоило.
На телеэкране я видел воплощенные недостатки моего текста. Например, меня смущало отсутствие концовки. В принципе, я даже не знал, чем закончится рассказываемая мною история. А после того, как я увидел ее на экране, я и вовсе испытал отчуждение. И эта история перестала казаться моей, сделавшись чьей-то еще.
Но вот, наконец, история оборвалась. И начался чей-то другой фильм. Какая-то чумазая тетка с огромным бюстом решительно засовывала свои соски в рот тщедушному мужичку. Тот уворачивался. Из сосков тонкими струйками брызгало молоко.
- Эй, студент! - обняла меня за пояс баба Зина. - Блудить будем, или как?
Я попытался отшатнуться. Но куда там! Старуха вцепилась в меня, а потом очень ловко подхватила края моей хламиды, задрала их вверх. Миг, и я опять оказался голым. К тому же старуха, будучи, по-видимому, опытной в такого рода вещах, завязала края моего одеяния над моей головой. Я заметался.
А в следующее мгновение мой член оказался у старухи во рту.
- Нет! - застонал я.
Но злосчастный корень не был послушен велениям здравого рассудка. Он увеличился в размерах, побуждаемый к тому легкими движениями языка и обволакивающими - губ.
Было хорошо. Но и одновременно тревожно. А ну, как старуха возьмет, да и укусит? Эх, жаль, что я не рассмотрел, есть ли у нее во рту зубы. Я прислушался к ощущениям. те докладывали, что определенно, хотя бы несколько, есть.
Я стал высвобождаться из своего одеяния. Двигал руками, нащупывал места, где сходится ткань. Мне это удалось. Я стащил одеяние через голову и оказался поражен открывшейся мне картиной.
Старуха стояла на четвереньках. Во рту у нее был… Ну, это, допустим, понятно. Возмущало другое. То, что за спиной у нее на четвереньках стоял М. и вылизывал языком ее промежность. Такое гнусное предательство возмутило меня. Я хотел было высказать вслух свое недовольство. Но не успел.
- Вдохновилась! Вдохновилась! - закричала старуха, сотрясаемая конвульсиями оргазма.
Ради этого животного вопля она даже вытащила мой хуй изо рта. Но освободиться мне не удалось, поскольку баба Зина тут же цепко перехватила его ладонью. Прямо за хуй она потащила меня за собой - туда, где стоял компьютер. Сзади на четвереньках, по-собачьи, двигался М.
Баба Зина включила компьютер, посадила меня рядом с монитором. То ли столик был удобный, но она умудрилась опять поместить мой член себе в рот, принялась его сосать и облизывать, одновременно что-то набивая на клавиатуре. М. примостился между ее дряблых ляжек. Борода и усы были пропитаны влагой. Старуха билась в конвульсиях, не переставая печатать. Она несколько раз страстно укусила меня за член. Значит, зубы у нее все-таки были.
А потом у меня в голове взорвалась целая вселенная восторга. Я закрыл глаза, и меня понесло по океану блаженства.
Потом, когда осознание окружающей реальности стало возвращаться, я обнаружил, что, помимо нашего странного menage-a-trois в доме есть еще кто-то.
Гостей было трое. Их лица скрывали марлевые повязки. Впрочем, одного из них я узнал даже так. Это оказался Б.-Б. В руках он держал странного вида оружие, похожее на пулемет со множеством стволов на вращающемся шарнире. Не менее странные орудия были и у его спутников.
- Господа! - сказал я. - Что все это значит?
И тут один из визитеров (не Б.-Б.) коротко взмахнул своим автоматом и ударил меня по голове. В глазах потемнело. Окружающий мир, как экран выключенного телевизора, мигнул светлой искоркой и пропал.