Dichenko : Кровавое Воскресенье

– Дайте мне вон те три красные розы! – Ещё совсем детским голоском сказал мальчик, протягивая продавщице мятую бумажку. Он улыбался, вглядываясь в нежные бутоны весенней розы, так и жаждущей, чтобы ее отдали в такую же нежную женскую ручку.
Продавщица тоже в ответ улыбнулась, достала красивый букет, чуть смоченный капельками прозрачной и сверкающей на мартовском солнце воды. Мальчик аккуратно взял букет, и, приблизив его к белой коже своего лица, глубоко вдохнул их приятный аромат.
– Вот же Машка будет рада! – Сказал он тихо сам себе и, развернувшись, пошел быстрым шагом по улице, высоко держа в правой руке букет с розами.
Прохожие смотрели на мальчика в пиджачке с цветами и улыбались ему. Он отвечал тем же.
На обочине стояла красная машина, из нее играло радио. Ведущий поздравлял всех женщин планеты с их праздником, открывающим всем страницу нового, уже отличного весеннего настроения… Мальчик посмотрел на машину: там тоже сидел мужчина с цветами. Может, скоро вернется его жена, ушедшая в магазин за покупками, а может, он просто ждал, когда она выйдет из подъезда, и тогда они вместе поедут покорять просторы цветущего города, наполненного запахом алых роз и улыбками людей.
Мимо мальчика пробежал студент. Он нес свой букет, слегка прикрыв его рукой, чтобы не сломать нежные стебельки. Может быть, он долго стоял в очереди и теперь опаздывал на свидание со своей возлюбленной. Мальчик радовался, что у него тоже есть возлюбленная Машка из шестого «Б». Он вспоминал ее голубые глаза и румяные щечки. Она всегда тихонько смеялась, когда они мимолетом встречались на широких школьных коридорах, доверху забитых детьми, криками и беготней.
И как им, двенадцатилетним мальчикам и девочкам, было хорошо вместе… Они были как те самые цветы, которые ещё только расцвели… Ещё совсем не облитые пестицидами горечи и разлуки и не срезанные острой беспощадной косой жизни.
Мальчик встал напротив третьей городской больницы. Дело было в том, что его любимая Маша оказалась именно за стеклом этой закрытой банки с красным крестом: у нее было плохо с сердцем, поэтому временами приходилось отлеживаться под присмотром суровых и беспристрастных врачей.
Мальчик представлял, как ей там грустно и одиноко, как она будет рада его маленькому подарку с таким большим смыслом!
Он достал большой папин мобильник и усердно принялся искать телефон Маши.
Раздались длинные гудки неспокойного ожидания напротив огромной панельной больницы.
– Алло, Маша? – Спросил мальчик.
– Ой! Привет Славка! – Раздался радостный голос Маши, немного профильтрованный эхом бетонных больничных палат.
– Привет! – Он немного замялся и, краснея, наобум спросил. – Как у тебя дела?
– Скучно немного! Как хорошо, что ты позвонил! – И она вновь рассмеялась своим приятным и обольщающим смехом, заряжающим хорошим настроением и воспоминаниями на весь долгий день…
– А ты бы выйти не могла на секунду? Я тебя поздравить с праздником хочу!
– Сейчас выйду, а ты напротив входа будешь? – Он замялся с ответом и закивал головой, совершенно забыв о том, что разговаривает по телефону.
– А, да… Я тут буду!
– Хорошо! Я спущусь через пять минут! – И Маша тут же положила трубку, куда-то побежав.
Слава стоял напротив больницы, разглядывая проезжающие машины, старомодный светофор, людей, спешащих, серьезных и добрых, злых и радостных… Таким образом он пытался как-то отодвинуть все то волнение, которое его пронизывало при мыслях о встрече с Машкой… Волнение, которое носит имя Любовь… Любовь, понятная только им двоим, и такая чуждая всему остальному миру, всей этой сухой и безжизненной вселенной.
Где-то недалеко от остановки играл молодой парень на гитаре. Люди проходили, и бросали ему монетки в красную кепку. Песня его была радостной, со словами о любви, возможно придуманными на ходу, но отнюдь не потерявшими своего смысла и глубины мысли…
Слава быстрыми шажками подошел к сидящему на холодном, с остатками зимнего снега бордюре, и кинул ему монетку. Парень, ему подмигнул правым глазом, и тут же затеял другую песню, начинавшуюся словами:
Розы девчонке мальчишка дарил,
Сильно девчонку мальчишка любил…
Вместе гуляли они по Москве,
Радуясь солнцу, цветам и весне…
Славка улыбнулся гитаристу и пошел к светофору: высматривать свою Машку. И тут время для него останавливается: он видит, как медленно открывается тяжелая белая дверь, как сначала показывается ручка, а потом и вся целиком его любимая, с улыбкой на лице и полным интереса взглядом. Точно такая, какой он представлял ее в своих снах и мечтаниях… Он последний раз вдыхает запах алых роз, и тут же, словно как по заказу, светофор загорается зеленым цветом… Машка махает ему рукой, он в ответ тоже… И быстрыми шажками бежит по дороге, устремив лучи своих влюбленных глаз лишь на ее одну… Он уже представляет, как обнимет нежную талию девочки, слегка затянутую в пижаму, подаренную бабушкой на рождество. И все будет так, будто они вовсе не в больнице, а где-нибудь на площади Красных Роз или аллее Любви…
Он бежит через дорогу, и внезапно раздается пронзительный визг тормозов. Мальчик лишь успевает повернуть голову направо, зачем-то резко остановившись… Черный джип врезается в него на полной скорости, и мальчик перелетает через крышу тройным сальто, не выпуская из рук букет роз. Он падает на асфальт с довольно характерным звуком, словно мокрая тряпка на деревянный пол. Тут же под ним образуется огромная лужа крови, перемешанная с ошметками одежды, кожи и костей, а так же пылью на асфальте.
Дверь черного джипа с номером «666 АД» открывается, и из нее показывается внушительных размеров дядя в пиджаке, с блестяще загорелым лысым черепом и татуировкой «СССР» на затылке. И все вокруг замерло, лишь слышен стук каблуков на дорогих туфлях дяди-водителя. Он, шатаясь, подходит к окровавленному и обезображенному телу Славы и смотрит вниз, затем пинает студенистый серый комок своим черным ботинком…
– Оказывается, у него ещё мозги есть, бля… – Говорит он невнятным, помутненным алкоголем голосом, громко смеется и тут же садится обратно в джип, который громко гудит.
Маша не сразу поняла, что произошло… Она закрыла свою широкую улыбку ладошкой и тут же побежала вниз. И дежурный врач ее не смог остановить перед финальным забегом. Она с размаху открыла ногой старую дверь и одним рывком запрыгнула в большую черную машину. Затем наклонилась над коробкой передач и смачно чмокнула дядю с легкой небритостью в щеку.
– Привет, малая! – Сказал мужик невнятным голосом, дыхнул перегаром на лобовое стекло и, задним ходом ещё раз переехав останки мальчика, помчался вдоль проспекта, полного сырости, ям и грязных луж вперемешку с останками влюбленных мальчиков.
И только розы продолжали лежать, окропленные теперь уже не водой, а невинной детской кровью, ещё минуту назад струящейся по пылающему влюбленному сердцу…