Дин Лунин : Пионеры (16 - 20)

16

Мерседес остановился около подъезда Кати. Солнце спряталось за большие грозовые тучи. Птицы летали низко; в воздухе пахло предстоящей грозой.
Илья вылез из машины. На нем была надета черная кенгуруха с большим капюшоном и широкие спортивные болоньевые штаны. Черные кроссы с широкими полосами бликующей ткани. Стильные темные очки. Сегодня он не только проехался по магазинам в поисках одежды, но и сходил в салон красоты, где сделал мелирование перышками и проколол в двух местах левое ухо, вставил две серебряные сережки. Одну большую и еще одну поменьше. Ему захотелось полностью поменять имидж, стиль. Хотелось посмотреть, как на это отреагирует Катя. Да и вообще он всегда мечтал так одеваться и выглядеть, только вечно не хватало денег и времени. А теперь он был полностью свободен. Теперь он мог делать все, что ему захочется.
Митников закурил и, просунув руку в машину, нажал на сигнал. Катя выглянула в окно.
— Привет! — крикнула она. — Ой, какой ты прикольный. Илюш, поднимись, помоги сумки донести.
Илья бросил недокуренную сигарету и зашел в подъезд. Поднялся на третий этаж. Дверь оказалась открытой. Катины родители встретили его с улыбкой. Илья пожал руку отцу и картинно поклонился матери. Мать Кати засмеялась.
— Ну, я надеюсь, что все будет нормально? — спросил отец.
— Да, — ответил Илья.
— А кто еще с вами едет? — поинтересовалась мама.
— Один мой друг. Но за ним сначала надо заехать. Он сейчас находиться в Подмосковье на даче.
— А сколько другу лет? — спросил отец.
— Он мой ровесник, — ответил Илья.
— Хватит к нему приставать, — сказала Катя, выглянув из комнаты. — Ты еще и ухо проколол. Ну, ты даешь!
Она остановила его, пальцами пошевелила колечки в ухе, Илья сморщился, — было немного больно. А потом нежно поцеловала в щеку.
— Проходи, вот сумки.
Илья зашел в комнату. Взял две большие спортивные сумки и направился к выходу.
— Может быть, пообедаете напоследок? — спросила мать.
— Нет, мам. В дороге поедим. Ты и так там наложила на целую роту еды.
— Ну, с богом! — мать поцеловала дочку. Отец обнял.
— До свидания, — сказал Митников Катиным родителям, и пока они вновь не пристали с расспросами, поспешил покинуть квартиру.
Катя весело сбежала по лестнице, выскочила на улицу. Потянулась, вытянула руки в разные стороны и посмотрела в небо.
— Скоро гроза будет, Илюш.
— Еще какая, — кряхтел Илья, запихивая сумки в и без того полный багажник.
— Говорят, что если дождь в дорогу — это к счастью.
— Тоже слыхал. В Москву еще заехать надо будет.
— Зачем?
— С мамой повидаться хочу. Погостим дома у меня денечек и поедем уже к морю.
— Я бы хотела познакомиться с твоей мамой. С мамой, которая родила такое чудо!
— Вот и познакомишься. Прыгай в машину.
— Ой, кажется начинается, — взвизгнула Катя. Дождь в самом деле стал накрапывать. Катя села в машину.
Илья уселся за руль, завел Мерседес, тронулся с места, несколько раз нажав на сигнал. Родители стояли на балконе. Мама махала рукой. А отец обнимал ее за плечи.
— Вот и началась наша поездка, — сказала Катя, когда они выехали из двора.
— Началась, — кивнул Илья, врубил музыку на всю. Крикнул: — Оторвемся по полной!

Дворники работали во всю, на шоссе был проливной дождь. Он преследовал их всю дорогу.
— Закрой глаза, думай о том. Я буду рядом. Ты будешь спать и знать, что не один. А то, что я смотрю безумным взглядом. Ни что иное, как первитин… — повторял Митников за женским голосом из колонок, затягиваясь сигаретой и качая головой под ритм.
Катя смотрела в окно, на пролетавшие мимо дома какой-то очередной деревни. Они были в дороге уже несколько часов.
— Послушай, Илюш. А давай остановимся где-нибудь. Перекусим, отдохнем. А то я уже устала ехать, если честно. Ты вообще смотрел по карте, сколько нам еще осталось.
— Да мы уже практически приехали. Осталось около двадцати километров до лагеря. Полчасика, даже меньше. Там и отдохнем.
— Смотри! — Катя показала пальцем в окно. — Вон рядом с той заправкой есть кафешка. Давай там остановимся.
— Мы уже приехали почти, Кать. Какой смысл?
— Ну, Илюш. Я устала. Давай остановимся! — она посмотрела Илье в глаза, тот усмехнулся и стал сбрасывать скорость перед поворотом.
