Француский самагонщик : Пони

Без десяти пять.
Света аккуратно спрятала в ящик стола рабочий журнал, положила на одну полку колоды перфокарт, на другую – тоже колоды, но уже завёрнутые в готовые распечатки. Затем, привстав, дотянулась до забранного фанерой окошка своей диспетчерской и закрыла его на защёлку. Сидя она не сумела бы сделать этого – роста не хватало и длины рук.
В юности, не сказать, чтобы совсем далёкой, но теперь не такой уж и близкой, Света занималась спортивной гимнастикой. Серьёзно занималась, кэмээса получила, даже выиграла однажды краевую спартакиаду на бревне. И фигура её была для этого дела в самый раз: росту ровно полтора метра, плечи широченные, хотя, конечно, поуже полутора метров, бёдра узкие, руки и ноги короткие, но мощные. Грудь уже на излёте карьеры выросла, после травмы, а до того – что грудь, что живот, никакой разницы. Плоское всё и каменное. Плато Гоби.
Света не знала, да не особо и задумывалась – то ли уродилась такой подходящей к гимнастике, то ли, наоборот, гимнастика подправила ей фигуру. И то, и другое, наверное. А вот характер, прямой и твёрдый, как то самое бревно, выкован спортом, это точно.
Когда она застёгивала молнию на сапоге, в окошко робко постучали.
– Читать не умеете?! – рявкнула Света. – Приём и выдача до без десяти!
– Да не успел… – проблеял голос с той стороны. – Лифт…
– Не моё дело! – отрезала Света, надевая пальтишко.
Травма, да… Ладно, что уж теперь. Спасибо, устроилась почти что в Москве, жильё есть, Васька подрастает, работа несложная, но ответственная – диспетчером вычислительного центра.
Постучится в окошко какой-нибудь вот такой же дятел, математик так называемый, сунет колоду перфокарт, в журнал записать надо, его расписаться заставить, да чтобы разборчиво, да построже. Потом, когда посчитают задачи эти никчемные, – позвонить, вызвать за распечаткой. «Иванова, Петросяна, Аникина, Козыреву – за задачей!» – чётко командовала в трубку Света и сразу отключалась, поскольку доводилось иногда слышать, как на том конце провода её команду повторяли с пояснением: «Овчарка зовёт…». Наконец, распечатку выдать, тоже под расписку, – вот и вся работа. Вроде бы просто, но важно, потому что порядок должен быть. И где-где, а в диспетчерской порядок всегда образцовый. И пошли они все – поголовно! – понятно куда.
Математики, тряпки жухлые, её боятся и не любят. Пятачок у окошка диспетчерской у них прямо с языка не сходит. Хамят им тут, видите ли. Овчарка, понимаете ли. А ты не заикайся, не мямли, орлом будь или хоть соколом, расписание соблюдай, расписывайся чётко, а когда и улыбнись, пошутить исхитрись – и не будет к тебе претензий.
Господи, что ж за мужики такие, с отвращением думала Света, входя в проходную и становясь – первой, как всегда, – перед турникетом. Через минуту за ней начала выстраиваться очередь.
Мужики, мужики… Тьфу, ну хоть бы одного нормального…
Ровно в семнадцать часов Света крикнула:
– Открывайте!
– Без двух, – равнодушно прозвучало из динамика.
– Часы проверять надо! – взбеленилась она. – По «Маяку»! Работнички, чтоб вас!
Очередь загалдела. Динамик сказал: «Да провались ты!», и красная лампочка турникета погасла, а зажглась зелёная.
Света вылетела из дверей проходной, далеко опередив всех остальных. Во-первых, никого не хотела видеть – вот именно, чтоб они все провалились, – а во-вторых, ближайшая электричка на Москву отходила через пятнадцать минут. Двенадцать – дойти быстрым шагом, почти бегом, до станции, две – подняться по лестнице, пройти по мостику над путями и спуститься на платформу, одна – купить билет.
Мощно и часто работая ногами, Света продолжала всё дальше отрываться от осточертевших сослуживцев. Медленно, расслабленно, якобы в утомлении от рабочего дня, как все вон те бездельники позади, – это не для неё. Доехать до Москвы, метнуться в универсам за продуктами – тоже ещё в очередях стоять, – и обратно. Дома шаром покати, а Васька кушать хочет. Девять лет, растущий организм, к тому же на продлёнке, известное дело, кормят не фонтан.
Да ей и самой тоже жрать требуется. Так, между прочим.
И не только жрать. Тоже между прочим. Но этого в универсаме не купишь.
Эх, мужское плечо… Прислониться бы, только где его возьмёшь, при такой-то жизни? Тут бы хоть на часок мужика заиметь, ужас ведь, до чего хочется. Но только – настоящего. Со всякими убогими, которых кругом пруд пруди, с ними-то какие бы проблемы, но это же – себя не уважать.
А Света себя уважала.
