Pechora_Vedmin : Журналисты(отрывок)

- Это не материал дорогуша, это бред сивой кобылы! Про воинов пишешь, Афган... ага, ну ну, бред! – в мое лицо летит статья Юрия Горина, моя статья! – Ты про что должен писать, ты забыл, где работаешь щенок, а? Что, мозги пропил в «литературке»? Наш журнал не пишет о старых героях, мы пишем о героях нынешних!
Мне 23, я окончил педагогический и попал по великому блату в «престижный» молодежный журнал. Попал так попал! Теперь пыжусь подле стола главного редактора и получаю словесные оплеухи, причем ни от кого-то, а именно от той женщины, в которую влюбился в девятом классе. Сейчас стою и думаю: боже, ну как я мог полюбить эту сволочь, которая по восемь часов в день, кроме воскресенья, пьет из меня кровь? За что?! Тогда, она казалось мне проще некуда, красивее какой-либо девушки, ангелом небесным, чистой и неповторимой студенткой. Глаза полные жизни, лучшие черты лица, нежный голос, фигура Афродиты, ум тысячи мудрецов! А теперь? Эх...
- Ты меня слышишь? Э, алло!
Нет, не слышу. Я тебя не слышу родная, самая нелюбимая мною женщина. Я тебя раньше слышал, когда ты была девушкой, сейчас ты просто женщина, причем злая и очень требовательная. А тогда...
- Почему ты меня полюбил?
- Потому что я искал тебя всю свою короткую жизнь и полюбил тебя за то, что ты такая как есть. И сердце трепещет мое, и душа поет... лишь только образ твой увижу...
- Ты правда меня любишь?
- Ах, Катя! Если бы я тебя не любил бы, если бы каждый день не просыпался с твоим имением на губах, разве мог бы я быть сейчас с тобой, разве не разделял бы твои радости, слезы, твой звонкий смех?
- ....
- Ну вот видишь, я тебя люблю...
- Ты меня иногда не слышишь!
- Я вас слышу, Екатерина Петровна, я все исправлю, но... – я замялся, испытывал в который раз ненависть к ней, приготовился к очередному взрыву крика и продолжил, - все же, статья про афганцев вполне прошла бы, молодым это было бы интересно...
Суровый взгляд, ох как суров...
- А как насчет общества самоубийц? - она приподнялась с кресла и начала ходить по комнате, - Маленькая квартирка где-то в спальном районе, а в ней люди, которым жизнь стала не в радость, понимаешь? Их там готовят к смерти, они за это платят, им якобы помогают спокойно и безболезненно уйти из этого мира. И если ты не последний олух, то поймешь, что статейка про такое дело будет большим мешком денег, придаст репутацию журналу и вообще...
« И вообще станет журнал «желтым», - подумал я
Мне стало на миг интересно, но...
- А как же найти такое общество? – спросил я
- Адрес у нас есть, добраться до квартиры легко, но кто впустить нас, журналистов? Я думаю, что никто. Это первое. Второе, - туда кроме потенциальных самоубийц никого не пускают, а это значит дорогой мой, что тебе придется «косить» за последнего. И еще, в общество идет жесткий отбор, перед тем как попасть на квартиру тебе предстоит встретиться с их представителем, так что готовься.
«Вон оно как! Какая же прелестная афера!»
- Можно вопрос: а откуда вы знаете про это?
Она заулыбалась, на секунду превратилась в красавицу, но тут же сменила улыбку на обезьянью гримасу и ответила:
- Интернет полезная вещь, иди к Омутову, ты с ним в паре работаешь по этому материалу, у него все узнаешь. Результат жду в понедельник, удачи родной...
Понедельник, ну да, понедельник, а сегодня что?
- Сегодня вторник Юра, времени мало, работать надо быстро, - сказал мне Омутов, - этой тваре хочется нашей кровушки попить, пусть пьет, я не боюсь, моя кровь давно отравлена.
Омутов был прав, его кровь была отравлена. В каком смысле спросите вы? Личная трагедия: он потерял талант, великий талант публициста, он его пропил, причем, в прямом смысле этого слова. Я не люблю рассказать об Омутове, не люблю и все тут! Он был мне дорог, наверное, единственный настоящий друг с которым мы прошли многое. И то, что он, когда-то потерял работу, жену, имущество, совесть, здоровье и талант, меня не волнует! Меня не волнует и то, что его приняли в наш журнал из жалости, записали в «шестерки» и не давали простор для работы, нет! Я уважал это чудо в очках, я его уважал.
- О чем ты думаешь? – спрашивает меня Омутов, наливая очередной стакан водки в маленьком дворике, где мы сидим под старым кленом.
- Я бьюсь о непонимание тебя, почему ты не любишь ходить по кафешкам и спокойно пить водку там! – по-дружески злобно, оживлено-пьяно восклицаю я
- Нет, каждому по заслугам, каждому то, что он заслужил. За тебя Юр, ты молод, у тебя все впереди, за тебя!
- Так, я не в понятках, такое дерьмо заслужил ты - сидеть во дворах и пить водяру из пластиковых стаканчиков, ты, не я!
А он не злиться, он редко злился.