Машина свернула на дорогу, ведущую к заправке и кафе. Остановилась на небольшой стоянке рядом с кафе — одноэтажным кирпичным зданием с навесом и старенькой облупившейся вывеской. Илья с Катей побежали под навес, но все равно успели промокнуть. Митников усадил Катю за ближний к двери столик. До него брызги и капли дождя, приносимые ветром, не доставали. А сам зашел внутрь.
За барной стойкой стоял пожилой грузин в ярко-алой шелковой рубашке. Илья поздоровался и взял меню. Выбор оказался небольшим. Он заказал две порции шашлыка, графин с апельсиновым соком, несколько упаковок фисташек в дорогу, сигарет и шоколадку для Кати.
Катя сидела за столиком и куталась в вязанную кофту.
— Два шашлыка заказал и сок.
— Классно. Холодновато что-то.
— А что ты хотела, сколько уже этот ливень идет. Он прямо за нами по пятам. Я думал, от города отъедем и выйдем из этой дождливой зоны. А она за нами…
— Ты же мне рассказывал, что любишь дождь.
— Люблю, но не так долго.
Принесли сок и все остальное, кроме шашлыка.
— Уважаемые, ваш шашлык будит гатов черес пать минут.
— Спасибо большое, — сказал Илья. — Это тебе.
Он протянул Кате шоколадку.
— Спасибо, — сказала Катя, улыбнувшись. — Наконец-то я отдохну от города от всех этих бесконечных тусовок у кинотеатра. Летом больше заниматься совсем нечем, — вздохнула она.
— На море будет чем заниматься, поверь мне. Я тоже очень рад, что мы решились ехать. Все будет классно. Только меня последнее время беспокоить кое-что… — Илья посерьезнел.
— Что, Илюш? — обеспокоено спросила Катя.
— Мне снятся странные сны, представляешь. Как будто бы я лежу в дурдоме. И все так явно. Что, проснувшись, я некоторое время думаю, что вот он сон. Это все, что вокруг меня. Эта реальность — сон.
— И я тебе снюсь?
— Это только некоторое время так кажется. А потом становится все нормально.
— Такое бывает, Илюш. Все пройдет. Просто травма эта, перенервничал. Вот тебе и снится.
— Надеюсь, что пройдет.
— Тебя так сильно это пугает? Ну сны… да бог с ними с этими снами. Мне вот одно время ужасы снились. Месяц подряд. Пришлось даже к психиатру идти. А потом все прошло само собой. Просто видимо ты пережил нервный стресс. На море все пройдет. Я тебе обещаю. Давай поедим. Вон шашлык несут.
Принесли порции шашлыка, на удивление большие. Шашлык оказался вкусным, но, конечно, его все равно нельзя было сравнить с тем, который Илья пробовал в доме отдыха.
— И башня совсем перестала сниться, — задумчиво сказал Илья. — Ничего, на самом деле. Приедем в Москву. Там-то я уж до башни доберусь.
— До башни? — спросила Катя, сделав большие глаза.
— Разве я тебе не рассказывал?

17

Ночь надоедала с каждым часом все больше. Но неминуемо она все ближе и ближе приближалась к утру. Илья сидел на подоконнике, ходил по коридору, лежал на кушетке возле процедурного кабинета. Лежал он и на своей кровати, но не спалось. Никак не спалось. Он просил у медсестры снотворные таблетки и выпил пять штук, но не помогало. Спать хотелось, но сон никак не брал. В голове крутились мысли, от которых невозможно было избавиться. Вся палата храпела, сопела и бубнила что-то во сне. Но он поссорился со сном и тот никак не хотел мириться.
Митников слез с подоконника, где обычно сидит малой. И направился в курилку. На этот раз он взял сигареты покрепче. Выбор, слава богу, был. В курилке он тоже уселся на подоконник, подкурил сигарету и тяжело вздохнул. Время тянулось ужасно медленно.
«К чему все эти сны, к чему то здание, тот парень в белом?» — думал он.
«Ведь он что-то определенно знает про башню и пытается мне помешать добраться до своей цели. Это говорит только об одном, что там действительно что-то нужное, что-то важное, что-то такое, что даст мне возможность узнать свою сущность, познать себя. Возможно. Или же там какая-нибудь иная ценность, которая имеет значение для него и вовсе не имеет никакого значения для меня? Что если так? Да нет… там что-то явно интересное. Этот парень не выглядит дураком, хотя манеры у него еще те.
Интересно, а что было бы, если бы я не проснулся. Он стал бы меня резать? Я бы чувствовал боль? Тогда я бы точно проснулся. А что если бы эта боль убила бы меня во сне. Я бы тогда не проснулся. Возможно ли это? Если мои сны настолько реальны, что я чувствую каждый запах, ощущая каждую песчинку, вижу все в подробностях. Что, если я живу в двух измерениях? И тут и там. Или просто медленно, но верно схожу с ума, что более вероятно.
Я сошел с ума, я сошел с ума, мне нужна пила, мне нужна пила. Мама папа прости, и не стой на пути. Распилю все нафиг.
