Шева : Сука

17:20  16-11-2007
СУКА

… Бежать было уже тяжело, поэтому когда на дороге появилось два вроде как небольших пригорка, которые на самом деле ой как нелегко даются, когда ты уже охеренно устал, на вершине второго Виктор остановился и оглянулся, - как там она?
То, что он увидел, его расстроило.
Она, устав, очевидно, еще больше, уже не могла бежать и тоже остановилась, только на вершине первого пригорка, не в силах больше двигаться.
Медленно переступая изнутри гудящими ногами, Виктор подошел к ней, опустился на корточки и начал гладить ее, - сначала по голове, затем по спине.
Она прижалась к нему как к родному, не проронив ни звука, и положив голову на ладони, тяжело дышала, - как человек, бежавший изо всех сил, и наконец-то получивший возможность остановиться.
«Маленькая…, дурася», - начал он ее уговаривать, - «я же тебе говорил, - не пей воду, да еще так много. Я понимаю, что жарко, и пробежав столько километров, бросаешься к воде, и кажется, сможешь выпить речку, - сколько ни давай, - все мало! Но от этого живот раздувается, когда бежишь, эта вода начинает болтаться в пузе…, - да что я тебе рассказываю, - сама, наверное, почувствовала, как это херово!».
Было видно, что уговоры Виктора ей приятны. Она закрыла на несколько секунд глаза, держа голову в его ладонях, затем как очнулась, громко зевнула, широко раскрыв рот и обнажив клыки, фыркнула, несколько раз тряхнула головой, встала на лапы и как показалось Виктору, - весело взглянула, - «Ну что, мол, - побежали?».
Виктор еще раз потрепал ее по голове, поднялся, отошел на два шага вперед и потихоньку потрусил по дороге. Обернувшись через несколько секунд, он убедился, что собака бежит за ним, выдерживая прежнюю дистанцию
… А начиналось это необычное воскресное осеннее утро на удивление обычно.
Заставив себя встать, - воскресенье, однако, так хотелось еще понежиться в кровати, - Виктор натянул на себя уже старенький спортивный костюм, кроссовки, неизменную зеленую шерстяную шапочку, - «пидорку», как называла ее жена, и взяв в руки свой «спортивный» прутик, двинул к лифту.
Ожидая лифт, медленно сползающий с верхних этажей их многоэтажки, Виктор посмотрел в окно площадки перед лифтом. Погода была явно «не очень», проще говоря, - херовая.
Слава богу, дождя не было.
Еще.
Или уже.
Со скрежетом раскрылись двери подъехавшего лифта.
На первом этаже консъержка сонными глазами проводила его худощавую фигуру, когда он открывал входные двери в дом.
«Да-а-а-а», - поежился Виктор, сбежав по ступенькам во двор дома, - «однако, - зябко».
Он прошел двадцать метров до опушки леса, начинавшегося буквально через двадцать метров от подъезда его дома, и медленно начал БЕГ.
… Бегать его научил семь лет назад Вован.
Познакомились они на курсах английского, куда восемь лет назад заставила Виктора записаться жена.
Состав на курсах был очень разношерстный. Семейная пара среднего возраста, выезжающая в Канаду. Врач-хирург, собиравшийся выехать на несколько лет на работу в Европу. Несколько школьников-старшеклассников, которым папы-мамы приказали «подтянуть» школьный английский.
И несколько странных типов, один из которых оказался соседом Виктора по парте.
То есть, - знакомство было неизбежно.
И уже после второго занятия Виктор с удивлением заметил, что расползаясь по домам, они с Володей, - своим соседом по «парте», движутся в одном направлении.
Оказалось, что они уже много лет жили в одном доме.
Естественно, не зная друг друга.
Вовка работал слесарем на том же заводе, на котором Виктор оттрубил пятнадцать лет, пока не понял, что если он хочет хотя бы чего-то достичь в этой жизни, с завода надо уходить.
Казалось бы, учитывая разницу в общественном статусе, что могло быть общего, - кроме выпивки, конечно.
Но обнаружилась совершенно необычная общая тема.
