Myxomatosis : Горбатая радуга

- Осторожнее, Оленька. Еще немного осталось, - грузная запыхавшаяся женщина с красными руками и выпуклыми рачьими глазками с некрасивыми прожилками, сама с трудом поднимающаяся по ступеням, придерживала под локоть щуплую, почти прозрачную, рыжеволосую, веснушчатую девочку. Ее нельзя было назвать даже стройной – настолько худоба была болезненной. Платьишко висело на юном тельце, как на вешалке. Изможденное, хоть и милое личико. Огромные глаза желтоватого оттенка своим нездоровым блеском создающие эффект мигающей, в любой момент готовой угаснуть свечки. И вид ее, такой тонкой, резкой, натянутой как струнка, резко контрастировал с массивной колышущейся фигурой матери.

- Ну, вот мы и пришли. - Не увидев звонка рядом с простой деревянной, украшенной «наскальной живописью» дверью, женщина на секунду замерла, тяжело дыша, и тихонько постучала.

Ей тотчас открыли, и она почти столкнулась в дверях со щупленькой старушкой.
- Благодарю вас, Светлана Игоревна, дай вам Бог счастья, пусть у вас все будет хорошо, здоровья всем вашим, спасибо еще раз, - скороговоркой приговаривала та, пятясь и пытаясь протиснуться мимо вошедшей дамы. Наконец она вынырнула по ту сторону двери и заковыляла вниз.

- Светлана Игоревна? Здравствуйте. Мы к вам по записи. Иленковы мы, - чуть заискивающе улыбнулась гостья и подтолкнула дочь вперед.
- Да, конечно, проходите, - хозяйка взглянула на девочку. - Здравствуй, Оля, да? Проходи в комнату, не бойся. Он тебя уже ждет. А мы с вами, - она приняла из рук женщины пакет, - посидим пока на кухне, чаек попьем. Он любит работать один.

Девочка робко поскреблась в указанную дверь.
- Заходите! – звонкий голосок ее заранее приободрял. Оля вошла, с удивлением и любопытством посмотрела на стоящего перед ней мальчика. Обычный русоволосый пацаненок лет девяти, в футболке и шортах, с веселыми глазами. Только на руках странные, не понятно, зачем в такую жару, надетые перчатки. И нелепая большая чалма на маленькой голове. Она ожидала чего-то другого. И комната самая обычная. В углу икона Николая Чудотворца, у них и у самих была дома такая. И все. Старенькая мебель, вещи…

- Я могу тебе помочь, - Оля, едва успев открыть рот, чтобы спросить, сразу получила успокаивающий ответ. – Присядь. И ничего не бойся.
- А я и не боюсь, - Она и правда почему-то поверила ему сразу, этому уверенному в своих силах, звонкому, очень живому мальчику. Поверила и успокоилась.

Они сели вместе на диван, и мальчик, прикрыв глаза, пару раз сделал пассы вокруг ее головы, потом прикоснулся к ее глазам, животу, спине. Все это он делал молча, и, казалось, очень спокойно. Только подрагивающие пальцы выдавали его напряжение и сосредоточенность.

- Ну вот, аппетит скоро вернется, утомляемость пройдет. Раньше болели мышцы – эта боль скоро прекратится. Если бы вы раньше обратились к врачу, то и ко мне бы не пришлось приходить, - он, выйдя из своего странного состояния, ободряюще улыбнулся и дал понять, что сеанс закончен.
- Спасибо. Большое спасибо, - Оля выбежала в коридор, выкрикивая маму.

Пока гостьи прощались, долго и сумбурно благодаря хозяйку в коридоре, мальчик стоял у окна, опершись дрожащими руками о подоконник и думал, что сегодняшний день был удачным. Сегодня он смог помочь всем. Труднее всего было отказывать. Он слишком хорошо помнил глаза тех, кому говорил «нет».

В памяти всплыло лицо того, молодого еще мужчины, который должен был умереть через неделю или даже раньше. Бескровными губами он бормотал как заклинание:
- У меня семья, я не могу умереть. Сделай хоть что-нибудь.
- Я не могу. Слишком поздно, - он старался отвечать без эмоций, даже сухо. А так хотелось кричать в тот момент.
Мужчина бросился к нему в ноги и стал их целовать.
- Умоляю, все что угодно. Деньги. Много. Что ты хочешь? Ты же целитель! Ты всем должен помогать!
- Нет, я не могу спорить с Богом. Встаньте, что вы делаете? Это не в моих силах.

Он должен быть мудрым, должен успокаивать, убеждал он себя. Хотя в эти минуты хотелось убежать, спрятаться, как в детстве от бабы Яги под одеяло, и не видеть, не слышать, не знать страданий этих людей. Трусливая мысль о том, что он больше не вынесет эти дрожащие губы, слезы тех, кто обречен, глаза неизлечимых больных, мелькала ярким пятном как испорченный светофор... и еще… они ему снились. Страшные сны.

Мальчик устало оперся о стену:
- Мама, на сегодня все? Я устал.
- Да, маленький. Ты молодец. Будешь обедать?
- Нет, ты же знаешь, я потом.
Мать подошла к сыну и, погладив его по щеке, стала развязывать туго сплетенную материю на голове.
- Давно я тебе говорила, что надо прекращать это все. Ты погляди на себя. Ты устаешь, сыночек.
- Нет, мама, я должен. Ты знаешь.
Наконец последний виток, и мать, тяжело вздохнув, поцеловала сына в коротко стриженную седую макушку.
- Хорошо, милый, я все понимаю. Отдыхай.
Она прикрыла дверь, и тотчас с кухни донесся грохот кастрюль. Она всегда успокаивалась, занимаясь хозяйственными делами.

Мальчик стянул перчатки и с тоской уставился на свои руки. Ссохшиеся, морщинистые, в трещинках, с пигментными пятнами - руки старца, а не ребенка. Он заметил это почти сразу, узнав о своем таланте и умении исцелять. Собственные силы после лечения каждого пациента восстанавливались довольно быстро. Но вот руки... Они как будто принимали в себя ту негативную энергетику, которая выходила из человека вместе с болезнью. И волосы… Поэтому он не появлялся на людях без чалмы и перчаток. Он почти привык к этому, но каждый раз, обнажаясь и видя себя заново, задумывался, что за все надо платить. За любой дар, силу. И что в мире все находится в равновесии. Никакая энергия не приходит ниоткуда и не уходит в никуда. Прекрасное и отвратительное сочетаются в немыслимых пропорциях, но это то, к чему стремится сама Природа – гармония во всем.

Тикали часы, в ванне капал не до конца закрытый кран, с улицы доносилась негромкая музыка, а маленький седой мальчик с руками восьмидесятилетнего старика сидел за столом, болтая ногами, и цветными карандашами рисовал горбатую яркую радугу.