Дин Лунин : Пионеры (6 — 10)

6

После разговора с писателем Митников долго размышлял над смыслом бытия, все так же стоя в середине поляны и отмахиваясь от уже порядком надоевших мерцающих хлопьев, неустанно падающих с неба.
— Эх… — вдруг сказал он. — Все это, конечно, хорошо, но я так и не узнал, что же там в этой чертовой башне.
— В какой еще башне? — удивленно спросил Игорек. — Потом еще раз вдохнул клея и, по-видимому, начисто забыл про свой вопрос.
Илья прилег рядом с ним.
— Ну, меня и колбасит, — подумал вслух Митников.
— Не тебя одного, — поддержал друга Игорь.
— Меня сильнее, представляешь — я сейчас разговаривал по сотовому телефону с тем, кто нас с тобой придумал.
— Да ну? — удивился Игорек.
— Серьезно тебе говорю.
— И кто же это?
— А, какой-то писатель по имени Дима.
— Эко тебя торкнуло, — подвел итог Игорь и снова вдохнул клея.
Затем он отложил пакет в сторону и отключился. Илья долго смотрел на практически бездыханное тело паренька, пока тот не перевернулся на бок и поджав под себя коленки более или менее здорово засопел.
— Пускай спит, — прошептал Илья.
Он забрал у Игорька пакет и шатающейся походкой пошел с поляны. Он шел и думал, что совсем не знает куда и зачем идет. Все вокруг ему казалось каким-то сказочным, но в то же время расплывчатым, неотчетливым… странным, завораживающим и одновременно пугающим.
Он вышел к танцевальной площадке и сам того не подозревая направился в сторону беседки, в которой они отдыхали вместе с девушками, чьи имена он благополучно и начисто забыл. И очень был по этому поводу собой доволен. Вот если бы хоть одна из них ему понравилась.
Не то, чтобы в лагере не было симпатичных девушек. Они были и в довольно приличных количествах. Просто Митников стеснялся непонятно чего. Чтобы подойти к понравившейся девушке ему требовалось предварительно употребить по крайней мере две бутылки пива. Теперь, имея свой собственный Мерседес и ночной клуб в Москве, Митников уверял себя, что все девчонки будут его и пока незачем переживать по этому поводу и суетиться. Все у него еще впереди.
Вот только бы узнать, что же там в этой башне.
Беседку Илья нашел довольно быстро. Выглядела сегодня она странно. Вся заросла плющом, в котором то и дело проглядывали разные цветы, то розовые, то желтоватые. Возможно это росли какие-то дикие розы. Митников на биологии всегда играл с соседом в морской бой, так что плоховато разбирался в цветах, а особенно диких.
Рядом с беседкой по-прежнему стоял горнист. Но на этот раз он показался Митникову каким-то грустным. И тот решил полезть и развеселить его. Он забрался на постамент, обнял одной рукой горниста. Уткнулся ему в плечо. И незаметно для себя пустил слезу.
— Что, брат. Стоишь вот здесь. Все издеваются над тобой. Надписи на тебе похабные пишут, кресты рисуют. А ты ничего поделать не можешь, потому что ты всего лишь гребаная статуя… Интересно, а есть ли у статуи душа?
Он попытался вытащить горн из рук у горниста, но ничего не вышло. Гипсовый парень не отдавал своего богатства. Митникову вдруг вспомнилось, что в прошлый раз горнист трубил в горн, а сейчас тот был приставлен к ноге.
— Ты не боись, не заберу. Я просто попробовать хотел. Подудеть.
Потом до него дошло, что горн не настоящий и дуди в него не дуди — никакого толка не будет. Только вот, если кто увидит — загремит Илюшенька прямиком в дурдом. А не пора ли ему туда с такими видениями?
— Ты вот думаешь, я такой же изверг, как они все? Как вот эти вандалы?
Илья постучал статуе по груди.
— Те, что разрисовали тебя.
И хлопнул по попе.
— Я не такой. Я лучше. Я, понимаешь ли, пытаюсь разобраться в себе. Найти свое внутреннее я. А им никому этого не надо. Они все быдло. Им надо только трахаться, жрать и спать. Вот обидно да? Столько людей. А из них процентов девяносто пять — все быдло. И живут же. Тупые. Живут… И хорошо, надо сказать, живут. Нет у них таких проблем, не задумываются они над смыслом бытия. Не думают, не переживают. Нет, конечно, у них есть свои проблемы… но тоже низменные. Они тоже любят… но по-своему… просто и тупо. А мы вот, вроде меня… мы другие. Мы словно теневой народ. Смотрим на всех со стороны. Смотрим и думаем там свое. Поэтому они и не любят нас. А иногда даже и боятся. Что-то я разошелся, брат.
Он похлопал статую по плечу, потом по затылку и вдруг у статуи отвалился подбородок вместе с губами, оставив обезображенное лицо.
— Ой, — только и вымолвил Митников. — Оказывается и я тоже вандал и быдло. А столько слов сказал. Я, правда, не специально.
Он чмокнул статую в щеку и слез с постамента. Поднял отвалившийся подбородок и, не долго думая, сунул его в карман.
И пошел дальше. Теперь он определенно знал, куда пойдет. Он шел в корпус к Коле. Ему очень хотелось выпить пива и пообщаться не со статуей, а с живым человеком. Встречные ребята опасливо поглядывали на угрюмого Митникова с пакетом в руке и с оттопыренным карманом, из которого торчало что-то белое, очень похожее на кость.
Слава богу, что по дороге ему не попался никто из врослых. А то бы без разборок на этот раз точно не обошлось. Идя по коридору к двери Коли он размышлял над тем, о чем они будут говорить и удивлялся. Раньше он никогда не планировал свои разговоры, ну если только изредка, перед какой-нибудь важной встречей или перед дверью в кабинет директора. Но тут? Тут-то зачем? Ведь Коля свой с ним можно болтать о чем угодно, на любые темы. Странное свойство раскрывал клей. Митников остановился перед дверью в комнату и почесал затылок. Из-за двери раздавались стоны и сопение.
Илья покашлял.
Стоны и сопение не прекращались.
— Во увлеклись, — шепнул Илья.
Кашлянул еще разочек погромче, а потом толкнул дверь. Та оказалась не заперта.
На кровати, закинув ноги на плечи Коле, лежала одна девчонка из старшего отряда, а Коля со спущенными штанами занимался тем, что показывают в порнофильмах. Журнал «Юный натуралист» небрежно валялся на полу.
«Вот до чего доводит чтение таких журналов», — подумал Илья.
— Я же сказал тебе, дура, закрой дверь! — закричал на девчонку Коля, слезая с кровати и застегивая штаны.
Девочка густо покраснела, оправила юбку и шмыгнула за дверь.
— Вот такие вот дела, — сказал Коля. — Опять за пивом? Ух, и клеем от тебя таранит. Я же сказал, не увлекайся с этим.
— Так… про башню же… — сказал Митников, пошатнулся, а потом рухнул носом в пол.