Бег.
Виктор начал бегать не так давно, - месяца три, и по тому шагомеру, который он купил в спортивном магазине, с гордостью понимал, что он, не останавливаясь, может пробежать уже пять километров. С учетом возраста и отсутствия предыдущего опыта в этом деле, он, если быть честным перед самим собой, этим гордился.
Но как он был шокирован, когда распив, по случаю знакомства, холодненькую ноль-пять зубровки с новым другом, узнал, что Вован, - так просил называть его Вовка, каждые субботу и воскресенье бегает по двадцать пять-тридцать километров по их лесу, а в «праздник души», как называл это состояние Вован, - и по тридцать пять, да и марафонов пробежал более десятка.
Сначала Виктор не поверил.
Но когда Вован, после того, как они добили бутылку, сказал ему, - «Петрович, раз бегаешь, как ты сказал, - давай в субботу в восемь утра заходи ко мне, и побежим вместе, - посмотрю, что ты могешь» - Виктор почему-то подумал, - «А может и действительно не врет?».
И с ближайших выходных они действительно начали бегать.
По-настоящему.
И к удивлению Виктора, совершенно неожиданно оказалось, что у него к бегу на длинные дистанции обнаружились очень даже неплохие способности.
За полгода увеличение дистанции, - естественно, с интервалом в несколько недель, шло таким темпом: пять - восемь - десять - пятнадцать - двадцать - двадцать пять - тридцать.
Километров, конечно.
После «тридцатки» стало гораздо тяжелее и скорость наращивания дистанции замедлились, но пробежав пять раз «тридцать пять», Вован сказал Виктору, - «готовься!».
И в один день ЭТО свершилось!
Закончив бег, еле живой, «ползя» из опушки их леса вместе с Вованом домой, Виктор время от времени доставал из кармана своих спортивных штанов шагомер, и улыбаясь как даун, неверящими глазами смотрел на табло, где светились цифра сорок две тысячи шагов «с хвостиком».
… Сегодня бег начался как обычно, - ноги уже бежали, а голова просыпалась уже потом, - по мере бега.
Пробежав метров четыреста вдоль опушки леса, Виктор по тропинке начал сворачивать направо, - на шоссе, уходящее в лес. Эта ухоженная асфальтированная дорога, по которой, может быть, раз в час или два проезжала одинокая машина, всегда вызывала у Виктора один и тот же вопрос, - «и на хрена ее надо было строить?». Но ответить было некому, поэтому каждый раз, выбегая на это шоссе, заноза дурацкого вопроса очередной раз саднила голову.
Неожиданно кусты справа зашевелились, и из них что-то выскочило. Не останавливаясь, Виктор машинально перебросил в правую руку стальной прутик, который он всегда брал на бег для защиты от собак.
Действительно, это оказалась собака. Но собака из тех, против которых прутик не нужен.
Она была небольшая, хотя чем-то немного смахивающая на бультерьера. Окраса коричнево-белого, с небольшим количеством черных пятнышек. Морда, - как у буля, - достаточно продолговатая, но не такая тупая, заметно поумнее.
Не сбавляя скорости, Виктор вышел из виража тропинка и выбежал на шоссе. Он пробежал лишь метров восемь-десять, когда внезапно почувствовал, что задником правой кроссовки что-то задел. На дороге никаких выбоин не было, поэтому это удивило его.
«Что за чертовщина?», - подумал он и обернулся.
От увиденного он даже приостановился.
Оказалось, что он задел по носу собаку, которая пристроилась сзади на расстоянии полуметра и, как он теперь понял, как привязанная, все время трусила за ним.
«Дурочка! Ты че?», - повернувшись к собаке, сказал Виктор. В свою очередь, собака тоже остановилась и в том же полуметре от него присела.
Виктор развернулся в сторону леса и опять побежал. Метров через двадцать он не выдержал и обернулся: собака усердно перебирала своими короткими лапами и бежала за ним.
«А-а-а! Отстанет и убежит в кусты», - подумал Виктор. От поворота на шоссе до его окончания, - когда дорога упиралась в трамвайную линию и затем, пересекая ее, становилась обычной лесной дорогой, было где-то около двух километров.
