Starдуст : american care 2.0

Велика и ужасна ты, о Очередь в Советской Поликлинике! Ничто не сравнится с ужасом твоим, а старики и старухи – злобныя когти твои… Впрочем, та очередь, в которой стою я, превратила в свои когти, кажется, всех, от мала до велика. Аура, сказал бы экстрасенс, наичернейшая, злобные флюиды стаями носятся в воздухе, конфликты вспыхивают поминутно – а все потому, что полсотни посетителей, обычно равномерно распределенных по 50-метровому коридору, уплотнены в 20-метровый участок между кабинетами лора и окулиста. И, в полном соответствии со вторым законом термодинамики, или пес его знает каким законом, от сжатия общества произошло сильнейшее его нагревание.

Рост выше среднего позволяет мне взглянуть на причину безобразия – поверх голов видно, что значительная часть поликлинического коридора огорожена какими-то турникетами, а за турникетами происходит что-то поликлинике совершенно несвойственное. Там суетятся телевизионщики и фотографы, толпятся журналисты, но все это пока хаотично и неогранизованно, и в этом хаосе различим главврач больницы – а раз и он в хаосе, значит ожидается Кто-то Очень Важный, ибо понятно, что в рамках данной больницы главврач есть ум, честь, совесть, опора и надежда, великий вседержитель.

По толпе меж тем бродят уже настоящие легенды о причинах сегодняшнего События. Дескать, открывается новый, совершенно новый кабинет только для пожилых людей, и принимать там будет иностранный врач, американец. И оборудование все американское, импортное. Легендируют, разумеется, более всего Злобные Когти Очереди – старухи (поймите меня правильно, я не осуждаю их и не клевещу. Где-то они, наверное, Заботливые Бабушки, где-то Дачные Королевы, но здесь они – Когти Очереди). И впервые за последние годы, они, пожалуй, произносят слово «американский» не с ненавистью и недоверием, но с придыханием и вожделением – ведь теперь это для них.

Мне становится интересно, какую причудливую форму на сей раз приняла государственная наша шизофрения, что даже в самое сердце, а точнее – в репродуктивный орган Советского Строя, в районную поликлинику волей этой шизофрении занесло «американского специалиста» (хотя, конечно, россказням старух я не верю ни на грош). Я мигрирую сквозь спрессованный социум в сторону События, со скоростью 1 метр в минуту, и достигаю турникетов как раз к началу действия, к появлению Губернатора нашего с его, разумеется, Вице-Губернатором (господин ПэЖе и его персональный пацак. Хотя там еще посмотреть надо, кто чей пацак). А вот рядом с ВГ слегка стесненно тусуется некая личность явно иностранного вида, и старушечьи россказни начинают обретать плоть, высасывая ее, очевидно, у моего скепсиса, тающего на глазах.

На лице Губернатора цветет обычная улыбка, щеки равномерно лежат на плечах, он занимает позицию перед телекамерами, а справа от него занимает позицию иностранец; вспыхивают вспышки, включаются фонари камер, Губернатор начинает говорить, а иностранец начинает улыбаться такой улыбкой, что никаких сомнений не остается – американец.

Но что-то странное в речи Губернатора, наикрасчего нашего Главы Области. Чувствуется какое-то сомнение, неуверенность какая-то; хотя, казалось бы, уж такие глупости иногда говорит с полной в себе уверенностью. А сейчас, поди ж ты, и глазки бегают в два раза быстрее обычного, и ручки пухлые мнут какую-то папку; хотя вроде и слова доносятся правильные – «выполнение национальной программы… по личному приказу президента российской федерации Дмитрия Анатольевича… в непрестанной заботе о самых дорогих наших гражданах, о ветеранах и пенсионерах… по последнему, так сказать, слову техники…». Примерно через пять минут умолкает Губернатор, несмотря на то, что, как всем известно, не умеет он говорить менее пятнадцати минут подряд, нет у него такой функции. Начинает говорить американец, по-английски, естественно; его кто-то пытается переводить, умолкает; и видно, как странно цепенеет вокруг публика, даже обычно все поднимающие на смех, всех подкалывающие наши акулы пера; все молчат, и в мертвом молчании иностранец заканчивает свою речь, подходит девушка на длинных ногах, при подушечке с двумя парами золотых ножниц, наступает момент разрезания ленточки, символизирующей открытие современнейшего кабинета, в заботе о, национальных интересов ради, и так далее, и тому подобное («бла-бла-бла», сказал бы американец).

Губернатор и иностранный специалист расступаются, разворачиваются для собственно процесса разрезания, позади них падает скрывающая объект открытия ткань, и вздох прокатывается по окаменевшей публике, потому что становится видна наистильнейшая стальная дверь чудо-кабинета, на которой не табличка, что вы со своими табличками, а прямо на двери гравированная золотом надпись:

КАБ. 66
ПЕРВАЯ
МУНИЦИПАЛЬНАЯ
ЭВТАНАЗИЯ