7

Илья открыл глаза. Коля махал на него журналом. Лицо его выглядело жутко обеспокоенным.
— Я думал, что ты уже того… Не очнешься!
— Ммм…
Митников потряс головой и попытался подняться. Получилось это у него только с третьего раза, да и то при помощи Коли. Тот усадил его на кровать и потянулся за графином с водой, который стоял на столе. Увидев это, Илья выдавил из себя:
— Пива.
— Опять пива. Куда тебе. Ты и так еле живой. Опять обнюхался что ли до чертиков?
— Ну да.
— Зачем же это все тебе надо.
— Я уже сам боюсь, что это плохо закончится, — Митников взял бутылку, которую ему передал Коля, открыл ее зубами и сделал большой глоток. — Просто я боюсь, что если перестану — то никогда больше не увижу башню. Только если во сне. А во сне не так все четко, понимаешь. И нет никакой возможности зайти внутрь. Не получится.
— Боится он. А за здоровье ты свое не боишься? — вздохнул Коля.
— Боюсь. А вот ты чего больше всего на свете боишься?
— Не поверишь, — ответил тот. — Я стоматологов боюсь. Как маленький боюсь лечить зубы.
— Это точно. Даже я не боюсь стоматологов, хотя, конечно, страшновато они выглядят. В белой своей повязке на лице и с бор-машиной в руке.
— Брр, — передернуло Колю.
— А еще чего боишься? — никак не отставал Митников.
— Еще боюсь темноты, — ответил Коля.
— А темноты то уж почему боишься, вроде все этим в детстве болеют, но с возрастом у всех проходит.
— Ты знаешь сколько в темноте может стоматологов спрятаться?
Илья рассмеялся.
Он глотнул пива и достал пакет с клеем.
— Будешь? — предложил он Коле.
Тот помотал головой, потом стал серьезным и спросил:
— Объясни мне, Илюха, ну зачем тебе все это надо? Угробишь ты себя. Ты что, не понимаешь, что происходит с твоими мозгами от действия токсинов? Они же сгорают. В итоге ты просто станешь идиотом.
— Я же не собираюсь делать это всю жизнь, сам подумай.
— Ну, зачем тебе это надо? Зачем? — Коля стукнул кулаком по столу, поднялся и заходил по комнате.
— Ты когда-нибудь, Коль, задумывался над смыслом жизни, зачем мы живем, над смыслом самого себя? Над своей сущностью? Ведь мы, по сути дела, ни что иное, как просто куски мяса и костей. И весь этот мир состоит из молекул, атомов, чего там еще. Все мы смертные, что твой попугай или кот. Всех нас рано или поздно не станет… А что останется от нашего Я, Коль? Что станет с нашей сущностью, кто-то ошибочно величает ее душой, думает, что она способна куда-то перемещаться, а ведь это ни что иное, как мыслительные процессы в нашей голове? Ни что иное, как наша память. И вот живешь свой срок и пытаешься что-то понять, в чем-то разобраться. Мне вот, например, интересно разобраться в себе, иначе, не зная себя, какой смысл разбираться в других? Да мне как-то не интересно. Почему вот ты никак не можешь оторваться от своего журнала? Почему ты сношаешься с девчонками из старших отрядов, когда у самого есть жена? Почему ты так добр ко мне, выслушиваешь меня, поддерживаешь. Даешь выпить. Был бы я другим человеком, я бы подумал, что ты из них… Все ждешь момента, чтобы напоить меня хорошенько до бессознательного состояния и сделать что-нибудь мерзкое. Но ты не такой, я тебе доверяю. Видишь, какие разные моменты можно обсудить относительно тебя. Но все это пустяки, все поверхностно, по сравнению с тем, что внутри. Вот это я и хочу узнать. Но только не про тебя, не про кого-нибудь другого, а про самого себя. И ты знаешь, Коль, средства, которые изменяют состояние, мировосприятие, очень помогают в этом деле. Одно из таких средств — это простой сон. Именно во сне мы видим то, что происходит в нашей голове на подсознательном уровне — мозаика из абсолютно разных и зачастую совершенно невзаимосвязанных вещей. Каждый раз сны другие, но все их объединяет одно — это и есть наша сущность. Для меня она внутри этой чертовой башни, и я готов к любому, что бы там ни было. А в чем твоя сущность, Коля? Теперь ты понимаешь, о чем я говорю, почему я это делаю? Во сне трудно добраться до истины, поэтому я изменяю свое сознание и мироощущение, чтобы понять, а не получить кайф. Сомнительный, надо сказать, кайф.