Погода была бодрящая, бежалось хорошо, и Виктор добежал в хорошем темпе уже почти до трамвайной линии, когда внутренний голос заставил его обернуться: не отставая ни на шаг, собака бежала за ним!
Виктору почему-то стало тревожно.
Он представил, что собака бежит за ним дальше, а затем, на каком-то отрезке пути, «сходит с дистанции» и одинокая и усталая пропадает в лесу.
Виктор повернулся к собаке, сел на корточки.
Собака тоже остановилась и села перед ним, немного склонив голову.
«Дураха! Пропадешь ты там!», - начал ей втолковывать Виктор серьезным тоном, - «там лес, дикие звери, - гам-гам, - и нет тебя, - одни косточки останутся!».
Пес смотрел на Виктора таким взглядом, что казалось, если бы он мог говорить, он бы ответил, - «Дядя! Кончай дурить! Или бежим дальше, или скажи, что уже устал и дальше не можешь».
Виктор поднялся и легонько махнул прутиком в сторону собаки, - «Уходи! Уходи домой!». «Пока не поздно», - подумалось ему.
Собака хоть и сделала своих два маленьких шага назад, но опять села, и не подавая голосу, смотрела на Виктора своими черными точками глаз.
Виктора взяло зло, - «Да что это я из-за какой-то приблудной бродячей собаки буду срывать себе воскресный бег! Да пошла она…!».
Он развернулся в сторону трамвайной линии и хорошим широким шагом побежал в сторону леса.
Пути, - шпалы, - лесная дорога, - затем привычный поворот направо, далее пятьсот метров до «поворотного», как его называл Вован, лесного столбика с указанием номеров близлежащих лесных участков, и поворот налево на «столбовую» тропинку вглубь леса.
Только после этого столбика, с нанесенными на белом фоне зелеными косыми полосами, всегда напоминавшими ему времена классиков с их верстовыми, перегонными, постоялыми дворами и прочим, он оглянулся.
Она была здесь, рядом с ним.
Никуда не делась.
«Упрямая, как Наташка!», - не сбавляя шаг, пробормотал про себя Виктор.
И сразу, - настроение мгновенно испортилось, краски леса поблекли.
… Вчера у него с Натальей, вернее, Наташкой, как он ее называл, опять вышла ссора.
Такая же дурацкая, как предыдущие, и так же глупо закончившаяся.
Не раз говорил же ей, - «что вообще-то, ты должна все согласовывать со своим непосредственным шефом, - моим замом Денисовичем. Если работаешь со мной напрямую, - спрашивается, - какого хрена «мой», написанный за тебя же текст делового письма, согласовывать еще с ним?».
Вдруг начала возражать:
- А помните, последним распоряжением нас обязали на каждом письме иметь визы всего начальства от начальника отдела до вашей?
- Неси его сюда.
Принесла.
- Ну? И где тут подпись моего зама?
- Нету.
- И чего же ты на ровном месте меня заводишь?
Молчит, но вижу, что все равно хочет чего-то возразить, - но нечем. Поднялась с недовольным видом, и обиженной гордой, «свободной от бедра» походкой вышла из кабинета.
Ну разве так ведут себя любовницы с многолетним стажем отношений?
А что это за обращение к начальнику отдела, да еще у меня в кабинете, - «Олежка!».
Я понимаю, что хлопец действительно молодой, но у нас ведь не детский сад!
А может она уже с ним?
Но зачем тогда передо мной так себя вести?
Нет, не может быть, - это же совсем глупо, - она же не дура?
А может таки дура?
Или ты уже немолодой дурак?
Обожди, обожди. Может, решила позлить?
Опять же: из-за чего и зачем?
Не сделай очередной раз минет и эффект будет тот же.
Кстати, - а ведь прошлый раз так и сделала!
В смысле - не сделала!
Завелся ты тогда, конечно, будь здоров!
Она еще и поддела, - «Виктор Петрович, в вашем возрасте нельзя так сильно волноваться!».
