10_kg_cocainos : Ритуал ожидания

11:00  28-11-2007
Для более полного восприятия характера главного героя, если не впадлу, можно зачитать предыдущие «Дураки» и «Голубой щенок».

Солнечные лучи агрессивно прорывались сквозь пыльное окно Гвищенского дома. Сученышь, нажравшись перловой каши, лапами кверху затих на стеганом одеяле. Посреди комнаты стоял стол.
Николя, с остервенением в галзах, вырезал непонятные знаки на мореном дубе. Дерево плохо поддавалось ослабленным от беспробудного пьянства рукам, но знаки ложились аккуратно по кругу один за другим. Тимофей наблюдал за этим безобразием скептически и то и дело, на матюки хозяина, отзывался всепроникающим посылом глазами в жопу. Солнце уходило куда то в лес,и северный ветер бил по крыше невидимыми,но сильными порывами. Вечерело.
Убрав за собой стружку и тщательно протерев стол, Николя достал трехлитровую банку с зеленой прозрачной жидкостью, налил её в миску и поставил в центре стола. По краям стола расставил черепки, коих было огромное колличество в Гвищенском доме, вследствии буйного характера Николя. Аккуратно, поджигая,а потом капая воском на черепки были установлены свечи.
-Тима, твою мать, где блять эти гребанные хвосты?
Тимофей, сверкнув глазами, метнулся куда-то между плинтусом и полом. Спустя минуту он, весь в паутине, вернулся со связкой крысиных хвостов в зубах.
Николя, одел огромные снегоступы и тулуп, отправился на улицу. Уже стемнело и ветер сбиывал с ног. Он направился к ферме.
Легко проникнув в старое здание из красного кирпича, он почувствовал резкий запах навоза. Коровы зашевелились, чуя что-то неладное. Но тупые твари продолжали стоять в своих загонах, лишь некотрые перестали жевать. Гвищин достал заточенную пику и спрятался в куче сена. Надо ждать.
Когда скрипнула дверь коровника, мысли Николя Гвищина уже унеслись куда-то далеко далеко В прерии. К стадам бизонов (видимо эти фантазии навеял характерный запах) и уже практически запихал полувставший детородный орган какой-то латиноске в рот. Коровы радостно замычали — это была девушка-доярка. Она принялась сначала за первую, потом за другую корову. Запах коровьего дерьма смешивался с чем-то знакомым из детства. Струи из вымени били о блестящее ведро. Когда она подобралась уже совсем близко, Николя сэрогировал. От неё пахло молоком и пошлостью. Тяжелой, но манячщий зад вобрал в себя табурет. Она достала баночку с вазелином. И смазала вымя корове. Сосок за соском. Охотник незаметно подошел сзади. Взмах. И резким ударом вогнал пику девушке в затылок. Пика прошла на сквозь и кровь обрызгала белоснежный бок коровы. Он подставил ведро и собрал кровь. Пробираясь к выходу мимо возмущающихся мычанием коров он скинул пику. На улице бросил в кровь пару горстей снега и через поле устремился к дому.
В Гвищенском доме было тепло, свечи освещали стол. Сученышь был в том же застывше-охуевшем положении,а Тимофей уже куда-то слил. Николя засучил рукава и одел чистую белую рубаху. Достал серебрянный топорик с вензелями и аккуратненько поправил его о ремень. Завесил черной тканью окно и подбросил немного дров в печь. Он встал около стола и распелскал зеленую жидкость из миски на вырезанные знаки. Заполнив письмена, жидкость поменяла цвет — стала сначала антрацитово черной, а потом отливала вороным крылом. Запах сандала и вишни наполнил комнату. В пустую миску Николя налил уже холодную кровь и выложил туда девять крысиных хвостов. Ветер бесновался за окном и его удары раздавались глухим гонгом и тихли в груди Николя. Вибрация зародилась в центре дубового стола и волнами разошлась по всему дому. Сученышь взвизгнул и забился под стул.
Гвищин топориком надрезал себе вену и сунул в миску с адской смесью девичьей крови и крысиных хвостов. От усилившейся вибрации треснуло единственное зеркало в доме,и черные буквы на столе поднялись на уровень его лица. Незнакомец в шинели спустился откуда из под потолка и на глазах у обезумевшего Николя выпил всю миску до последней капли. Он покраснел до состояния раскаленного желелеза и вспыхнул, опалив Гвищину ресницы и брови. И они оба упали на пыльный пол, одурманенные запахом сандала и вишни, ослепленные антрацитовыми буквами, опоенные девичьей кровью.
На утро незнакомец исчез.
В деревне собирались мужики с вилами, и священник благославлял их на борьбу с нечистью...