Митников глотнул пива и закурил, не взирая на слабые упреки Коли.
Тот откашлялся, и казалось, сейчас он выдаст что-нибудь длинное и насыщенное эпитетами, но он лишь выдавил из себя:
— Понимаю. Теперь понимаю.
Встал возле окна, распахнул створки и тоже закурил.
— Ну, если понимаешь, так попробуй и ты тоже. Или тебе совершенно нечего искать в себе, Коль.
— Я не думаю, что найду то, что мне необходимо.
— По-другому — тебе страшно? — спросил нахмурившись Митников.
— Да. И не то, что бы страшно, а как-то иначе.
— Говорим, как о серьезных вещах! — засмеялся Илья. — А на самом деле подразумеваем клей.
— Клей, по-твоему — не серьезно?
— По крайней мере реально. Так что давай не отмазывайся и понюхай, — мальчик протянул вожатому пакет.
Коля взял пакет и стал вдыхать через нос, часто-часто. Глаза его округлились. Выглядеть Коля стал смешно, поэтому Митников прыснул.
— Да ты не нюхай, потому что от этого будет слишком мало толку, а дыши… Дыши глубже — вот тогда и придет то самое, для чего я дышу. Ты увидишь.
Вожатый стал дышать, потом вдруг резко прекратил, шатнулся и закричал, заругался матом.
— Мне же через десять минут нужно быть у начальства! — кричал он.
Потом быстро переоделся и выскочил за дверь.
Илья засмеялся. Какое начальство, если директор уже три дня в отъезде? И неужели чтобы пройти до соседнего административного корпуса нужно целых десять минут? Можно было бы так не торопиться.
Таким образом Илья остался в комнате один. И что-то вдруг вспомнил девочку из старшего отряда. Вот бы она вернулась за трусиками и лифчиком, который валялись рядом с кроватью. «Хотя, наверное, они у них одноразовые. Определенно — одноразовые», — подумал он. Мальчик поднял белье и понюхал. Тяжело вздохнул. Расплылся в улыбке, а потом швырнул в распахнутое окно.
Допив пиво, он открыл еще одну бутылку. Уселся на подоконник и закурил новую сигарету.
Через несколько минут вернулся Коля, вбежал запыхавшийся и потный.
— Чего это я? — спросил он.
— Дурак, наверное. К какому еще начальству, если он уехал. Чего как тяжело вздыхаешь?
— Уехал… так я бежал. Кстати, про тяжело вздыхаешь.
Коля достал из шкафа бутылку пива, откупорил ее, уселся на кровать.
— Был один случай в лагере такой. На смене тусовался тут один паренек. В будущем, как он рассказывал, хотел поступить в медицинский институт. И следовательно ходил, строил из себя врача, ноги там перебинтовывал, царапины подорожником всем заклеивал. И как-то раз решил он сделать общее собрание отряда, усадил всех в одной комнате. И стал читать лекцию о вреде курения и алкоголя и всего остального. А потом рассказывает, что, мол, если человека что-то шокирует или расстраивает, он из-за чего-то переживает — то он начинает тяжело вздыхать. Это происходит от того, что в моменты расстройства сердце и нервная система находятся под угрозой, поэтому вздохи оказывают положительное влияние на сердце и на нервную систему. И, что ты думаешь? Когда зашел вожатый и увидел целую комнату тяжело вздыхающих ребят? Побежал он звонить в районную скорую, кричал, что у них, нет — это надо выдумать, сибирская какая-то лихорадка или язва. Которую, мол, им принесли почтальоны. Мол, он видел, как почтальоны приносили черный конверт с меткой смерти. И потом еще долго он твердил про этот конверт с меткой. Еще года полтора, а потом его из дурки выписали, но он все равно ходит какой-то странный, бледный и вечно оглядывается. Наверное, тех самых почтальонов высматривает.
— Вот тут ты его понимаешь!
— Это почему? — удивился Коля.
— Стоматологи!
— Это точно!