… Виктор опять ненароком задел собаку по носу. Обернулся, - бросил ей подбадривающе, - «давай, маленькая, подтягивайся, - только не так близко!».
«Бежим уже пятый километр!», - отметил про себя Виктор.
Красив октябрьский лес в палитре желто-коричнево-багряного цвета, да еще шуршание уже опавших листьев под ногами, вызывающее в памяти знаменитый битловский припев «ш-у-у-х… ш-у-у-х…ш-у-у-х» из «Come together».
Эх, как давно это было! Диски, записи на бобинник, тоже бег, но намного более быстрый, - потому что от ментов или от дружинников…
«А может, поэтому Наташка так себя и ведет, что стар ты уже для нее? Или надоел, - за столько то лет?».
Виктор попытался отбросить эти мысли, навевавшие тоску, но ни хрена не получалось. Это хорошее легко испаряется, а «говно действительно не тонет», а так и норовит всплыть повыше.
«Д-а-а, вчерашнее это еще херня, а что она тебе сделала на твой день рождения! Это действительно, всем подаркам оказался подарок!», - мрачно подумал Виктор.
Они были вместе уже шесть лет. И всегда на дни рождения друг друга взаимные подарки носили больше символический характер, своим дальнейшим присутствием потом как правило где-то рядом, - в кармане или на столе напоминавшие о родном и близком любимом человеке.
Пару месяцев назад, на его последний день рождения, Наталья не то что не подарила ему хоть какую-то безделушку, - она единственная из близких ему людей даже не поздравила его по телефону!
… С левой стороны лесной тропинки вдруг раздался сильнейший треск, как будто кто-то крупный ломился через заросли кустарника. Виктор от неожиданности остановился. Пес едва носом не уткнулся в него. Через несколько мгновений в пяти-семи метрах перед ними, пересекая тропинку, по которой они бежали, слева направо, грациозными прыжками, будто зависая в воздухе, промчалась стайка из трех косулек.
Изредка Виктор встречал их во время пробежек, но так близко, - еще ни разу.
«Это, наверное, благодаря тебе», - обернулся он к собаке, - «решили показать себя во всей красе!».
Собака задрала заднюю лапу и почухала себе спину. Взгляд ее при этом как бы говорил: «Хрен его знает, товарищ начальник! Может ты и прав. Мы люди, … тьфу, собаки маленькие, тебе виднее».
«Ладно, не груби», - сказал Виктор, - «вперед!».
Опять потянулись однообразные стволы сосен, пеньки, разросшиеся кусты, - отдельные ветки, нависавшие над тропинкой, Виктору даже приходилось на бегу отводить в сторону своим стальным прутиком.
… А помнишь, недавно у нее болела дочка, и ты в обед позвонил ей домой?
Дома ее не оказалось, телефон взяла мама. Как тебя резанула фраза ее мамы, произнесенная с такой интонацией, с которой обращаются к давно знакомому человеку, - «другу семьи», - «Андрюша, это ты?». Ты сухо ответил, что «нет, не Андрюша», - и положил трубку.
Да-а-а, дела.
Это при том, что мужа то зовут не Андрей!
… А выражение ее лица, когда недавно праздновали чей-то день рождения, все стояли вокруг накрытого стола, и тут ей кто-то позвонил!
«Дьявол сидит в мелочах», - любил повторять твой бывший шеф, Сан Саныч. Так вот, - блеск ее глаз, выражение лица, приглушенный голос, - в сочетании все это производило впечатление скрытой тайной радости от общения с тем, кто находился по ту сторону телефонного кабеля.
И что ты можешь сделать?
Ни-че-го!
... Единственный плюс тоскливых мыслей, одолевавших Виктора, был в том, что, отвлекаясь на свои невеселые думы, создавалась иллюзия, что путь становится как бы короче, и сейчас он уже увидел вдалеке очередную контрольную точку его дистанции, - заросли очерета возле небольшого болотца, которое практически никогда не просыхало, даже в самые знойные летние дни, превращаясь при этом в подобие большой лужи.