Не пила мне нужна, лошадиная доза снотворного, чтобы я наконец отрубился и больше не думал о всяких глупостях. Чем больше я думаю про эти сны, — тем реальнее они становятся. Реальнее и реальнее. Скоро я уже сам поверю в то, что мои сны — настоящая реальность. А может быть меня два? Мама родила не одного Илюшу а целых двое Илюш и один где-то там, на мерседесе с Катей едет за Игорем в лагерь, а я сижу тут с самого рождения и какими-то неизвестными путями я вижу то, что видит он. Ведь братья связаны между собой… какими-то никому не известными таинственными родственными связями. Или нет? И не только братья. Еще и мамы папы дедушки бабушки. Хотя нет. Мамы с папами никак не связаны, они же совершенно разные люди, если только семейный союз не был кровосмешением.
Что-то меня куда-то унесло.
А кто была та девушка в белом, с которой я разговаривал возле башни? Помню, вроде бы сестра этого белого урода. Ничего себе у них семейка, наверное. Но девушка вела себя со мной вежливо, ничего плохого мне не сделала. Может она не такая как братец? Да и что мне от нее. Но при ее присутствии мне удалось открыть дверь башни, только я не вовремя проснулся, возможно, это она так повлияла на события. Тем или иным образом как-то эти двое и моя башенка связаны.
Моя… башенка. Никому не отдам. Как горлум уж заговорил.
Вот ведь.
В этом дурдоме любой нормальный человек рано или поздно сойдет с ума. Свихнется. И его упекут сюда пожизненно. Будет он тут жить поживать, да геморрой наживать. Специальный такой геморрой, который от долгих размышлений происходит. Вот если я сегодня не засну у меня под утро точно будет такой. Что поделаешь.
Надо пойти еще снотворного что ли выпросить. Авось даст. А если не даст — скажу, что повешусь. Тогда точно даст».
Илья стрельнул бычком в мусорное ведро, стоявшее между раковинами, слез с подоконника и вышел в коридор. Медсестра спала. Только вот где она спала — оставалось загадкой. Может быть в процедурной, может быть у себя в сестринской.
Сначала Илья решил проверить процедурный кабинет. Подошел к его двери тихо на цыпочках и посмотрел в замочную скважину. Было темно. Он подергал дверь за ручку — оказалось заперто.
«Наверное, — подумал Илья, — она все-таки спит в сестринской».
Подойдя к сестринской он обнаружил, что внутри горит свет. Также аккуратно он заглянул в замочную скважину. Внутри оказалось пусто. Комнатка была небольшая и через эту дырочку замка все просматривалось. Он подергал за ручку. Дверь поддалась.
Он как тень скользнул внутри и притворил за собою дверь. Открыл шкаф в котором лежали лекарства, ключ торчал в замке. Видимо медсестра понесла кому-то таблетки. С кем-то, наверное, сделалось ночью плохо или еще что. В запасе у Ильи было около пяти минут, если не меньше, но этого вполне хватило для того, чтобы он нашел коробку со снотворным и вытащил оттуда одну пластинку. Такое снотворное давали только тяжелым больным, так что Илья не сомневался в том, что от этих таблеток он отключится и будет спать здоровым наркотическим сном. Но вот только одна беда — завтра намечался обход, так что с утра возможности поспать никакой не было. Всех поднимут обязательно. Поэтому перебарщивать с таблетками тоже не хотелось. Иначе добудиться его никто не сможет. И выяснят, от чего он так крепко спит. Тогда втык получит и он, и медсестра, и еще кто-нибудь за компанию.
Илья положил пластинку в карман больничной пижамы и выскользнул из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Послышались шаги по коридору. Это шла медсестра. Митников застыл. Потом самообладание вернулось к нему, и он поспешил в сторону курилки, стараясь создавать как можно меньше шума. Но это не получалось и ему показалось, что медсестра все равно его услышала. И тут он вспомнил, что забыл закрыть дверцу шкафчика. Но возвращаться было уже поздно.
«Авось пронесет…» — подумал он.
В курилке он достал таблетки, выдавил на ладонь пять штук. Много не много, он махнул рукой, положил их в рот и запил водой из-под крана. Закурил сигарету и плюхнулся на подоконник.
В курилку заглянула медсестра.
— Опять курилку на ночь забыли закрыть, — сказала она себе под нос, и только потом увидела Митникова.
— А ты чаво это не спишь? А, Митников? Я тебе столько таблеток дала? — спросила она.
— Не спиться что-то, — ответил Митников.
— Ну, пойдем. Я тебе еще таблеточку дам посильнее, а то ты так до утра самого колобродить тут будешь. Небось всех в палате уже хождениями своими перебудил.
— Не надо мне. Я так засну! — испугался Митников.
— Нет. Пойдем я тебе дам. А завтра врачу скажу, чтобы он тебе выписал.
— Ладно. Докурю только.
Когда Илья докурил он спрятал таблетки за батарею в курилке и пошел к медсестре. Глаза уже слипались во всем теле чувствовалась сильная усталость. Ноги весили по пуду, как впрочем и голова. Так и хотелось положить все это на кровать. Накрыться одеялом и уснуть.