8

Когда вожатый и мальчик довольно хорошо нагрузились пивом и достали друг друга разговорами, они все же решили каждый заняться своими делами. Вожатому нужно было идти к детям, которые, наверное, уже забыли, как он выглядит, и натворили за время его отсутствия такого, что не разгребешь и за сто лет. А Илье нужно было просто прогуляться. Немножко согнать с себя наваливший дурман. Сидя в помещении, он стал понимать, что с каждой минутой все больше и больше погружается в какое-то странное состояние, которое до хорошего не доведет. Еще раз отрубаться он не хотел.
Он попрощался с Колей и вышел в коридор. В начале все казалось прежним, знакомым, неизмененным. Но потом Илья понял, что в стене коридора встроены ниши с постаментами, на которых стоят бюсты одного и того же серьезного незнакомого дяди. А по бокам ниш охраняют непонятно от кого это богатство мальчики и девочки в белоснежных рубашках, пилотках и ярко-алых галстуках. На девочках удивительно короткие юбки, а на мальчиках брюки со стрелками, об которые, казалось, можно порезаться.
Илья сказал одной паре неуверенно: «Привет…» Но те никак не отреагировали на него. Словно бы статуи. Но Илья готов был поклясться, что мальчики и девочки были живыми, они почесывались и изредка о чем-то перешептывались. Где-то в дальнем конце коридора Митников услышал звонкий девчоночий смех и приглушенный голос мальчика: «Потише смейся. Да тише ты». Видимо только что мальчиком был рассказан анекдот.
Митников почесал в затылке и пошел дальше по коридору, пока не остановился рядом с большой дверью без таблички. Светлый прямоугольник на двери говорил о том, что раньше тут она висела, но потом была отвинчена и пущена на какие-то там нужды. Большущая бронзовая ручка на двери, как ни странно, оказалась на месте. Ее либо не успели отвинтить, либо не собирались отвинчивать. Митников взялся за ручку — та была теплой.
Дверь открылась, а то, что увидел Илья за дверью, могло поразить любого. Перед ним оказался просторный длинный коридор с несколькими окнами, из которых лился теплый пыльный свет. Пылинки кружились в лучах света, танцевали какие-то свои удивительные танцы. Сразу через несколько шагов от порога начиналась лестница, которая вела к другой двери, на противоположенной стене. Только дверь была перевернута кверху ногами (Илья определил это по табличке), что отразилось и на лестнице. Та по мере своего продвижения делала поворот в сто восемьдесят градусов. Ступеньки висели в воздухе, и казалось, что их совсем ничего не подпирает. После того как Митников осмотрелся, он увидел еще одну дверь, но только какого-то странного размера, — в половину обыкновенной. И вделана она была в стену на уровне головы. Залезть и открыть ее не виделось никакой возможности, вот если только прыгнуть с лестницы, ступеньки которой на этом уровне находились под углом в шестьдесят градусов.
Илья постоял, посмотрел по сторонам. Вышел снова в коридор, огляделся там. Потом вернулся назад, вздохнув, ступил на первую ступеньку. Лестница оказалась довольно крепкой, ступеньки выложены мраморной плиткой, начищенной до блеска и в то же время какой-то старой. Создавалось впечатление, что лестнице этой очень-очень много лет, просто за ней кто-то хорошо ухаживает. Он шел по ступенькам, кроссовки противно скрипели, шел и не понимал, как не падает вниз. Стена медленно стала потолком, и он уже мог дотянуться рукой до ручки той двери, что была вначале на уровне головы, но пошел вперед. Илье было интересно, что там, за той последней дверью.
Дверь оказалась закрыта. На ней висела криво прибитая табличка с надписью «Начинатель» и часы приема. «Начинатель?» — почесал в затылке Митников. «Что за начинатель такой?» Подергал ручку, покрутил ее, пнул дверь. Сплюнул со злостью и пошел обратно. Так же незаметно пол стал стеной. Илья остановился возле того места, где можно было дотянуться до боковой двери, которая была на потолке. Но сначала он все же решил выглянуть в окно, спустился с лестницы и подошел к самому большому окошку. Открыв его, он влез на подоконник и уселся, свесив ноги наружу.
Ему открылся довольно странный пейзаж. Окно выходило во двор какого-то огромного здания красного кирпича. По периметру на высоких столбах реяли алые флаги, без каких либо знаков или надписей. Во дворе было чисто-чисто. Не валялось даже какого-нибудь маленького прошлогоднего бычка, фантика от конфеты.