От болота-лужи уже рукой было подать до конечной цели их путешествия.
Виктор оглянулся, еще раз проверил наличие собаки, усердно трусившей сзади, и начал кустами огибать это гнилое место.
Под кочками, на которые он ступал, чавкала вода, лягушки пачками дружно прыгали налево и направо, но они с собакой, как Нансен, или кто-то там другой, бежали к своему Северному полюсу…
После болотца постепенно просветы между деревьями стали становиться все больше, и, наконец, впереди замаячил свет в туннеле из наклонившихся над тропинкой крон деревьев и ветвей густого кустарника: это приближался промежуточный финиш первой половины их дистанции, - «десятка», то есть, -десять километров.
Тропинка круто ушла вниз в небольшой овраг, на дне которого, как обычно, радовал взор неширокий ручеек с чистой прозрачной водой и песчаным дном.
Собака спустилась за ним, тут же подбежала к ручью и жадно начала лакать воду. Пила она долго. Виктору даже показалось, что ее бока несколько округлились и блеск шерсти стал ярче.
Он еще раз взглянул на ручей.
Хотя глубина его и была небольшой, - сантиметров до двадцати, но ширина его даже в самом узком месте была метра два - два с половиной. Разбежаться, чтобы перепрыгнуть, было негде, а с места - Виктор пару раз пробовал, - первый раз, с трудом, но получилось, а второй раз, перепрыгнув, - поскользнулся, и правой кроссовкой полностью вляпался в воду. Обратно потом пришлось бежать хоть и в выжатом, но мокром носке, - было не в кайф.
Благо, не он один прибегал или приходил к ручью: как правило, через ручей, в его узком месте, было переброшено бревно или крупная толстая ветка, на другой стороне ручья возле маленького родничка на специально вбитом колышке висела кружка, - чтобы можно было попить чистой родниковой воды.
Но сегодня проблема была в том, что он был не один, а второй, то есть пес, ходить по мокрому бревну наверняка не умел.
Виктор присел перед собакой на корточки, и начал ей втолковывать: «Ты посиди здесь, хорошо? Я быстро перескочу на ту сторону, - ну понимаешь, - традиция у меня такая, я обязательно должен туда перейти, а потом быстро вернусь, и мы с тобой побежим обратно. Хорошо?».
Собака ничего не ответила и не подала какой-либо знак. «Молчание - знак согласия», - подумалось Виктору. Он встал, подошел к ручью, боком, балансируя руками и стальным прутиком, чтобы не упасть, перебежал на ту сторону и быстро взбежал по другому склону оврага вверх.
По эту сторону оврага начинался почему-то совсем другой лес: гораздо разреженней, сосен не было вообще, в основном, - лиственные деревья и большое количество берез. Но что всегда привлекало Виктора на этой стороне, из-за чего он всегда перебирался на нее, - это огромная красивая лужайка, на которой он сейчас стоял. У нее всегда был такой вид, будто сюда никогда не ступала нога человека.
«Как в девятнадцатом веке любили писать, - девственный вид», - подумал Виктор.
В лучах поднимающегося солнца желтые и красные листья на деревьях, окружавших лужайку, буквально светились как витраж в готической церкви.
«Хорошо как!», - теплым расплылось в душе и этот чудный вид начал навевать Виктору совсем другие мысли по поводу его беды.
«Обожди! Но ведь сколько раз тебе было с Наташкой хорошо, и не просто хорошо, а потрясающе хорошо! А помнишь, как впервые она научила тебя делать это на твоем приставном столике? Ты еще задал ей дурацкий вопрос, когда она поднялась с дивана, и белея телом в сумерках комнаты, подошла к столику, и обернувшись к тебе, отдыхающему на диване после последних телодвижений, сказала, - «Виктор Петрович! Идите сюда!», - «а зачем?».
«Возьмите подушку и идите сюда», - ответила она своим низким, зовущим голосом, - «сейчас сами увидите!».