Поначалу Митников прошел мимо сестринской, но сестра поймала его и схватила за шкирку.
— Ну-ка быстренько давай.
Она дала ему две таблетки, но не таких, какие он украл, а каких-то других и воды запить.
Митников выпил таблетки и отправился в палату. Забравшись под одеяло он почувствовал сильное головокружение. Все перед глазами плыло.
Он повернулся на бок, свесил голову с кровати, и его вырвало водой.
От звуков проснулся малой, что-то пробурчал, повернулся лицом к стенке и через минуту опять мирно засопел.
— Марочку бы сейчас, чтобы залакировать, — прошептал Митников. И его вырвало снова.

18

Машина проехала через ворота лагеря и остановилась на стоянке возле главного корпуса. Первым из нее вышел Илья. Он огляделся, потянулся до хруста в позвоночнике и пошел открывать Кате дверь. Мерседес все равно блестел на солнце, хоть и был порядочно пыльным.
— Как тут все здорово! — воскликнула она.
— Да уж.
— Никогда в лагерях не была.
— И не советую, — буркнул Митников.
На краю стоянки росли деревья, создавая небольшую тень.
— Сейчас я машину в тенек переставлю, а ты пока тут оглядись, — Илья сел в Мерседес и переставил его.
— Для начала надо найти моего знакомого вожатого, с ним повидаться. А потом будем искать Игорька. Только, честно говоря, я совсем не помню, какой там у него отряд. Придется прочесать всю зону лагеря, а может быть повезет, и мы его сразу же встретим.
Они пошли к корпусу, где жил вожатый. Вокруг с шумом бегали карапузы из младших отрядов. Старших видно не было, видимо они смотрели кино или были заняты чем-то другим. Илья постучал в дверь, после подергал за ручку. Никто не отзывался. Коли внутри не было.
Митников остановил пробегающую мимо девчушку и спросил у нее, где может быть Коля. Та сказала, что они с отрядом на спортплощадке, — сейчас проходят какие-то соревнования.
— Ну, вот видишь, как здорово. Сейчас мы найдем Колю и, возможно встретим там Игорька, если он еще не помер от своего клея.
— Фу, — скривила гримасу Катя. — Не напоминай мне про клей. Терпеть не могу токсикоманов и все, что с ними связано.
— Не надо так. Игорек — он хороший.
— Может быть, может быть, но это мы еще посмотрим.
Через несколько минут они подошли к спортплощадке. На ней, казалось, собралось пол лагеря. Все ребята были одеты в футболки разных цветов, что разделяло их на отряды, соответственно, на команды.
Первым вовсе не Илья заметил Колю. А тот его.
— Митников! — крикнул Коля и помахал руками.
Илья с трудом разглядел его в толпе.
— Живой? Видоизмененный!
— А что со мной будет-то, Коль, а про волосы, да серьги — это так, смена имиджа… — засмеялся Илья.
— Ну, не знаю, я думал, что ты вообще больше не вернешься сюда.
— А я и не вернулся. Я так, на полчасика. Игорька найти.
— А что это за мадам с тобой? Не припомню я таких симпатичных девушек у нас в лагере!
— Это моя подружка, зовут Катя. Катя, это Коля. Познакомьтесь.
— Очень приятно, — сказала Катя.
— Взаимно, — ответил Коля.
— У тебя-то все по-прежнему? — спросил Митников.
— Да, вроде бы все нормально.
— Так не подскажешь, где бы мне Игорька найти?
— Игорька. Так это запросто. Вон он на старте.
— На старте? Он что с ума сошел?
— Нет… просто сильно изменился.
— Игорь участвует в спортивных мероприятиях — я в это не верю!
— Он, после того, как тебя увезли, стал часто ко мне заходить. То в картишки с ним поиграем, то пивка попьем, поболтаем о том о сем. Между прочим… — Коля перешел на шепот и склонился к уху Ильи. — Я его отучил от клея. Представляешь!
— Да ну?
— Это у тебя там какие-то башни-шашни. А он самовыразиться никак не мог. Я его в кружок брейкданса записал и еще парочкой дел увлек. Так ты знаешь? Исключительным алкашом стал. Не нюхает больше.
— Брейк чего?
— Танцы такие на полу.
— А, точно, вспомнил. Так что говоришь ни-ни больше?
— Так точно.
— Невероятно. Кать, а ты боялась. Игорька уже перевоспитали.
— Надо убедиться, — задрав подбородок к верху, сказала Катя.
— Убедимся.
— Ну, вы пока тут посидите он сейчас освободиться. Я ему скажу, что вы пришли. Он мигом подлетит. Не ожидал тебя увидеть… не ожидал… рад очень… — с этими словами Коля скрылся в толпе.
Илья и Катя уселись прямо на траву.
— Все-таки классно тут. Делай что хочешь. Развлечения всякие для тебя тут придумывают. Хочешь кино, хочешь спорт, хочешь спектакли какие-нибудь, хочешь просто валяйся и загорай. Дискотеки, наверняка чуть ли ни каждый день.