По небу ветер гнал грозовые тучи. Воздух дышал предстоящим. Илья поежился. Он ничего не понимал. Как он мог из корпуса лагеря переместиться в это здание, и как так быстро могла испортиться погода?
Что-то больно стало резать ногу на уровне кармана. Илья запустил руку, достал осколок статуи. Хмыкнул. Подбросил его на ладони и со всей силы швырнул в другое окно, которое находилось напротив. Здание огибало дворик буквой П. Кусок, как и полагается по законам физики, разбил окно и залетел в помещение. Через несколько секунд наружу высунулась взъерошенная русая голова. Это был мальчишка, чуть младше Митникова. Он погрозил ему кулаком и что-то выкрикнул. Что — Илья не расслышал из-за внезапно грянувшего грома. Начал накрапывать дождь. Вслед за мальчишкой из окошка высунулся взрослый мужчина. Тоже что-то прокричал, но и его голос поглотил очередной раскат грома.
Митников влез внутрь. И обратил свое внимание на дверь, которую еще не пробовал открыть. Поднялся по лестнице, дверь оказалось прямо над ним. Он дотянулся до ручки. Дверь открылась.
Илья подпрыгнул, зацепился за дверной косяк, подтянулся и оказался внутри. Какое-то мгновение он еще стоял, разглядывая дверной проем у себя под ногами, а потом рухнул на стенку, которая за мгновение стала полом.
— Черт, — сквозь зубы выругался Илья.
Его достала вся это круговерть. Как же так пол — сначала пол, а потом потолок, или даже стена. Он тряс головой пытаясь выгнать дурь, избавиться от этой галлюцинации, но все происходящее было более чем реально.
Встав на ноги, Илья осмотрелся.
Помещение, в котором он оказался, было больше похоже на фойе кинотеатра. Пол, выложенный темными мраморными плитами, пальмы и прочие растения в углу в ребристых квадратных горшках. В другом углу автоматы с минералкой, лимонадом и прочим. Кованные решетки, разделяющие зал пополам. Там на той стороне барная стойка и танцпол. Бабушка в кресле, возле больших стеклянных дверей, вяжущая носки и не обращающая на Митникова никакого внимания. Библиотечная тишина, изредка прерываемая грохотом взрывов и автоматных очередей из-за портьеры, где, по-видимому, находился вход в зал.
Дверь, из которой вывалился Илья, оказалась ничем иным, как дверцей короба с пожарным краном и шлангом. Илья заглянул внутрь. Все было на месте. И кран и шланг.
Затем он направился к автоматам — очень хотелось пить. Взял себе одну колу, осушил ее одним глотком и бросил банку в мусорное ведро.
Надо было что-то делать. Как-то выбираться в реальность. Ему надоело находиться непонятно где. Он хотел обратно в лагерь, побродить по аллее. Сегодня, наверное, в лагере опять дискотека. Можно снова поваляться за сценой. А что делать тут в этом непонятном кинотеатре ему было совсем невдомек.
Может быть он умер или сошел с ума?
Он постоял немного, закурил. Походил из стороны в сторону. Из-за портьеры повалил народ — фильм закончился. Илья постоял, послушал, о чем говорят люди, через пятнадцать минут начинался новый сеанс какого-то недавно выпущенного фильма. И некоторые из кинозрителей сразу же покупали в кассе билеты на следующий сеанс, а потом выходили сквозь стеклянные двери до ближайших ларьков за пивом и чипсами.
Следом за одной такой компанией увязался и Илья. Денег на билет у него не хватало.
В куче народа, толпящегося около ларька, ему перепала бутылка пива, поданная покупающим через плечо. Все так торопились, что даже не заметили, что Илья вовсе не из их компании. Потом они понеслись снова к кинотеатру.
Кинотеатр вздымался серой громадиной. Ярко-алыми буквами светилось название «Страна». Здание было опоясано парапетами, парапетиками и парапетищами, словно лабиринтами. Зеленые клумбы, небольшие фонтанчики. И просто неимоверное количество велосипедистов, роллеров и скейтеров. Илья медленно шел по одному из парапетов, пока к нему на встречу не вылетел молоденький паренек на bmx. Парень быстро сориентировался и перепрыгнул на другой парапет. Но вот Илья, испугался ни на шутку, замахал руками, пытаясь удержать равновесие, но это у него не получилось, и он рухнул вниз с парапета на асфальт, головой вниз. Высота оказалось приличной. В спине и голове что-то громко хрустнуло и изображение перед глазами стало тухнуть. Последнее, что Илья видел — толпа, собирающаяся вокруг него. Последнее, что Илья чувствовал — влагу на затылке ладонью. Последнее, что он подумал — было матерное слово.

