Сантехнег Иоганн : Таксист

Бля... темно... где я?... так... сначала определимся, кто я?... а я ведь по-любому кто-то есть... ааааа!... башка раскалывается... мысли пока на хуй - больно... сука, как темно-то... руки связаны... или прикованы, точнее сказать не имею возможности - пока еще я их плохо чувствую... и вообще, я почти ничего не чувствую, но это не так уж и плохо - хотя бы боли пока нет, а она, ой чувстсвую, не заставит себя долго ждать... а пока ничто не отвлекает, стоит попытаться вспомнить, как я сюда попал... да и куда, собственно, попал. По прежнему темно и ни хрена не видно.
Так... Я и Ленка выходим из подъезда Серегиного дома, репетировали мы там... потом немного выпили... нет, пизжу, много выпили... вобщем, выходим, ловим такси, падаем на заднее сиденье и машина тут же трогается. Таксист мне еще, вроде, не понравился... хотя нет... не успел понравиться, так как только мы тронулись, с переднего сиденья в мою сторону стремительно двинулся какой-то предмет, даже на вид тяжелый, по-моему - монтировка... банально... последним что я слышал, был негромкий вскрик Ленки и какой-то не приятный лопающийся звук...
Хуёвенькая ситуация вырисовывается... Таксист значит... А чё ему надо? Выкуп? Смешно... Какой-нибудь мой старый недоброжелатель? Вряд ли... Хуй его знает... Так, а Ленка где?
- Лен! - в горле сушняк, пиздец.
- Лен... - хуй там ночевал. Лены здесь нет.
Шаги. Кто-то идёт.
- Бляяя! - свет слепит глаза.
- Добрый вечер, Дмитрий! - глаза чуть-чуть привыкли, и теперь я увидел человека, который включил свет: маленький, лысенький мужичек с чемоданчиком и странноватой улыбкой на ебале.
- Иди на хуй, урод! - я и сам не понял, зачем я это сказал.
Наверное, в порыве чувств.
- Меня зовут Константин. - всё тем же спокойным тоном констатировал таксист и сделал несколько шагов в мою сторону.
- Ну тогда иди на хуй, Константин. - на автопилоте выпалил я и не успел осознать своей ошибки, так как в следующую же секунду я имел удовольствие детально и с минимального расстояния рассмотреть его правый ботинок, которым он, собственно, и припечатал мою голову к стене...
Очнулся я, как ни странно, от боли, самой обыкновенной боли, которая говорила о том, что голова моя, на данный момент, представляет собой жуткую картину, но так же и о том, что я еще, несомненно, жив, что не могло не радовать. Так же радовало и то, что почтенный Константин соизволил не выключать свет.
Я стал осматривать пространство вокруг себя. Движения головой вызывали острую боль.
Я находился в каком-то подвале... или подсобке... или на заброшенном складе. Хуй поймешь. Бетонный пол был сырым и грязным. Ничем не отличались от него и стены. Вдоль них проходили огромные трубы, из которых повсеместно капала вода. Вобщем, стандартное жилище киношных маньяков. Из предметов мебели наблюдались только старая низенькая табуретка и...
А вот и Ленка...
Я сблевал прямо на себя какой-то зеленоватой слизью... На невысоком, грубо выструганном столе, животом вниз лежала моя подруга. Руки её безвольно свисали, почти касаясь пола, залитого ни чем иным, как её собственной кровью, тонкой струйкой стикавшей со стола. Живот её был распорот, но вывалившихся внутренностей видно не было.
И тут, наблюдая всю эту нелицеприятную картину и пытаясь подавить очередной рвотный позыв, я снова услышал шаги. Дверь, противно скрипнув, открылась и Таксист-Костя медленно вошёл. Не обратив на меня ни малейшего внимания, он деловито подошел к столу и, взяв мертвую Ленку за ноги, резко потянул её на себя. За ней по столу тянулся темно-багровый след, от созерцания которого меня еще раз стошнило.
Таксист, продолжая меня игнорировать, перевернул Ленку на спину, достал свой маленький скрюченный член и, закинув её ноги себе на плечи, усердно запыхтел, попутно запустив свои поганые руки в страшную рану в ленкином животе.
Вот тут-то я уже не считал, сколько раз я выплескивал содержимое своего желудка на и так уже порядком заблёванный пол... Я пытался что-то кричать, но язык решительно не желал ворочаться во рту. Я больше не мог вытерпеть этого и, перед тем как снова отключиться, увидел довольную улыбку этого поганого извращенца...
Когда я снова очнулся, тела Ленки уже не было. Только огромные засохшие пятна уже почти черной крови напоминали о произошедшем. Частично от вновь пришедшей боли и частично от безысходности и осознания моей неизбежной кончины я протяжно завыл, уже не удивившись тот час же послышавшимся шагам. Костик...
Опять по ушам резанул скрип ебучей несмазанной двери и появился мой мучитель, мать его...
В руках у него был всё тот же гавёный чемоданчик.
Он медленно подошел, присел напротив меня, скрестив ноги, открыл чемоданчик... В нем я увидел тщательно разложенный набор замечательных, блестящих и, несомненно, отлично наточенных ножей разных размеров и видов. И каким-то бесконечно далеким уголком своего изрядно помутившегося разума я заметил, что и сам бы не в коем разе не отказался от такой смертоносной, но от этого не менее желанной коллекции.
Таксист вынул из чемоданчика средних размеров клинок и без лишних пафосных слов с размаху загнал мне его в бедро. Я закричал. Кровь бурным потоком хлынула из раны... Знал, сука, куда бьет.
Я всё ещё продолжал кричать, когда уже вторая нога была прибита к полу мощным ударом Константина. Я уже очень плохо соображал от накатившей на меня волны адской, непереносимой боли, когда Таксист совершал то же самое с моими руками. Уже где-то далеко, краем уха, я слышал свои душераздирающие вопли, мольбы о пощаде. Но то был не я, а всего навсего лишь моё слабое человеческое тело. Душа же моя уже смирилась с эмиграцией в другую реальность или вечное небытие, хуй его знает, и решила оставить напоследок моему телу небольшой подарок...
Почему-то я уже не чувствовал боли. Я видел как его похотливое, перекошенное от удовольствия и истекающее слюной ебало было в считанных миллиметрах от моего лица, а правая рука остервенело погружала нож в мою грудь. В голове у меня сейчас была только одна мысль: "СУКА!", и с этой не особо оригинальной мыслью, попутно вспомнив уроки анатомии, я из последних сил вцепился зубами в область, где по моим расчетам должна была находиться его сонная артерия. Последнее, что я чувствовал перед уходом, было ощущения вкуса железа на языке и теплого, клокочущего потока крови этого ебаного уёбка на моем лице... И, наверное, это было самое лучшее ощущение в моей жизни...

P.S.: писал я этот опус на телефоне, по этому не исключены глюки, связанные с превращениями многоточий (не иначе, как по сучьему веленью) в вопросительные знаки, по этому, уважаемая редакция, если вас это не затруднит, при возникновении этого феномена, прошу вас его исправить. А если затруднит, то и хуй чай с ними, с энтими многоточиями! :)