Когда ты подошел, она взяла подушку из твоих рук, положила ее на стол, затем, чуть приподнявшись и опираясь о стол руками, легла на спину поперек стола, положив голову на подушку, а ноги приподняв и слегка раздвинув так, что ее лоно оказалось перед твоим членом, затем взяла его рукой и начала помогать ему войти в нее.
Ты же помнишь, что это получилось практически мгновенно, и как хорошо смазанный поршень, ты начал свое сладкое движение…
И когда, после того, как Наташка положила ноги тебе на плечи и начала в такт твоему движению стонать, причем с каждым новым движением все сильнее, а ты, схватив ее за ягодицы, вбивал себя в нее все глубже и глубже, а затем разразился фонтанирующей белой струей, тут же, как бы сгустками ртути, расплескавшейся по ее телу, а она, в истоме, начала размазывать ее по груди, животу, периодически облизывая свои пальцы, - тебе что, херово было?
Правду говорят: имеем - не ценим, потерявши - плачем».
Мысли Виктора были перебиты чьим-то прикосновением к кроссовке, - это собака, таки перебравшаяся через ручей, переминаясь на лапах, ненароком наступила ему на ногу.
«Ох ты ж малое», - наклонился к ней Виктор, - «а давай я тебе имя дам. Бабака, например. Знаешь, почему Бабака? Многие маленькие дети так называют собак. Я в этом убедился, когда гулял с дочкой, еще несмышленышем, по двору вместе с другими папами и мамами. Почему-то собака - Бабака, - и все! Как ты им не объясняй. Понимаешь?».
Собака посмотрела на Виктора, подняв голову вверх, протяжно заскулила, прогнулась, вытянув вперед передние лапы и выгнув высоко вверх попу, затем два раза тявкнула.
«Я так понял, - возражений нет?», - сказал Виктор.
Он поднялся, прощальным взглядом окинул опушку леса, на которой они стояли с Бабакой, и решил, - «пора!».
В смысле - отправляться в обратный путь.
Они вместе опять форсировали ручей, - теперь уже в обратном направлении, - Виктор, - по бревну, Бабака, - по дну ручья, выбрались из оврага, и побежали той же тропинкой, - но теперь уже домой.
Обратно путь всегда кажется короче, - но дается гораздо труднее.
Виктор это хорошо знал, и поэтому с тревогой подумал о собаке, - выдержит ли она?
Периодически оглядываясь, Виктор контролировал ее бег. На этот раз она уже не бежала так близко, как раньше, сразу отстала метра на два, но зато прилежно держала эту дистанцию, находясь как на привязи.
Но километра через полтора, обернувшись, Виктор собаку не увидел. От неожиданности он резко остановился и пошел назад.
Она сидела на вершине одного из пригорков, который он только что пробежал, и жадно хватала воздух открытой пастью, из которой почти до земли вывалился ее язык.
«Эх! Не надо было тебе так много пить воды, - я же говорил тебе!», - огорченно сказал Виктор, присев возле собаки. Он потрепал ее за холку, - «пойдем, маленькая, пойдем!».
Затем встал, отошел на два шага, и показывая пример, со словами «За Родину, за Сталина!», - потихоньку потрусил по тропинке.
Бабака встала, отряхнулась, громко похлопав себя по морде своими же ушами, и … побежала!
Радость Виктора была недолгой, - на следующей же холмике она опять остановилась, но не села, а широко расставив задние лапы, немного опустила вниз заднюю часть туловища, и тугая желтая струя ударила в утрамбованный песок.
«Так она же сука!», - осенило Виктора.
Он опять вернулся к Бабаке, которая, пока он к ней дошел, уже окончательно и явно удачно опорожнилась, повеселела, пару раз, клацнув зубами, попыталась поймать блоху у себя на спине, а затем встала, и преданно посмотрела на Виктора, как бы говоря, - «да, сука, но может покрасивее некоторых буду, а уж характером, - так точно!».
«Ну, ты даешь!», - сказал Виктор, - «тогда - бежим!».
И они опять двинулись цепочкой из двух звеньев: впереди - он, сзади - она.
… «А слабым то звеном оказалась Наташка!», - горько подумал Виктор.
