vchenskiy : Роман и сапоги

В это воскресенье он сел за компьютер с небывалой решимостью. Чтобы написать что-нибудь сильное с точки зрения литературы. Он открыл новый документ в текстовом редакторе Word, создал каталог «Смысл жизни» и сохранил туда файл под названием «СЖ_Начало». То есть: «Смысл жизни. Начало».
Честно говоря, он не знал, что делать дальше. Хотя он не в первый раз сочинял различные тексты, именно сегодня писать было жутко неуютно. Он даже немного нервничал. В горле стоял комок.
«К чему этот комок? – подумал он. – Я же не пытаюсь сказать что-нибудь трудное. Мне просто не пишется. Значит, следуя логике, «комок» должен стать в руках… Ха-ха! Так себе шутка.».
Находившаяся неподалёку женщина, с которой он жил в гражданском браке, сунула в проигрыватель свою любимую пластинку Стинга. Первая песня на ней называлась «Shape of my heart».
«Не буду просить, чтобы выключила, - пообещал он себе. – Однозначно не буду. Я пока ещё не великий писатель. Ещё неизвестно, какой текст у меня сегодня получится. Вот если бы я был великим, то почти наверняка знал, что напишу сегодня что-то особенно сильное. Тогда бы я, конечно сразу попросил. Но, пока это неизвестно. Есть какая-то вероятность. Но не известно наверняка. В таком случае попросить её выключить музыку будет нечестно. Мне будет стыдно, если при этом у меня получится какая-нибудь ерунда, а она останется без музыки. Пусть музыка играет. Это будет дополнительным испытанием. Если я действительно чего-нибудь стою, то смогу превозмочь и Стинга.».
Стинг придал ему уверенности. Он поднёс пальцы к клавиатуре и приготовился создать первое предложение. Женщина включила музыку погромче. Видимо, она собиралась помыть в коридоре сапоги. Она работала в солидном офисе и ей к завтрашнему дню нужна была чистая обувь. Он обернулся и через приоткрытую дверь увидел, что она вытащила из туалета старое пластмассовое ведро и окунула туда тряпку… Впрочем, ему было всё равно.
Перекрикивая Стинга в своей голове, он подумал: «Ну, хорошо. Я не знаю конкретно, что это будет. Просто начну писать. И если получится что-то стоящее, просто скажу: «Вот оно!». Конечно, это был дилетантский подход. Все большие писатели, о которых ему было известно, за десятки и даже сотни страниц до события знали, что Генри случайно найдёт ту самую лопату, а бедолага Салливан покончит с собой в гараже. Он же, напротив - не только не представлял, что будет с Саливаном. Он даже не знал, кто это такой. Это делало Его похожим на ГРАФОМАНА!
«Действительно. Если у меня нет заранее продуманного плана будущего произведения, я смахиваю на любителя, - спокойно констатировал он. – Но, ведь, никто, кроме меня… и, может быть, этой женщины, моющей сапоги в коридоре, об этом не знает. И поэтому никто не скажет: «Эй, парень! У тебя нет замысла! У тебя нет плана! Ну-ка, заканчивай, проклятый графоман!». Если я буду держать язык за зубами, то спокойно смогу продолжать, сколько душе угодно. А потом, если у меня получится, никому и в голову не придёт упрекнуть меня в том, как это было написано.»
От внезапного понимания того, что обстоятельства сложились настолько удачно, он испытал прилив настоящего удовольствия. Ни один человек в мире не знает, чем он сейчас занимается! И даже, моющая сапоги под музыку Стинга, имеет только самые общие представления. Он посмотрел на неё. Её совсем не удивляло, что он сидел за компьютером с пустой страницей на экране. Это происходило как минимум два раза в месяц. Даже сапог марался более интересно, чем он сочинял.
«Я же любил её когда-то, - подумал он. – Ну, или почти любил. В общем, что-то такое было. И у неё было. А сейчас она моет свои сапоги и мне всё равно. А я пишу свой роман, и ей тоже нет до этого дела».