— Это оно все со стороны только такое классное и красочное. На самом деле тошно тут и тоскливо, если нормальных друзей нет. Тошно.
— А подружиться-то никак?
— Не знаю, мне лично было трудно с кем-то подружиться, может быть, просто меня люди окружали такие своеобразные. Вот с кем дружил, так это с Колей, да с Игорьком. Ну, была там еще парочка ребят, но это так. Привет — пока.
— Сложный ты, ну ничего, исправим мы тебя. Надо быть более общительным, чтобы люди к тебе тянулись. Не стесняться.
— Я и не стесняюсь, а насчет общения, мне кажется, я и так кого хочешь заобщаю.
— Заобщать — это одно дело. А вот когда ты общительностью людей к себе привлекаешь, когда они к тебе тянутся — вот это уже хорошо.
— Выше моих возможностей.
— Выше, — кивнув, сказала Катя. — Но это временно. Мы тебя поправим, ты не переживай.
По толпе лагерных обитателей прошла волна воплей и криков. Что творится на беговой дорожке Кате с Ильей видно не было, но было понятно. Через некоторое время крики стихли и все немного расступились. Пробираясь сквозь толпу к ним шли Коля и сияющий Игорек, который ладошкой вытирал пот со лба.
— Здорова, Игорек! — крикнул Илья, поднимаясь с травы.
— Здорова! — крикнул в ответ Игорь и подал руку Митникову, когда подошел ближе.
Они обнялись, похлопали друг друга ладонями по спине, потом отодвинули друг друга на вытянутые руки и стали рассматривать.
— Зачем волосы покрасил-то? — спросил Игорек.
— И, правда, изменился…
— А колец зачем на втыкал?
— И глаза вроде бы человеческие стали.
— А прикидик-то ничего.
— И клеем совсем не пахнет.
— И пакета в заднем кармане нет! — засмеялся Игорек.
— Рад тебя видеть. Я думал, что уже не встречу, что упрячут тебя навсегда… — продолжил Игорь.
— Не один ты так думал. А я вот он!
— Илья, давай сразу к делу! — строго сказала Катя.
— Слушай, Игорь, тут такое дело, — Митников, обняв парня за плечо, повел его в сторонку. — Я тут решил Катьку на море свозить. И, в общем, если у тебя нет никаких важных дел. И ты не против. Я тебе предлагаю с нами… ну, в общем, на море поехать.
— На море? — переспросил удивленный Игорь. — Я никогда не был на море.
— Вот побываешь, — улыбнулся Митников.
— А как же лагерь? — спросил Игорь.
— К концу смены мы тебя вернем назад.
— А родители, а руководство лагеря. Они же на уши встанут.
— Я все вопросы уже решил. Не беспокойся. Никто твоего исчезновения не заметит. Так, что особо не переживай. Едешь?
— Еду, конечно! А на чем?
— На машине, — улыбнулся Илья.
— Круто.
— Тебе пятнадцать минут на то, чтобы собрать вещи и подвалить к главному корпусу. Там на стояночке и встретимся. Давай бегом.
Илья хлопнул Игорька по плечу и тот на самом деле побежал, весело перепрыгивая бордюры и другие препятствия.
«Я бы тоже прыгал от счастья, если бы меня на море на халяву свозили. Хотя я и так на халяву еду…» — подумал Илья и пару раз прыгнул на месте.

19

Белые, черные пластмассовые кружочки. Кусочки пластмассы на бело-черном поле. Клетки, клетки. Шашки. Распространенная и многими любимая игра надоела так, что при виде каких-нибудь клеток Илью уже начинало тошнить. Сергей плохо играл в шашки, а Илья так себе, но иногда просто больше нечем было заняться, кроме того, как сесть в коридоре за небольшой журнальный столик, на котором лежала доска, расставить шашки по местам и начать войну. Войну белого и черного. Добра и зла. Так и в жизни — добро вечно воюет со злом, но только добро от зла в жизни отличить гораздо труднее. Не бывает абсолютного добра и не бывает абсолютного зла.
Днем Илья спас малого от ударов одного разъяренного психа, а вечером сам ему отвесил тяжелую оплеуху. Добро, зло. Все перемешивается в жизни, но все равно борется друг с другом. Как с наружи, так и внутри нас. Самые наши потаенные, самые плохие мечты и желания. Самые светлые мечты. Одно перекрывает другое, вращается в вечной круговерти, как белье в стиральной машине и ничего с этим нельзя поделать. Когда-то ты становишься ближе к свету, когда- то ближе к темноте.
Илья всю жизнь мучился, пытаясь выбрать. Он никак не мог определить для себя: кто он на самом деле? Более добрый или более злой. Как ему себя вести дальше, идти в тени и делать зло, идти по свету и делать всем добро. И нет человека на свете, который бы не задумывался, перед которым не вставал бы такой выбор.