«Обожди, обожди, - а вспомни, как вы зимой как-то ехали с работы домой вместе на такси, ты был пьян, а она на это обижалась, - «терпеть не могу пьяных мужиков!», и из-за какой-то реплики с ее стороны ты командным тоном приказал водителю остановиться и открыв дверцу с ее стороны, буркнул - «выходи на хрен!». Она, сначала опешив, а затем, как пробка шампанского, выскочила на тротуар, по которому мела злая поземка, и быстрым шагом пошла вперед. Слава богу, у тебя хватило ума через сто метров сказать водителю остановиться, заставить развернуться через двойную осевую, потом еще раз крутануться и догнать ее. Другая бы на хер послала за такие фокусы, а ведь она, хоть и не сразу, села потом к тебе в машину. И кто был неправ? То-то, парень!».
… Мерное убаюкивающее движение стволов сосен, стоящих по обе стороны лесной тропинки, по которой бежал Виктор, напомнило ему телеграфные столбы, так же бегущие назад, когда смотришь на них из окна вагона поезда. Себе он начал казаться локомотивом, медленно и натужно преодолевающим очередной подъем, то есть небольшую горку. Его прицеп, - эта маленькая собака, - обретенный сегодня друг, сцепив зубы, тянулась за ним сзади.
«Интересно, о чем она думает?», - подумал Виктор.
«Может, думает, - вот мудак какой попался, - устроил издевательство над животным, надо на него будет пожаловаться в общество защиты животных!. А может, наоборот, думает, - какая же я дура, что позволила себе так повестись!».
«А ведь в отношениях между людьми, особенно между мужчиной и женщиной», - подумал Виктор, - точно так. Вот я сейчас думаю о Наташке, и из головы не выходит дебильный вопрос, - «за что?», а ведь вполне возможно, что она сейчас тоже вспоминает наши отношения, и пытается дать им оценку, как эта собака, - «или он мудак, или я такая дура?».
За этими философскими размышлениями как-то незаметно они дотянули до трамвайной линии, пересекли ее и выбежали на шоссе, на котором они познакомились.
Здесь изредка уже начали попадаться люди, такие же бегуны, как он, или грибники, идущие к трамвайной остановке.
Впервые, сколько он бегал по этой дороге, Виктор почувствовал себя неловко. Дело было в том, что он имел достаточно неприятный опыт общения с хозяевами больших псов, хозяева которых, отойдя от массива на, как им казалось, приличное расстояние, снимали с собак намордники, отстегивали поводки и отпускали их. Естественно, после замкнутого пространства квартир собаки бесились, носились как угорелые, и по хер им было, что тут люди бегают.
Именно после одной такой встречи Виктор стал бегать со своим стальным прутиком. Когда навстречу бегущей к нему собаке выставлялся такой прутик, как правило, собаки реагировали абсолютно адекватно, - то есть, останавливались, а то и бежали сразу обратно к хозяину.
Но сегодня-то ситуация выглядела совершенно иной.
«Это же надо, - всю жизнь не любил собачников, - как помеху бегу, а теперь выгляжу как самый настоящий собачник, - и как себя при этом вести, - черт его знает!».
Слава богу, с одной стороны, и бегунов других сегодня было немного, а с другой, - Бабака совершенно не обращала внимания ни на кого.
Было заметно, что ей тяжело, даже очень тяжело, но она бежала за ним!
Уже в конце шоссе, перед тем, как сворачивать на тропинку, ведущую к массиву и его дому, еще издалека Виктор обратил внимание, что навстречу, по левой обочине дороги, неспешно идет тетка, возле которой крутится отпущенная с поводка большая овчарка. Он перебросил прутик в левую руку, обернувшись и проверив, что Бабака рядом, не сбавляя шаг, начал поворачивать налево, - на тропинку домой.
То, чего он так не хотел, таки произошло.
Овчарка бросилась на них.
Она не обратила внимания ни на Виктора, ни на его прутик, - почему-то они были ей неинтересны, но она накинулась на Бабаку. Корпусом она была раза в три крупнее «его» собаки.
