Arturo : Котенок

Маленький грязно-белый котенок сидел возле урны, на склизком тротуаре. В вечернем тусклом свете фонарей его почти не было видно: он сливался с сумерками и снежком, недавно выпавшем, но уже непоправимо запачканным.
Андрей Николаевич медленно нагнулся и погладил сиротку по влажной шерстке. Котенок потянулся к ладони, подставил лобик. Получив неуклюжую ласку большой и заскорузлой руки, малыш затарахтел маленьким моторчиком, которым укомплектован на неведомой фабрике любой котенок, родившийся на белый свет. Старик взял зверенка под мягкий живо тик, поднес к лицу, заглянул в бессмысленные глазки. Тот замахал лапками, и, изловчившись, схватил старика за большой, корявый нос. От неожиданного прикосновения холодных и влажных лапок сердце Андрея Николаевича вдруг размякло, и он без колебаний засунул найденыша за пазуху своего старого пальто.

Старый человек шел со стороны Ярославского вокзала, где протекали его дни, все дальше углубляясь в переулки, уводившие от освещенного, праздничного Садового. Эти переулки вели в другую Москву. В другой Москве есть еще ветхие дворики, где хозяйки летом развешивают белье как в каком-нибудь Риме, а соседи знают друг друга по имени, и где теплым солнечным утром выйдя из дома можно ощутить неожиданную и беспричинную радость. Эта Москва уходит, а новая глянцевая и сияющая приходит ей на смену и катит по тем же улицам потоками дорогих лимузинов, глядит в глаза своим пешеходам глазами чувственных рекламных красоток.
Несмотря на все усилия городских властей в его сердце хватает подвалов, чердаков и дверей с выбитыми кодовыми замками, ведущими в теплые подъезды, которые всегда готовы предоставить в распоряжение бездомных и нищих бесплатный ночлег без удобств.

Андрей Николаевич был бомжом, вернее он был последним жильцом в заброшенном трехэтажном доме, затерянном где-то в переулках. Дом назначили под снос и всех жильцов выселили в новые квартиры. Они исчезли в один момент на бескрайних просторах Бутова и Марьина. Отключили свет, воду и отопление. Дом обнесли забором, готовя к разрушению, а потом про выселенный дом как-то забыли, как и про его последнего жильца. Он так и остался в старом заколоченном доме, где жил тихо и осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания и досужего интереса посторонних людей. Он помогал в ларьках у вокзала, иногда просил подаяние и тем существовал.
Старик иронично именовал дом «фамильным имением». Он бродил по пыльным лестницам, заброшенным и разоренным пространствам, где когда-то жили его соседи, вспоминал их лица, голоса, имена.
Брошенные и бесхозные дома умирают быстро. Дом медленно разрушался, а однажды компания бродяг, остановившаяся в нем на ночлег, нашла Андрея Николаевича. Его сильно избили и ограбили, отняв теплые вещи и немного денег. Он отлежался, но после побоев левая рука стала его плохо слушаться, и та работа, с которой он раньше легко управлялся, стала почти непосильной.

Однако, у него было собственное жилище, это вселяло в него надежду, наполняя сердце некоторой гордостью, даже уверенностью в завтрашнем дне. В меру сил и возможностей он восстановил свое хозяйство, и мечтал обзавестись котом, отождествлявшимся в его сознании с полным домашним уютом. Найденный котенок должен был украсить его жизнь, вырасти в большое пушисто-белоснежное животное. Он представлял себе красивого кота, сидящего на подоконнике. Приятно когда тебя ждут дома. Котенок сладко тарахтел за пазухой, обещая старику радость и душевное общение. Андрей Николаевич нес домой ужин, и его вполне хватало на двоих.

Старик подошел к забору, ограждавшему дом, и потянул створку заржавленных ворот, но ворота не поддавались. Андрей Николаевич, придерживая котенка за пазухой, стал дергать упрямую створку, а потом увидел цепь, которая, лязгая и скрежеща, держала створки, звенья ее скреплял новенький замок.
Он еще покачал ворота. И еще. Бормоча под нос невнятные ругательства, адресованные злоумышленникам, прошел вдоль забора. На углу, сильно покосившаяся плита должна была пропустить его домой. Удивлению его не было предела, когда он увидел, что плита тоже прочно и надежно стоит на своих опорах, не давая ему возможности попасть за ограду. Он стоял перед глухим бетонным забором, который раньше ограждал его от посторонних взглядов и излишнего внимания, а сейчас также надежно охранял его дом от него самого. Андрей Николаевич вдруг осознал необратимость случившегося, ощутил, что в его жизни произошли изменения, с которыми он не может справиться.

Немного постояв, он похромал к стихийной свалке возле забора, где вытащил из-за контейнеров поломанный стул и доску. У него был план, как попасть за забор. Наличие этого плана заставляло его действовать быстро и решительно. Он хотел попасть в дом, хотел согреться и поесть. Ему немного мешал котенок за пазухой, но отпустить его даже на время старик не решался - он боялся, что котенок убежит или его напугает какая-нибудь, некстати подвернувшаяся псина. Андрей Николаевич быстро натаскал к ограде всякого хлама - он сооружал помост. Вскарабкавшись по нему и спрыгнув за ограду, он сможет попасть домой. Сооружаемая конструкция была хлипкой и грозила рухнуть.
Очень осторожно, опасаясь раскачать шаткое сооружение, он с огромным трудом влез на самый верх. Баррикада сильно качалась, и он едва удерживался. Инстинктивно пытаясь остановить раскачивание, старик прижался к забору, немного придавив котенка. Котенок жалобно пискнул.