Иногда Митников сильно страдал из-за своих добрых поступков, а плохие обходились ему без наказания. А иногда наказание все же находило его и, казалось, желание делать плохое отпадало навсегда. Мелкие грешки, проказы. Чем становился он взрослее, тем взрослели с ним и его дела.
Вот и перед очередной партией в шашки он задумался, на чью сторону ему становиться. На сторону черных или на сторону белых. Даже в таких самых маленьких и, казалось бы, незначительных решениях существует что-то важное — то, что в дальнейшем могло сыграть большую роль. Илья выбрал черные.
— Вот, Серег, скажи мне честно, — начал Илья, переставляя шашку. — Чего в тебе больше? Добра или зла? Каких поступков ты в жизни сделал больше?
— Странный вопрос, — сказал Сергей и съел одну черную шашку. — Наверное, все же более добрый, чем злой.
— А почему ты так уверен в этом. Ты больше совершал хороших поступков, чем плохих?
— Не уверен. Вообще-то часто я был очень отвратителен.
— Обижал людей?
— Ну, да. Обижал, бил ни за что. Я бывал ужасно отвратителен.
— Я тоже, — вздохнул Илья. — Я вообще драться не люблю, если что.
— Но о чем я думал, когда это делал? Я все время ругал себя за такие поступки, раскаивался, можно сказать.
— Это очень хорошо, что раскаивался. А что ты доброго делал? — спросил Илья. Его черная шашка съела сразу три белых.
— Вот черт, — расстроился Сергей. — Как я проглядел?
— Так что ты доброго делал? — не отставал Илья.
— Добра я тоже много делал, Илья. Но не всегда был вознагражден за это.
— А знаешь, как учат. От добра добра не жди. То есть если делаешь добро — то делай его безвозмездно и не задумывайся о последствиях.
— Ты прямо, как какой-то святой учитель заговорил. Проповедник блин.
— На всех на нас много грехов, но я вот уверен, что и добра я сделал не меньше, — улыбнулся Илья и съел еще две шашки подряд.
— Черт! Грехов? Ты верующий?
— Не то, чтобы верующий. Я, честно говоря, про веру не совсем готов общаться. Не до конца я еще определился.
— А для чего ты все это спрашиваешь у меня?
— Для того чтобы побольше разобраться в себе, ну, узнать на примере тебя один ли я такой нехороший или хороший.
— Понимаешь, — вздохнул Сергей. — Мы и не хорошие и не плохие, мы средние.
— Серые то есть.
— Серый я, а ты Илья, — ухмыльнулся Сергей.
— Да я не в том смысле. Я в том смысле, что если добро — белый цвет, а зло — черный, то мы все серые. Средние. И не то и не се.
— Это ты точно подметил.
— Так вот. Чтобы разобраться в себе, я думаю, для начала надо определить какой ты на самом деле. Хороший или плохой? Потому что определение «серый» меня совсем не устраивает. Я не хочу быть средним. Я хочу быть каким-то определенным, либо хорошим, либо плохим.
— Тогда проще — вспомни маму, что она говорила и чему она тебя учила. Неужели она тебя учила быть плохим? Если ты любишь свою маму, прислушайся к ее советам, ведь она плохому тебя не научит. А плохому нас учит этот долбанный мир. Эти ужасные фильмы по телевизору, то, что мы видим в метро, то, что мы видим на улице. То, о чем мы читаем в плохих, написанных какими-то маньяками книгах… — Сергей пошел в наступление.
— Тут ты конечно прав. Вот взять хотя бы эти боевики про бандитов. Они же все стали хитами. Русской идеей стало — украсть БМВ у коммерсанта, иметь за поясом ствол и быть крутым бандитом. Дети растут — они смотрят все эти фильмы, они думают, что это правильно. Кто их герои? Не мушкетеры, которые были за добро, а бандиты — Саша Белый, Кот и все остальные. Ужас какой-то. За эфиром вообще не следят. Взрослые, помню, ругали мультики про мутантов, черепашек ниндзя и так далее. А за что ругали-то? Говорили Америка сделает наших детей тупыми. Неужели? Непонятно. Ведь герои этих мультфильмов были добрыми, они били злодеев, жили и веселились. А что теперь, — Илья плюнул на пол. — Я иногда думаю — долой эту страну, к которой мы в итоге пришли. Иногда мне кажется, пускай уж лучше бы оставался СССР. Пусть бы построили они этот коммунизм, о котором все говорят. Пускай. Я думаю, что это было бы гораздо лучше, чем есть сейчас.
— С фильмами, конечно, они прогадали. Это просто надо нашему президенту получше следить за эфиром телевидения. А ему, по-моему, насрать. И за тем, что в кинотеатрах показывают тоже… — сказал Сергей, съел две шашки и заулыбался.
— Что улыбаешься? — спросил Илья. И съел разом три.
— А насчет СССР ты зря. Ты там не жил и я не жил. Лучше там было или хуже — это спорный вопрос. Кому-то лучше, кому-то хуже, — сквозь зубы сказал Сергей, он тер пальцами виски, низко склонившись над доской.