Нету настоящих мужиков, ну почти что нету. То ли дело в те годы в спорте. Вот тогда было всё: полная исступлённого труда, хорошей ярости, вообще до краёв полная жизнь. Команда, с отчаянной взаимоподдержкой и при том с бешеной ревностью друг к другу. Тренировки, сборы, соревнования, поражения, победы, слёзы, боль, счастье. И, конечно, Александр Петрович, Саша… Исключительно в мыслях «Саша» – обратиться к тренеру просто по имени в голову прийти не могло.
Ах, какой был мужчина! Повезло ей с первым. И не только ей – всем девчонкам в группе. Нет, никаких, боже упаси, групповых упражнений. Это художественницы пусть вгрупповую... А если серьёзно, то партбилета жалко. За разврат-то партия наказывала беспощадно.
Вот никакого разврата и не было. Всё чинно и скромно, и все всё знали, и ревновали друг к другу, не без этого, но – принимали. Потому что одна семья. И потому что тренера любили, как… как бога, что ли. Ну, и он их всех любил, само собой.
И ещё потому принимали, что – нужно.
Здоровая половая жизнь, объяснял Александр Петрович, повышает спортивные результаты. У женщин. У мужчин не повышает, а у женщин очень даже. И строго добавлял: неопровержимый научный факт, поняла?
Не бойся, девочка, говорил он в тот первый раз. Не стесняйся, говорил он позже, это не только полезно, но и приятно. И вот так… И вот так тоже… И вот этак… Умница, девочка моя. Ну, одевайся, иди.
Приохотил, что уж там. Кому как, а Свете нравилось. Очень-очень. И по этой части тоже научилась у тренера многому.
Да, славные были годы.
Впрочем, одёрнула себя Света, нечего сопли распускать. Ну, голеностоп. Ну, грудь вылезла откуда-то, прямо вымя какое-то, торчмя торчащее. Сальто уже не крутанёшь, со стороны смотреть на такие пируэты тошно, и вообще. Ну, конец карьеры. Так некоторым гораздо меньше повезло: и с брусьев головой об пол, и в шпагат на бревне, да мимо. Брррр…
Нет, не о чем жалеть, убеждала себя Света. Благодаря – можно так сказать – обрыву карьеры она всё-таки и замуж вышла, да за москвича. И Ваську родила.
Москвич, правда, оказался липовым – не из Москвы никакой, а из Подмосковья, пусть и недальнего. И вообще козлом оказался. Во всех отношениях, кроме интимного. В смысле, что в этом отношении любой козёл ему сто очков дал бы.
Зато при двухкомнатной квартире. Развелись, разменяли на однушку и комнату, и шёл бы он куда подальше. Алименты платил бы, вот и ладно.
Ваську рожала кесаревым – таз узковат, – но это тоже к лучшему: ничего у неё не порвалось, не растянулось, а способности к этому делу даже улучшились. Да ведь ещё и гибкость профессиональная, и сила мышц, причём буквально всех, включая заповедные!
Эх, знали бы эти уроды, какую мастерицу упускают. Один только Фёдорыч мог бы оценить, только где ему. Такой же засранец, как все, даром, что начальник. Не дать начальнику Света как-то и помыслить не могла – дисциплина есть дисциплина, – но правда же, упырь натуральный. Выпивши почти всегда, слабый, дряблый весь какой-то, да и стоит у него плохо. Вообще-то, было бы там чему стоять… Так что толку от Фёдорыча нуль.
А хочется. Порой так, что хоть кричи. Мастурбация – она, конечно, помогает, но только физиологически. А морально – наоборот. Чем больше, говоря русским языком, дрочишь, тем хуже. Совсем погано делается, всех бы поубивала.
Мужики, мужики, додумывала Света, резво взбегая по лестнице над платформой. Хуже баб. Всего только трое нормальных и есть на её горизонте. Один, Аркадий, с неё ростом, говорят, что половой гигант – это бывает, весь в корень ушёл. Её, Свету, не шугается, чего ему шугаться, тоже ведь начальник, хотя и небольшой. Так и говорит: я мелкий начальник. С юмором мужчинка. Правда, зануда, но это бы не страшно, вот только на Свету внимания не обращает. Наверно, ему, карлику, высокие нравятся.
Впрочем, ей тоже крупные по душе. Вот как второй и третий.
Второй – Боря Аникин. Из этих он, из математиков, но расписывается всегда разборчиво, никого, кажется, особо не боится, улыбается обаятельно. Всё бы хорошо, одно плохо – смотрит сквозь. Такой не от мира сего. Одни задачи у него на уме. Девки-операторы из смен на БЭСМе – а там настоящие красотки есть, причём вполне на всё готовые, бляди, короче, – его и так, и этак, выходи, мол, Борька, в ночь, уж посчитаешь от души. В четвёртой смене они особенно бойкие… Нет, не реагирует Боря.