9

— Он дышит? — спросил кто-то.
— Да, вроде бы дышит… — ответил другой голос.
— Вот бедолага.
Илья открыл глаза. Изображение плыло. Голубоватые оттенки. Какие-то тени. Потом, через некоторое время, зрение к нему вернулось, и он увидел, что над ним склонились ребята. Пятеро или шестеро. Среди них была девочка с рыжими волосами. Она так мило улыбалась, что Митников тоже заулыбался ей в ответ.
— Живой, — выдохнул кто-то.
— Да что ему будет! Нажрался посреди белого дня.
— Да не пьяный он, просто не удержался. Это вы такие все тут циркачи! — стала защищать его рыжеволосая девочка.
— Ему в больницу надо, смотрите — у него из головы кровь идет.
— Дай-ка я посмотрю, — девчонка приподняла голову Ильи. — Ничего страшного, просто царапина. Это мы сейчас обработаем. Самое главное, чтобы не было сотрясения. Мальчик, тебя не тошнит? Голова не кружится?
— Да нет вроде бы. Все нормально. Болит только… — разлепил губы Илья. — Пить хочется.
— Дайте кто-нибудь ему попить!
Какой-то мальчишка отцепил от своего велосипеда специальную бутылку с водой и протянул Илье. Илья отодвинул крышку и сделал глоток, а потом полил на лицо, потому что оно пылало огнем. Затылок ужасно болел. Хотелось дотронуться, узнать, что там. Но он боялся.
— Так, — начала рыжеволосая, — пойдем вон туда в тенек, где у нас все вещи. Там у меня аптечка есть. Я тебе все твои раны обработаю, и будешь, как новенький. Тебя точно не тошнит? А то в больницу бы надо. Ничего не бойся, все мы падали и падаем. И все будем падать. А тебя как хоть зовут? Ты такой прикольный!
— Илья, — смущенно ответил Митников.
— Ну, а меня Катя, — сказала девчонка.
— Очень приятно. Блин!
— Ты чего?
— Да коленку больно… Уф… — зашипел Илья, смотря на порванные джинсы.
— Ну, у тебя не только коленка, еще и локти. Ты весь уделался, — мило улыбнувшись, сообщила Катя. — Ты в следующий раз по парапетам не ходи. Это только эти маньяки могут, да и то не ходить, а ездить. Кто на чем.
— Я уже заметил.
Они сели на траву в теньке, где были свалены все рюкзаки роллеров, велосипедистов и скейтеров. Катя порылась в пестром рюкзачке и достала оттуда небольшую сумочку. Вытащила бинт, йод, пластыри.
Следующие пятнадцать минут, пока Катя обрабатывала раны Илье — тот визжал, пыхтел и брыкался, как мог.
— А ты что здесь делаешь? — спросила Катя, когда все было закончено. — В кино пришел или просто гуляешь?
— В кино.
— Прикольно. Мы вот тоже. Сегодня премьера молодежного фильма — Пионеры называется. Пойдем с нами?
— Я тут что-то деньги дома забыл, в общем, мне не хватает немного на билет.
Митников опустил глаза.
— Это не проблема.
Катя улыбнулась и достала кошелек, обшитый бисером.
— Сколько тебе не хватает?
Илья посчитал деньги, которые у него было. Не хватало совсем немного. Катя дала ему денег, и они стали собираться в кино, звать всех остальных. Кто-то уехал домой, оставлять велосипеды, роллеры побросали роллики в рюкзаки и стали надевать обычную обувь. Проще всех оказалось скейтерам. Тем вообще ничего не надо было делать, просто прикрепить доски к рюкзакам. И они готовы.
До сеанса оставалось еще полчаса. Кто-то направился к ларькам, а Митников сидел с Катей и болтал. Он рассказал ей, как попал в кинотеатр из лагеря. Та слушала молча и очень внимательно, опасливо поглядывая на Илью.
— Все же, наверное, тебе надо в больницу, — сказала она, когда Митников закончил.
— В больницу?

Наплывом все посерело. Раздался звон в ушах… Илье показалось, что он лежит. Да… вот под головой подушка. Рукам что-то мешает двигаться. Он привязан. Перед глазами все плывет. Илья закричал.
Какие-то голоса.
Илья стал брыкаться.
— Еще пару кубиков, — грубый мужской голос.
Какое-то мгновение Илья еще видел, что происходит, потом сильные руки перевернули его набок. И перед глазами все померкло… медленно, не сразу. Сначала пятна потеряли цвета, потом яркость. Потом Илья сомкнул веки. Стало темно и неуютно.