- Вот именно, ты – не я! Ты молод, твои ресторанчики литераторов впереди, а сейчас ты совсем «зеленый», молодняк! Так что, не пудри мозги, пей!
И мы пьем, запиваем яблочным соком и говорим, говорим, говорим...
- О чем ты думаешь? – задает вопрос Омутов, возвращая меня из старых воспоминаний в душную комнату похожую на темницу.
- Я думаю, что эти самоубийцы не для нас, не наше это дело! Пусть редакция «срубит» бабла до небес, пусть журнал начнут читать еще 10 тысяч человек, легче ведь не станет нам, разве больше получим, да хер там! И живым уж точно не выберусь...
- В этом ты прав, там верно обратный билет не дадут тебе.
Он посмотрел на меня, опустил глаза и неожиданно промолвил:
- А знаешь, я уже многое потерял, и умереть не страшно. Тут хоть самому в петлю лезь, жизнь за жопу так цапнула, что пиздец! Давай поступим так: я в это общество внедрюсь, все разведаю, а тебе при случае домой позвоню, ну или этой суке в редакцию. Мне, если хочешь знать, глубоко по хую на этих долбаебов, мне не жаль умереть.
Я побледнел: такого уж поворота событий я не ожидал.
- Зачем Омутов, зачем? – только и смог спросить я, косясь всем телом к побеленной стене. Он сорвался с места, подхватил мое тело, при этом обтер своим черным пиджаком побелку. «Белый лик смерти, на «черном» человеке – белый лик смерти»,- подумал я словно под дурманом.
- Да, Юрок, слабоват ты на эмоции, сразу как девка в обморок. Не боись, у тебя все впереди, а я... эх, помнишь ту песню: «На поле танки грохотали, солдаты шли в последний бой...»
- «... а молодого командира несли с пробитой головой...», - тихо подпел и я.
Он заулыбался, дотащил меня до стула, осторожно опустил, а сам сел на корточки.
- Я скрывать не стану Юрок, говном был я, говном и останусь, но, но... как тебе объяснить, - тут он нахмурился, нашарил в пиджаке пачку сигарет и продолжил, - как же тебе объяснить? Вот смотри: сигарета, - произнес он и закурил, - простая сигарета, но только на первый взгляд. Таких как она миллионы, миллиарды, и практически каждая проходит свой путь и обретает смерть бессмысленно, ну в какой-то степени. Так вот, а представь теперь, что именно это сигарета, - он показал на подкуренную им сигарету, - принесет мне рак и последующую смерть. Именно она! Вот в чем был ее смысл жизни, убить человека, сделать то, что до нее старались сделать тысячи таких же, но не смогли этого сделать. А она смогла! Ты понимаешь? Она стала героем, пусть для себя, но стала же! А как красиво она умирает, как божественно горит, какой аромат дает, последний выдох смерти передает тебе. А ведь собой она мало привлекательна, а если честно сказать, то вообще дурна! А она красиво умирает, а часто, еще и убивает не нужного человека. Так и я, был как все, даже хуже, той же сигаретой, которая ждала своего часа, ждала своей смерти, дабы «наградить» раком какого-нибудь забулдыгу. И я хочу погибнуть красиво, чтоб обо мне говорили, чтоб моя статья была в журнале, а рядом, чуть ниже, маленький некролог: «Омутов скончался». И тому заведению самоубийц пиздец придет, вот их я и погублю, дай бог успеть. Хочу быть героем, хочу, не могу скрыть это, может, ошибаюсь, но красивая смерть стала для меня мечтой! А если она еще и полезная, то ... ого-ого!!!
Я все понял, я все понял! Нельзя ему отказать, нельзя не дать ему этого задания. Зачем разрушать человеческую мечту, точнее сказать, последний крик человеческой мечты? Вот именно, что не стоит это делать, тем более, если человек сам хочет этого. Зачем отказывать? Пусть и дурная затея, но что ему терять? Зачем отказывать?
- Вот именно, что не к чему... Эх, Юрка, все будет хорошо, все будет в ажуре! Пошли водку пить, проводишь меня в последний, самый радостный путь, пошли...
И мы пошли в ближайший ресторан. Омутов не побрезгал им, сказав, что он заново рождается, что теперь его фигура достойна такого заведения как этот ресторан. Всю ночь мы пили, говорили, спорили, кричали, вновь пили... Утром он ушел, предварительно вызвав мне такси и сказав, что позвонит, если что...
Я ехал домой в прокуренной «Волге», легонечко посапывая и старясь прийти в себя от выпитого. Утро только начиналось: солнце легко светило, тротуары были мокры, а я хоть и был пьян, но в тот момент отчетливо понимал: люди вокруг меня не все подонки, не все. Среди них есть замечательные экземпляры, добряки по жизни, которые жертвуют собой ради других. Такие назывались у старика с бульвара Мира «небом», у матери тоже. Небо есть, и я отпустил сегодня одно из «небес» на верную смерть. Жалею мало, ведь смысл и красота того неба направлена на спасение человеческих душ – загадка кажется разгадана. А личные интересы бывают у всех, и Омутов, несмотря на последний вздох эгоизма – герой, хоть он и человек без имени, отчества и дома...