- Сейчас, сейчас…. Сейчас дома будем… – утешал он раскричавшегося зверька.

Изловчившись, Андрей Николаевич, взгромоздился на кромку забора, и застыл, никак не решаясь перенести ногу через забор и спрыгнуть вниз. Он боялся повредить себе что-нибудь, надеяться ему было не на кого, а старческие кости так легко ломаются.
Наконец, осмелившись, он спрыгнул вниз, здоровой рукой придерживаясь за забор. Котенок, как будто осознавая важность происходящего, затаился и затих за пазухой. Приземлился он удачно, ноги выдержали удар.
Старик обрадовался - он преодолел препятствие. Сейчас он будет дома, где можно будет накормить котенка и, наконец, поесть самому. Потом он ляжет спать, зароется в ворох старых одеял на старом продавленном диване, и к нему придет сон. Сон будет долгим и теплым, а рядом с ним будет спать пушистый и мягкий котенок.
У подъезда обмер: вместо его старой покосившейся двери, с облупившейся коричневой краской, вход в его дом преграждала новенькая металлическая дверь, с врезными замками, а все окна первого этажа забраны металлическими щитами. Дрожащей рукой потрогал дверь, нащупал круглую ручку. Дернул - заперто. Он сполз боком по двери, и скорчился на пороге. Андрей Николаевич заплакал, слезы осторожно текли по лицу, предпочитая морщины. Так он сидел очень долго, пока притихший было котенок, вновь не завозился под пальто, запищал, запросился наружу. Необходимость придерживать рвущегося на волю зверька немного отвлекла его, и он стал запихивать котенка обратно за пазуху, уговаривая его потерпеть еще немного и не кричать.
Андрей Николаевич, вынул из кармана газетный сверток. Кусок хлеба и пара вареных морщинистых сосисок. Только сейчас он почувствовал, как устал, в голове мутилось, руки тряслись, сердце ныло, а больная рука повиновалась с большим трудом. Затем он вытащил котенка, который, урча и давясь, стал жадно пожирать сосиску, раздавленную его пальцами и разложенную прямо на коленях. Старику есть не хотелось, а хотелось сжаться в комок и лежать так, ожидая, когда тело начнет согреваться.
Котенок ел, а он сидел на стылом каменном порожке. Ему было спокойно, он тихо засыпал, и, чувствовал тепло, такое, будто он летом лежит на бережку Москва-реки, где-нибудь на Воробьевых горах, а его кожу ласкают солнечные лучи, ласковые как котята.

Утром, едва начало рассветать, Сергей уже подъехал к своему новому объекту, который он получил совсем недавно, лихо, обойдя всех претендентов. Сам отпер ворота, торопливо гремя ключами, портфель с бумагами держал его шофер и охранник в одном лице, толкнул чуть скрипнувшую створку и вошел внутрь, с удовольствием натянув мягкие перчатки на мгновенно окоченевшие на морозе пальцы.
Дом был просто конфета, вложений он требовал по большому счету немного, а по своему местоположению, и при наличии вечного дефицита свободных площадей в центре города мог окупиться в самый краткий срок, на что и рассчитывал Сергей. Он постоянно и с удовольствием вызывал в памяти возбуждающие и острые моменты той сложной и захватывающей игры, в результате которой этот ценный трофей достался ему.

Войдя во двор, он обернулся, чтобы отдать распоряжение отчего-то медлившему водителю загнать машину во двор, но, проследив направление его неподвижного взгляда, замер в воротах. На пороге его дома лежал неподвижно какой-то человек. Сергей осторожно приблизился и похолодел, у самых дверей его особнячка лежал мертвый и замороженный труп бомжа, завернутый в грязное и ветхое рванье.

Сергей привык думать и действовать быстро, одолев мгновенное замешательство, взбодрил энергичным матом все еще висевшего в воротах водителя. Он схватился за воротник пальто, водитель поймал скрюченные ноги, и, стараясь не глядеть в белое лицо мертвеца, они выволокли труп за ворота.
Страх заливал липким потом их лица, а в утренних сумерках чудились случайные прохожие. Озираясь по сторонам, они подтащили тело к подъезду ближайшего дома, и забросили одеревеневшее тело в незапертый промерзший тамбур. Затем не торопясь, сдерживая адреналиновую дрожь, стараясь не возбуждать досужего интереса, направились назад, в обратный путь длиной в 20 метров, который только что казался им бесконечным.

Когда Сергей вернулся к воротам, его сердце бились ровно. У подъезда он увидел засаленную кроликовую шапку, принадлежавшую мертвому бомжу. В шапке сидел дрожащий грязно-белый котенок. Он нагнулся, поднял замерзшего котенка на руки и открыв дверцу, посадил его на пассажирское сиденье, затем вернулся к подъезду и сильным пинком выбил шапку за ворота. Переглянувшись с водителем, они вдруг дружно, в один голос завопили: «ГОЛ!».