— В какую больницу, — вскочил он. — Не надо мне никуда.
— Ну, скажи, ты так пошутил? — спросила Катя.
— Конечно, пошутил. Ты думаешь, что все это правда. Я просто люблю выдумывать. Выдумщик я.
— Это заметно, — засмеялась девочка.
— И вообще я хочу пива! Пойдем купим пива! — Илья заметно нервничал.
— Ну, у тебя же денег в притык, — удивилась девочка.
— Ах, да, — огорчился Илья.
Просить еще у Кати ему было неудобно, но она вдруг сама предложила:
— Давай я тебя угощу. Я, правда, сама пиво не пью. Я коктейль попью. Надо же как-то скоротать время до сеанса.
— Угу, — кивнул Илья.
И они направились к ларькам. Илья выбрал себе «Балтику 3», а девочка взяла какой-то непонятный коктейль в бутылочке, что-то вроде «Секса на пляже». Они вновь уселись возле рюкзаков. Стали кучками подходить другие ребята. Возвращались из дома велосипедисты. Парни тоже шли с пивом, кто-то с коктейлями. И с большими пакетами, в надежде пронести все добро в кинотеатр. Насколько Митников помнил — это сделать было довольно просто. Такие вот бабушки, сидящие на вахте, даже ничего не спрашивали, никуда не заглядывали. Но иногда попадались какие-нибудь администраторы кинотеатра — вот те в каждый пакет и сумку заглядывали. В рюкзаки кстати тоже.
Илья закурил и открыл пиво.
— Знаешь, Кать. Я вот недавно знал кто я и где я. А теперь уже начинаю сомневаться и мне немного страшно.
— Ты опять начинаешь? — строго спросила Катя.
— Да, нет. Ты послушай. У тебя никогда не было такого чувства, что ты не понимаешь где ты находишься? Тут или там? И не понимаешь, зачем все происходящее вокруг?
— Если честно у меня такое чувство каждый день. Мир — говно. Я не могу с ним смириться. Меня не устраивает все, что происходит вокруг. И я не могу понять, какого черта я тут делаю. Но это, если смотреть с точки зрения пессимиста, все плохо, — везде одно говно. Если смотреть с точки зрения оптимиста — мир прекрасен, если сейчас плохо — то завтра будет лу…
— Еще говенее, — перебил ее Илья.
— Нет. Будет лучше. Просто лучше. Кто-то вот уверен, что жизнь вообще полосатая. Сегодня не везет — завтра везет. Только полосы расставлены неравномерно, ну как на штрихкоде. Понимаешь?
— Конечно.
— Я, даже как-то в детстве рисовала в тетрадке такой штрихкод своей жизни. Вечером каждого дня взвешивала все, что со мной произошло. Чего больше — плохого или хорошего. И закрашивала клеточку или не закрашивала. У меня получалось больше белых клеточек. Теперь, наверное, было бы все черное. Радости и счастья как-то мало совсем осталось. Но вот сегодняшняя наша с тобой встреча — закрашивает клеточку в белый цвет. Потому что ты мне понравился. Я люблю встречаться и знакомиться с хорошими и интересными людьми.
Илья покраснел.
— Ты так открыто все говоришь. Ты вот мне тоже понравилась, но я как-то стесняюсь об этом разговаривать.
— А чего тут стесняться. Мы живем, Илья, один раз. Если упустишь свой момент. Неизвестно — будет ли еще возможность сказать об этом. Поэтому я всегда делаю все сразу, ну, конечно, подумать-то надо для начала. Куда без этого. Если делать необдуманные поступки… К чему все это приведет?
— Ни к чему хоро…

Илья закричал. Руки резало. Холод. Голова уперлась во что-то железное. Наверное, решетка на кровати. Он дернулся, попытался подняться. Зрение никак не возвращалось. Пятна, вокруг одни пятна. Гул в ушах. Какие-то неразборчивые голоса. Он попытался дернуться еще раз — руки стало резать еще сильнее.
— Да успокойте его кто-нибудь, сейчас парень себе что-нибудь повредит. Сестра!
— Батюшки, опять рвется. Все ему мало. Марин, позови доктора…
Темнота…
— Неугомонный какой.
— Ну, я даже не знаю. Давайте ему еще пару. Может все-таки вырубит. Должен спать, как убитый уже давно.
Сильные руки прижали к кровати. Илья перестал дергаться — бесполезно.
— Я ничего не вижу! — закричал он.
— Ничего… все будет нормально.
Его перевернули на бок. Он ощутил укол. Больно.
Пятна потемнели. Голоса приобрели эхо. Голова потяжелела и упала на подушку. И стала увязать в ней, как в трясине. Все вокруг теряло смысл.

— Все… начинается, — шепнула Катя ему на ухо.
В зале погасили свет. И сразу же Катина рука легла на руку Митникова. Такая нежная, теплая.
Илья смотрел на экран.
Заиграла музыка.
Фильм начался.