Третий – вообще мечта. Военпред. Слава Пересвитченко, майор. Ммм… Чуть ли не два метра, выправка гвардейская, волосы густые, брови чёрные. Сам бравый, сильный, весёлый. Вот в ком ни страха нет, вот кто не блеет, не заикается, не пасует. И не только потому, что задач он никаких не считает и вообще отношения к вычислительному центру не имеет. Нет, просто – вот такой мужик. Настоящий.
А отношение, пожалуй, всё-таки имеет: как раз к четвёртой смене, бывает, на ночь в гости заглядывает. Вроде как дежурит он ночью по военпредству и, значит, заглядывает. Ага, дежурит… Девки рассказывали – прямо за шкафами БЭСМа. На паре ватников, чтобы помягче дежурилось.
Женатый, конечно, и бабник редкий, но это преодолимо. Зацепить бы, а там уж она расстарается: позабудет Славочка и жену, и операторов четвёртой смены, и кого угодно. Вот только как его зацепишь?
Света ссыпалась по лестнице на платформу, устремилась к билетной кассе. Электричка уже подходила, её фары – или они прожекторами называются? – уже взрезáли полотно, уже слышался нарастающий гул. Сейчас покажется из-за поворота. Ничего, ещё секунд сорок есть.
– Один до «Ждановской», – почти не нагибаясь, крикнула Света в окошко кассы и сунула туда рубль.
– Без сдачи давайте! – сварливо ответили из окошка. – Где я на вас мелочи наберу, рожаю я её, что ли?
Электричка между тем уже скрежетала тормозами.
– Билет давайте и сдачу! – рявкнула Света. – Не моё дело, где вы мелочь наберёте!
– Вот же ж бестолочь! – возмутилась стерва-кассирша. – Говорю: нету мелочи! Вас много, а я одна! И нечего тут орать! На мужа своего ори!
Света аж задохнулась.
– Овчарка! – яростно бросила она в окошко и осеклась. Это что же, я – такая же в моём окошке?! Ну нет, я-то по делу, а эта…
Из кассы всё неслись истеричные визги. Чёрт с ней, решила Света, без билета поеду. Она ещё крикнула в окошко: «Дура старая!» – всего-то одно мгновение потратила. Но как раз его, этого мгновения, и не хватило. Двери вагона с шипением закрылись перед Светой, электричка дёрнулась и отчалила.
Следующая – через двенадцать минут. Всегда переполненная. И сотруднички сейчас подтянутся. И в универсаме дольше в очередях стоять придётся. И вообще.
Светины нервы не выдержали. Вся её броня вдруг оказалась как будто бумажной. Все заклинания – у меня всё хорошо, вот ещё бы мужика для полного счастья, а так всё даже очень хорошо, – увиделись жалкими и постыдными.
Еле сдерживаясь, Света отошла к перилам, отделявшим платформу от грязного тёмного снега улицы, неожиданно для себя ссутулилась – и заплакала.
Она плакала беззвучно, только, наверное, плечи выдавали, подрагивая. Господи, билась в голове единственная мысль, господи, что ж за жизнь такая?!
Большая ладонь легла ей на плечо.
– Ты чего? – спросил кто-то.
Знакомый голос. Света перестала плакать и замерла. Пересвитченко. Ох, позор какой…
– А я по лестнице спускаюсь, – сказал майор, – слышу, шумят у кассы, лаются. Пригляделся, а это ты. Забавно, да. Роли поменялись. И как оно тебе – с этой стороны окошка? Да ладно, Светлан, я ж по-доброму, не высверкивай, а то боюсь-боюсь.
Он засмеялся и легонько сжал Светино плечо.
Света почувствовала тянущую тяжесть в низу живота, между ног стало тепло и влажно. Она резко повернулась к Пересвитченко и уткнулась лицом в его грудь.
– Ну-ну, – майор похлопал её по спине. – Ты давай, соберись. Ничего страшного, бывает.
– Устала, – глухо сказала Света. – Как лошадь устала.
Военпред снова засмеялся:
– Эх, зверюшка! То тебя овчаркой называют, то сама себя – лошадью… Какая ж ты лошадь? Разве что пони… Ну ладно, будь здорова, мне к первому вагону, сейчас супруга подойдёт. Бывай.
Он аккуратно отстранился, подмигнул ей и пошёл по платформе.
Безнадёжно, сказала себе Света. И больше ни о чём, кроме насущного, думать не стала. До самой ночи.
А ночью, когда накормленный, обруганный, обласканный, в общем, обихоженный Васька уснул, она легла и сама, погасила свет, снова задумалась. Может, всё ещё устроится. Он всё-таки хорошо с ней поговорил. Насмешливо, но хорошо. Даже подмигнул. И назвал – пони. Ласково так.
Мастурбируя, она воображала, что не одна. Что её – да, её! – Слава с ней. Время от времени наплывали воспоминания о тренере, и образы двух мужчин сливались в один.
Кончив, Света повернулась набок, хотела было заплакать – но удержалась.
Может, хоть что-нибудь да сбудется.