— Все-таки надо определиться, — сказал Сергей.
— Да что ты мучаешься, я не пойму. Будь хорошим и все тут. Правда, хорошим быть не модно, но ты вроде нормальный умный парень, так что сам должен понимать, что в мире должно быть много добра.
— Да уж. Все равно выбор сделать трудно, потому что плохого и хорошего во мне поровну. Наверное.
— Ничего, что-нибудь да перевесит, — сказал Сергей и хлопнул в ладоши, когда одна из его шашек стала дамкой.
— Кырдык твоей дамке, сказал Илья и подвинул шашку, сделав для нее западню.
— Ну вот, — расстроился Сергей.
— Надоели эти шашки…
Незаметно с боку к столу пристроился малой.
— О чем болтаете? Болтаете о чем? А? — звонко спросил он.
— О добре и зле, — сделав низкий голос пропел Сергей.
— Вот скажи, малой, ты добрый или злой, — спросил Илья и засмеялся, потому что получилось в рифму.
— Добрый я, добрый. Добрый. Я никому плохого не делаю. Правда мы вот с ребятами перед тем как меня сюда. Сюда меня. Мужика одного битой. Ага. Прямо по башке. На ему, на.
— Вот видишь, — пожал плечами Илья, обращаясь к Сергею.
— Не, ну молодежь сейчас вся такая, — сказал Сергей.
— А ты вообще знаешь, что биты нужны для того, чтобы играть в бейсбол — игра такая? — спросил у малого Митников.
— Знаю — по телеку видал. Видал да.
— А почему ты говоришь, что ты добрый, если ты мужика битой по голове бил? — спросил Илья.
— А это не один раз, там еще много раз было. Ну, это. Я потом расскажу. Да потом. Сейчас не хочу. Не хочу я. Чего надо-то?
Малой последнее время постоянно из-за чего-то нервничал. На днях ему поменяли лекарство.
— Почему ты сказал, что ты добрый? — спросил Сергей, чуть подавшись в сторону малого.
— А чего нельзя что ли быть добрым что ли? Я всего немножко. Я хороший. Чего пристали-то?
— Глупый какой, — сказал Илья, переглянувшись с Сергеем. Они засмеялись.
— Все-таки для того, чтобы понять какой ты на самом деле не достаточно просто сидеть и об этом думать. Надо что-то делать. В данном случае либо добрые дела, либо плохие, — задумчиво произнес Сергей.
— Пойдемте я вас яблоками угощу, — сказал Илья. — Буду с сегодняшнего дня только добрые дела стараться делать.
— Ты мне лучше все сигареты отдай, — предложил Сергей.
— Ну уж нет, — засмеялся Илья.
Он скинул с доски все шашки, встал и направился в палату. Обернулся.
— Или пойду и у всех подушки на пол поскидываю.
— Не надо подушки, — вскрикнул малой и понесся за Ильей, а тот, смеясь, побежал в палату.
— Философ блин… — сказал Сергей и стал расставлять шашки.

20

Долго ждать Игоря не пришлось. Илья с Катей стояли рядом с машиной, двери были открыты. Листья деревьев, волосы шевелил теплый ветерок. Издали слышались крики и веселый смех детворы.
Игорь остановился, не доходя до стоянки, и встал, как вкопанный.
— Я что-то не понял, — сказал он. — Мы поедем на этой машине? Или я что-то перепутал.
— На этой, на этой, — зевнув, ответил Илья.
— А кто водитель? — спросили Игорь, подойдя поближе.
— Это моя машина, Игорек, я буду за рулем, — улыбнулся Митников.
— Врешь.
Игорек поставил сумки рядом с Мерседесом на асфальт.
— Клади в багажник, — сказал Илья.
— Нет, что, в самом деле, что ли? — спросил Игорь, сделав большие глаза.
— Да что я тебе врать что ли буду. Кидай сумки в багажник, да поехали, времени нет совсем. Нам в Москву сначала надо.
Игорь положил сумки в багажник и залез в машину на переднее сидение.
— Ты садись на заднее, с твоего позволения, Катя поедет спереди.
— А, да не вопрос, — Игорек прыгнул назад.
— Ну, поехали что ли, — сказал Илья, после того, как все уселись поудобнее.
— Поехали, — кивнула Катя.
— Прощай лагерь, мы поехали искать место отдыха покруче, — пафосно проговорил Илья и завел Мерседес.

Они ехали уже полчаса.
— Почему ты мне сразу не сказал, что у тебя Мерседес? — все не унимался Игорек. Он сидел на заднем сидении посередине, положив локти на передние сидения, и постоянно высовывал голову вперед так, что у Ильи возникало желание зарядить ему локтем в нос.
— Тогда исчез бы весь эффект сюрприза, — ответил Митников.
— Вау, — выдохнул Игорек. — Вау! Дашь потом за рулем посидеть?
Он радовался, как ребенок.
— Дам, конечно, но ехать не дам. А то разобьешь еще, а второй мне никто не подарит.