Бабака, крутясь волчком и увертываясь от зубов овчарки, начала тоненьким голоском лаять, одновременно пытаясь прижаться, как к защите, к кроссовкам Виктора.
Виктор ткнул прутиком в морду овчарке, от чего та несколько опешила, и крикнул хозяйке, семенящей к ним, - «Слышь, ты! Убери на хуй пса!».
«Да не бойтесь, он не укусит, это он поиграть хочет!», - ответила тетка.
Овчарка, которой стальной прутик явно не понравился, начала громко лаять, при этом пытаясь куснуть Бабаку.
Виктор взял прутик двумя руками, и как двуручным мечом, начал хуярить им по морде овчарки.
Очевидно, та по жизни привыкла себя вести безнаказанно, - а может действительно раньше по морде не получала, но вместо того, чтобы отскочить, теперь она, широко раскрывая пасть, начала прыгать уже на Виктора.
Бой продолжался не очень долго, так как подскочила тетка-хозяйка, и оттолкнув Виктора, схватила свою собаку, шустро одела на нее намордник и противным голосом громко запричитала, - «Да что же ты это делаешь с моей собачкой! Совести у тебя нет!».
«Слышь, ты! Я людям не разрешаю на себя гавкать, а собакам тем более! Ты меня поняла?», - со всей пролетарской ненавистью ответил ей Виктор.
Тетка еще что-то хотела сказать, но видно поняв по взбешенному лицу Виктора, что лучше с этим придурком не связываться, - а то еще и сама по морде металлическим прутиком получишь, прицепила поводок и что-то недовольно бормоча себе под нос, потянула овчарку в сторону леса.
Бедная Бабака, перетрухавшая, очевидно так, что забег на двадцать километров по сравнению с тем, что произошло, был «семечками», послушно сидела у его ног, не произнося ни слова.
В смысле, - тявка.
Виктора самого трусило, но нагнувшись к собаке, и потрепав ее между по голове, он сказал, - «побежали, глупыха!».
И они побежали.
… До его дома оставалось всего-ничего, - метров двести - сто пятьдесят, - и Виктор решил прощаться.
Он присел на корточки, двумя руками взял морду Бабаки в руки и сказал: «Маленькая дурася! Извини, что я тебя потащил так далеко, но ты сама виновата. Ты хотела приключение, - ты его получила. Слава богу, что все обошлось. А ты - молодец! Продолжай бегать, - для здоровья полезно!».
Бабака, уставшая, как может устать животное после огромной физической нагрузки и стресса, и очевидно понявшая, что это - ВСЕ!, тихонько потрусила через дорогу к бювету артезианской скважины, краны которой никогда не закрывались, поэтому местные бродячие собаки всегда пили там воду.
Виктор развернулся в сторону своего дома и решил эти последние метры уже не бежать, а просто пройти.
Он сделал несколько шагов, когда услышал сзади сильнейший скрежет тормозов и очень короткий и тонкий, но от этого не менее страшный животный взвизг.
Он остановился, понимая, что нужно обернуться, но боясь это сделать.
Но все-таки он обернулся.
Из серого Форда, затормозившего возле бювета, звук тормозов которого, очевидно, он только что слышал, вышел водитель, - парень лет тридцати. Хлопнув правой дверцой, вышла его жена или девушка. Наклонившись, они брезгливо начали рассматривать небольшое тельце, лежащее под правым передним колесом.
Виктору мгновенно стало ужасно жарко и плохо до дурноты.
… Он дошел до дома.
Поднялся лифтом на свой пятнадцатый этаж.
Открыл дверь. Зашел в квартиру.
На квадратном коврике посреди коридора дремала его кошка, которая, услышав шум открываемой двери, подняла голову, широко зевнула, как маленький тигр, и выгнувшись на полу, дружелюбно протянула передние лапы Виктору.
«И мы за них в ответе…», - промелькнуло в его голове.
Виктор сел возле кошки на колени, нагнулся, прижался к ее голове.
Появившийся и подступивший к горлу комок заставил его на мгновение задержать дыхание.
Но затем он все равно не выдержал.
И заплакал…