10

— Что же ты не сказал, что актер и в фильмах снимаешься? — удивилась Катя.
Илья покраснел в раздумьях, что же ей ответить.
— Ну, ты же не спрашивала.
— Логично.
— Тебе, наверное, много заплатили. Это же такой хитовый фильм, он такие кассовые сборы делает по стране. Он по книге одного знаменитого фантаста снят.
— Да не, нормально так заплатили, — сказал Илья. — Не то, чтобы много.
Ему надо было что-то говорить, потому что на экране кинотеатра в главной роли картины был именно он. Илья Митников.
Митников сидел и щипал себя за все места, чтобы проснуться. Он давно уже и думать позабыл про то, что это все галлюцинации от клея. Так долго и так реально они продолжаться ну никак не могли.
— А у меня есть свой ночной клуб в Москве и Мерседес, — к чему-то сказал Илья. — Хочешь — приезжай в гости я тебя покатаю, потанцуем, в клубе отдохнем.
— Правда? — с широко открытыми глазами спросила Катя. И посерьезнев: Или опять выдумываешь? Хотя чего тебе выдумывать, если ты в таком фильме снимаешься.
— Не выдумываю, мне продюсер подарил. Он такой добрый, он может сделать в этом мире все что угодно, можно сказать, что он его придумал.
— Опять, — нахмурилась Катя.
— Что опять? Вот смотри.
Илья полез в карман джинсов, и ему очень захотелось, чтобы там снова лежал сотовый телефон. Очень-очень. А вы знаете, что когда чего-то очень-очень сильно хочется — то это, как правило, сбывается. Особенно в таких странных историях, как эта.
Илья нащупал мобильник, и с довольным лицом вытащил его наружу.
— Чего ты хочешь? Только скажи и это у тебя будет!
— Ну, хочу сноуборд самый зашибенный.
— Зачем тебе сноуборд, ведь сейчас лето? — удивился Илья.
— Тогда хочу велик. Штук за тридцать. Или лучше за шестьдесят. Горник, двухподвес. Фирмы GT.
— Сейчас у тебя все будет, — обнадежил Катю Митников.
Залез в телефонную книгу сотового, нашел номер Димы и нажал на дозвон. Сначала трубку долго не брали. Потом послышался раздраженный голос и какой-то шум, и смех на фоне:
— Да, чего надо?
— Дима?
— Я… Да.
— Это Митников. Ну, Илья. Которого вы придумали.
— На ты.
— Хорошо. Так это я, в общем.
— Да я понял уже. Ты у меня записан в телефоне.
— Это. Можно кое-чего еще попросить?
— Например?
— Я тут с девушкой познакомился. С Катей.
— Ты мне еще рассказывать будешь, с кем ты там познакомился.
— Ах, да. Так вот. Я бы хотел бы ей сделать подарок.
— Двухподвес фирмы GT тысяч так за шестьдесят, грубо говоря тысячи за две баков.
— Ну, да.
— Обломиться она и Rival`ом. Я на нем целый сезон откатался в свое время. Ничего, нормальный так велосипед. Пускай берет такой и не выпендривается.
— Каким таким ривалом.
— Norco Rival — нормальный неубойный велик, по крайней мере, мне нравиться. Для нее сделаем специальной раскраски — розовой, да еще и флуоресцентная краска — так что ночью будет светиться.
— Давай!
— Даю. В Фойе стоит. Пускай идет и смотрит. А ты там придумай что-нибудь — откуда он взялся.
— А можно еще Мерседес ко входу в театр?
— Ну, ты Митников совсем обнаглел. Хотя… Тебе там и так нелегко. Да и благодари бога, что я сегодня с друзьями отдыхаю и пиво пью, хотя… я и так каждый день. Ну, в общем, ты вовремя позвонил. А то не видать бы тебе ни велика, ни машины. А так, пусть будет и Мерседес. Ключи в правом кармане.
— Спасибо большое! — но на том конце не услышали. Там уже сбросили.
— Все есть теперь у тебя велик, ну, правда, не совсем такой, как ты хотела, а немного попроще. Зато розовый и ночью светиться будет! — сказал Илья Кате. Щеки его пылали, глаза блестели. — И еще. Мы после кино идем кататься на Мерседесе.
Катя улыбнулась, ничего не говоря, чмокнула Илью в щеку.
— Дурачок ты мой, — прошептала она.
— Почему дурачок? — удивился Илья. — Пойдем велик покажу.
Митников схватил сопротивляющуюся Катю за руку и поволок за собой в фойе. На них удивленно смотрели. Народ перешептывался.
Он стоял весь блестящий, розовый, новенький. С бантиком. И открыткой с какими-то поздравлениями и словами.
— Rival, — только и смогла сказать Катя и бросилась обнимать Илью.
— Спасибо Илюшка, — она поцеловала его еще раз в щеку, которая и без того пылала и была просто пурпурного цвета. — Спасибо тебе.
— Может ну его — это кино? — спросил Илья. — Поедем покатаемся. Я тебя отвезу, туда, где лучше опробовать велосипед. А то я этот фильм уже смотрел. Ему конца и края нет, больно он длинный. И нудный.
— А давай.
Катя схватила велосипед и понеслась к выходу.
— Давай я, он же тяжелый, — крикнул ей вслед Илья.
— Ничего, справлюсь. А где твой Мерседес?
— Там на улице стоит, на стоянке.
«Странно, у нее даже не возникло никаких вопросов, откуда взялся этот велосипед. Наверное, просто она так сильно счастлива, что ей все равно. И целоваться все лезет. А я уже, по-моему, в нее влюбился», — размышлял Илья, выходя на улицу.
«Что-то я и про башню совсем позабыл. Вот, что девушки делают с нами, с парнями».
Он улыбнулся, а потом разинул рот от удивления. Прямо около входа стоял черный Мерседес. Блестел так, что в нем отражалось каждое облачко, каждая пролетающая птица.
Илья достал ключи, нажал на кнопку брелка. Мерседес подмигнул ему.
Катя снова бросилась обниматься. Глаза ее светились.
«Наверное, сегодня у нее самый счастливый день на свете», — подумал Илья.
— Ты знаешь, я так проголодалась! Поехали в какой-нибудь ресторан на обед?

— На обед! На обед! Обедать!
Илья открыл глаза. Руки уже были свободны, он смог подняться на кровати. Осмотрелся. Палата была большая на десять мест. Все вставали с кроватей и направлялись к двери.
— Пойдем, пойдем, — сказал Илье какой-то паренек постарше его, помог ему подняться.
Голова у Ильи закружилась. Болели места, куда ночью делали уколы. И какими-то наплывами стала возвращаться память. С болью, с какой-то вязкостью вспоминал он, как очутился здесь.
— Где я? — спросил он у парня.
— В ПНД, дружок! — ответил тот.
— А это что такое?
— А это, друг, в народе дурдом.
— Дела…
Илья присел на край кровати.