Машина неслась по шоссе, мимо пролетали старые сараи, ржавые, брошенные прямо в поле, комбайны. Деревянные рассыпающиеся домики, развалины каких-то ангаров. Солнце светило в спину.
Митников устал слушать радостные вопли Игорька и поставил в магнитолу диск «Звезда» Дельфина. Включил почти на полную. Первый трек своими ударными оглушил всех. Саб вибрировал так, что волосы шевелились на голове.
— Вот это музыка, — крикнул Илья.
Игорек сидел, зажав уши, как впрочем, и Катя.
Наконец Митников сжалился над ними и сделал потише.
— Москва! Скоро мы приедем в столицу!
— Да ну ее эту Москву, — сказал Игорь. — Надоела она мне уже за мою жизнь.
— В сумерки ноября… выдохом теплым рвусь… — подпевал Илья.
— А я вот, например, в Москве была всего три раза и то, когда маленькая. Так что, Илюш, придется тебе поводить меня по самым достопримечательным местам.
— Нет уж… в кошачей тоске когтей… Я тебя на обратной дороге повожу по местам. А этот день мы проведем дома, ночь в клубе, потом на море. Где-то среди берез красный горит клен…
Он немного поводил машину из стороны в сторону, Катя завизжала.
— Дурак! — сказала она и шлепнула Илью ладонью по затылку.
— Мы с тобою две капли разные. Одной воды слезы облака. Разобьемся об землю стразами… — продолжал Илья.
— В клубе, наверное, будет круто! А в какой клуб пойдем? Я знаю парочку приличных клубешников. Только у меня денег нет, — затараторил Игорек.
— Деньги не проблема. А пойдем мы в мой собственный клуб.
— Ты не говорил, что у тебя есть клуб… — сказал Игорь.
— Вот теперь говорю.
— Что, серьезно?
— Абсолютно!
— Вау, — опять крикнул Игорек. — Одни новости. Ты у нас может миллиардер?
— И нас с тобою не отыскать… все, что мы есть — вода… лишь остается ждать… серебро дождя… Почему миллиардер? Обычный паренек, такой же, как и ты. Просто мне парочку подарочков здоровских сделали, вот и все.
— А что в Москве? — спросил Игорек.
— Да с мамой хочу повидаться. Вот в принципе и все, зачем мы туда едем. А потом клуб этот. Надо хотя бы на него поглядеть.
— А как клуб-то называется? — спросил Игорь.
— Да, как называется? — спросила Катя.
— Честно говоря, я сам пока не знаю. Сейчас узнаем.
Илья достал сотовый телефон и набрал Диме.
Писатель долго не снимал трубку.
— Да?
— Дим, это Илья.
Громко играла музыка, слышно было, как звонит какой-то стационарный телефон, кто-то что-то кричал. Еще было слышно равномерный стук клавиш.
— Привет.
— Привет. У меня тут вопрос к тебе, ты не сильно занят?
— Да работаем потихоньку.
— Работаешь?
— А что ты думал — писатели только пишут? Жрать-то что-то надо.
— Извини.
— Да ничего. Что за вопрос.
— А как мой клуб называется?
— Хм… я еще не думал. Щас погоди у кого-нить знакомого в аське спрошу.
— Хорошо.
Илья ждал. Все играла музыка, равномерно стучали клавиши. К этим звукам прибавились стандартные звуки аськи.
— Илья, ты там? — послышался голос Димы.
— Да… да…
— Тут предлагают такое название — «Настоящий», «The true club».
Илья задумался.
— Ну как? — спросил Дима.
— Да как-то длинно. Гламурно, конечно. Покороче ничего нельзя?
— Еще предлагают — «Сигма».
— Не, сразу не пойдет.
— «Фиеста».
— Кал. Еще фанта назовите.
— Хм… — теперь задумался писатель. — «Гараж».
— Гараж?
— Да, «гараж». Между прочим, и оформление соответствующее будет. Офигенные ворота, остовы машин, и так далее. Круто будет. А вот тут еще вариант предлагают — «Момент». Если не вдаваться — то никто не поймет, что это про клей.
— Нет, Дим. С клеем покончено. Давай «Гараж». Сегодня вечером туда с ребятами подъедем. Только ты в центре где-нибудь сделай и чтобы большущий-большущий. Самый-самый крутой.
— Ну, ты совсем уже обнаглел, Митников.
— Ну, Дим. Пожалуйста!
— Ладно… фиг с тобой!
Писатель сбросил.
— Клуб называется «Гараж»! — сказал с гордостью Митников.
— Чего? — засмеялся Игорек.
— Вы чего с ума сошли? — спросила Катя. — На пару с Димой.
— Ничего вы не понимаете, вот когда приедем туда — тогда поймете в чем дело. Какое классное это название.
— Поверим на слово ему? — спросила Катя у Игорька.
— Поверим, — кивнул Игорек. — Но вечером проверим, обязательно.
Через три часа машина въехала в Москву.