Шизоff : Кампанелла хуева . часть 1.

14:41  05-11-2007
1.

В стародавние времена, в совейской ещё стране, в одном передовом колхозе, жили-были два брата: Василий, царствие ему небесное, страстотерпцу, и Алексашка, сукин сын, ни дна ему, ни покрышки.
Как оно всегда и бывает с братьями, один был постарше, а другой так, сопля, одно название, что брат.
Василий был мужик домовитый, краснознамённый передовик и в праздники агитатор. Алексашка же мало того, что даром хлеб жрал родительский, так ещё и с дурчиной оказался: зачитался философским словарём. Словарь этот дураку заезжий академик отдал, расплатился вроде, -- тот ему целый месяц пособлял: воды принести с колодцу, за грибками сводить в дальний дубовик, червей накопать для рыбалки. И то, -- не самому ж мараться важному городскому дяде. Алексашка при деле, семья и рада – хоть дом не сожжёт, лиходей, увеличительной, так её и сяк, линзой....Да и красненького регулярно академик подносил, а на прощанье – беленькой побаловал от души, и консервы, что не съел, все оставил им, Парамоновым.
Всю зиму Алексашка на печи читал жутковатого вида талмуд: без картинок и в три пальца толщиной. А как городской снова приехал гостевать, -- сразу к нему, рассказывать, чего вычитал в бесовской книге.
«Пытливый ум у вашего хлопца, -- отметил заезжий дядя, заглянув к ним после ночных посиделок с удочкой, -- Ему бы в город надо, учиться».
Папашу аж раздуло всего от гордости, замахал культяпками – руки ему жаткой оторвало. Маманя тоже кивает, будто в теме, а сама глуха как тетерев, и ноги опухши до самых подмышек: весной полоскала бельё на пруду, ухнула под лёд, и полдня простояла, держа над головой тазик. Бросила бы – вылезла сама, конешно, а так руки заняты... Ясно, в кого Алексашка уродился, в маманю. Хотя может и в отца, тот ведь как в жатку-то угодил...ладно, не о нём речь...
Василий восторгу не разделил, но и поперёк сказать поленился. Он второй год был на тракторе, жениться намечал, и в партию. Старики уже вовсе не жильцы, а забери кто из дому этого урода тряпошного, так и красный флаг в руки, за счастье.
Раз - и квас, а чего волынку тянуть?! Справили дурню чемодан, что Василий на дембель привёз из германской республики, пару белья, батькин пиджак и новые кеды. Папашке всё одно рукава ни к чему, а кеды Василию жали, китайские, черти их делали, не иначе. Обнялись, почелмокались на прощанье, загрузили клоуна в городской «Москвич», и -- аля-улю, гони гусей. Учись, как завещал великий Ленин, а то руки из задницы растут, чего даром по селу телепаться.....
В тот день Василий выпил больше обычного, а в клубе глядел на баб соколом, и был даже ласков.

И вот ведь как бывает, люди добрые: добрые восемнадцать лет о дураке слова слышно не было. Поначалу Василий письма читал, вслух даже, бывало, а потом, когда папа дуба врезал, то и перестал: глухой всё едино беспонту, да и в уме она быстро повредилась от горести по отцу, пришлось сдать в Бурашево – там все такие, зато уход и пища.
Помнится, в первом письме балда порадовал. Поступил, мол, в институт, да ещё и по квантовой физике. Денег просил чутка до стипендии, пока что. Василий о физике высказался, а про деньги – только фигу показал в красный угол, где за подшивкой огонька, на полочке, такой же малохольный, в локонах бабьих и бороде, поселился – мать, курица глупая, от тётки Маланьи кивот приволокла...зла не хватает!
Потом написал, что куда-то на Тянь-Шань едет, по распределению, активность солнца наблюдать. Денег не просил, а всё больше – скучаю, мол, по всем вам. Точно с максимом уродился. По ком тут скучать, когда один помер, а вторая сидит в углу тыквой?! Василию же его любовь – как активность солнца. Ехало-болело. Тут жена, поросята, овцы, дети, соцобязательства – содом, партком и тихий ужас.

И дурачок пропал, вроде. Написал было дело, откуда-то с краю земли, со Шпицбергена, язви его душу, а потом Василий и читать перестал: говна-то в этих письмах. Тут корма дорожают, генеральные секретари как мухи мрут, жена, что свиноматка, плодоносит всякий год. Своих забот вилами не раскидаешь. Письма Василий утилизировал - печное хозяйство до всякой бумажонки охотливо. Хоть какая польза.

Ох, умён был Василий, ох, непрост и смекалист! Почище академика тово, что балбеса сманил. Пережил всё – перестройку, перестрелку, взлёты и падения. Впрочем, взлетала и падала раскисшая на шестую часть света страна, а Василий был стабилен. Вроде золотого запаса Бахрейна – правильной такой стабильностью. Неуклонно рос и ширился, как тот Евросоюз. Из механизатора – в комбайнеры, бригадиром. Сгнили родные хлеба, сморщились пашни – а он уже на ферме бригадирит, надо же, как успел? А так! Нюх по ветру и не щёлкает попусту. Нужно стране мясо? Нужно. И курей народ любит своих. Пусть синих и полудохлых – мы и сами такие. Пиндосский бугор по всему миру ножки пустил , чтобы женке своей сделать приятное. Миникопия, так сказать, достоинств драгоценной супруги. Причаститесь, мол, мово личного щастья. Да шёл бы ты лесом, буржуй! Пока жив на святой руси вольный хлебопашец и отечественный производитель – хрен тебе по самое небалуйся!

Это, собственно, и было предвыборной программой Василия.

Приехали как-то к нему в колхоз – он уже председателем сподобился, Василий-то, - умные люди. Позыркали, подсчитали тонны, литры и га, свели дебет с кредитом, и с улыбкой предложили бычков продать оптом, курей в розницу, молоко слить соседям по бросовой цене, пахотные земли сдать в аренду, а на корма вообще забить. А на вырученные кровные денюшки – проплатить пиар ход. Тогда, мол, став депутатом, можно односельчан по уму осчастливить. «А как? - нахмурился он, чувствуя жопой, что дело выгорит, но в сомнениях, - Чё эта голь перекатная делать-то будет? Шары гонять? Чем занять иродов, чтоб не пожгли с голодухи?». «А лесом, - ответили ему умные люди, - Лес теперь в цене. Растёт, понимаешь, бестолку. Вот пусть и валят».

Лес.... Леса у них заповедные, корабельные. Что да, то да. И трогать их испокон веков запрещалось государством. Закон был, чтоб ни-ни и даже не думай. При Старом Джо Сталине, при Хруще, при жопомордом – не думали. При Андропове даже во сне дурную мысль гнали – ну его нахуй, такой лес. Хроник, меченый – тут уж не до дум было, пояса затягивали и репу насчёт пожрать чесали. Теперь вот свой мужик на трон влез, сибирский. Конкретный чувак, гасит по-чёрному, как все. Даже больше. Законы штампует, как семечки....
«Вот-вот, - тонко улыбнулись Василию в этом месте добрые люди, - закон-то меняется, главное, штоб было кому предложить нужную тему, поняли, Василий Мефодьевич?». И он всё понял.