latgal : Красные банты Часть 1

Глава 1.

Январь 1918 года.
Морозный ветер перехватывает дыхание, обжигая щеки и нос. Ивар лежит на снегу, окоченевшими пальцами сжимая цевье винтовки, пытаясь принять удобную для стрельбы позу. От мокрой шинели и разгоряченного после бега тела идет пар, который тут же ложится инеем на волосах и шапке.
Свои шерстяные рукавицы он обронил еще в начале атаки, во время коротких перебежек, когда вместе со своим батальоном под огнем противника продвигались к окрестностям города Рогачев.
Пулеметный огонь и винтовочные залпы обороняющихся заставили растянувшихся в цепь латышских стрелков прервать атаку и залечь в январском сугробе.
В своих серо-зеленых шинелях на белом снегу они были прекрасными мишенями для польских солдат. Среди стрелков послышались стоны и ругань первых раненых, и снег возле них окрасился алым цветом крови.
-Если оставаться лежать, то от батальона через полчаса ничего не останется,- подумал Ивар, оценивая сложившуюся обстановку на поле боя. Несмотря на свои двадцать лет, он уже имел опыт боевых действий и в подобных ситуациях оказывался не впервой.
Пулемет, косивший бойцов, находился в ста метрах от них, за дощатым забором городской околицы.
Поляки уже пристрелялись по лежащим в снегу бойцам. Необходимо было что-то предпринять, чтобы уничтожить пулеметную точку.
Ивар с тремя стрелками принял решение обойти позиции обороны с правого фланга. Пришлось ползти довольно долго, чтобы их маневр остался незамеченным для врага.
Прячась за кустарниками и деревьями, они, пригнувшись, зашли в тыл оборонительных позиций поляков.
Молодой польский солдат, укрывшись за деревянным колодцем, перезаряжал винтовку, держа на ладони жменю патронов. Услышав позади себя шаги, резко обернулся, патроны выпали из руки в снег, и на его лице отразилось недоумение, тут же сменившееся ужасом.
Солдат вытянул перед собой руку, пытаясь защититься, как будто это могло спасти его от неминуемой смерти.
Штык с силой вошел в грудь, проткнув и ладонь солдата. Он так и остался лежать с открытыми глазами, в которых застыл ужас и непонимание, пронзенный насквозь трехгранным клинком. Когда из его открытого рта выступила струйка крови, Ивар вытащил штык, для верности провернув его в груди мертвого противника.
Медлить было нельзя, и латыши двинулись дальше, вдоль позиций врага.
Совсем близко послышался треск пулемета и за покосившейся банькой стали видны человек десять польских солдат и офицеров, надежно державших оборону.
- Янка, готовь гранаты,- прошептал Ивар.
Три разрыва прогремело почти одновременно, оставив после себя в снегу черные воронки и разбросанные части тел.
Стрелки в упор стреляли в ползающих по снегу людей, которые, истекая кровью, корчились в предсмертных конвульсиях.
Через минуту все было кончено. От уткнувшегося в снег стволом пулемета пошел густой пар, стало непривычно тихо.
Сняв с груди красный бант, Ивар привязал его на штык винтовки и, встав во весь рост начал махать им в сторону залегшего батальона стрелков.
- Эй, пуйки! Уз приекшу!*- кричали Янка и Ивар, размахивая высоко поднятыми красными революционными бантами.

К концу дня бои за город закончились. Остатки польских солдат вместе с командующим корпусом генералом. Довбор-Мусницким, отступили в сторону Бобруйска. И в Рогачеве была восстановлена Советская власть.
1-й Усть – Двинский полк, в котором служил Ивар Скершкан, после боя понес немалые потери убитыми и ранеными.
В спешно развернутый полевой госпиталь, который расположился в помещении гимназии, с разных концов города свозили раненных. Много их было и в батальоне Ивара.
Среди них он увидел и своего земляка Зигурта, который получил ранения в ногу и плечо.
Они вместе начинали службу в сформированном в Риге латышском батальоне и за несколько лет побывали во многих переделках на германском фронте, а также успели вдоволь повоевать за Советы.
Ивар склонился над товарищем, которого к госпиталю привез на подводе пожилой крестьянин с длинной седой бородой.
-Ну, как ты, жив?- тронул Ивар товарища за руку.
-Ничего, еще повоюем! За свободную Латвию! – открыл глаза Зигурт и попытался улыбнуться.
- Все будет хорошо, держись! – Ивар поправил сползшую шинель и сжал его ослабшую руку.
Подбежавшие санитары переложили Зигурта на носилки и понесли в госпиталь.
Ивар, оставшись на месте, молча помахал ему рукой.

Всю ночь в городе звучали выстрелы. Солдаты проводили обыски в домах горожан, отлавливая спрятавшихся польских солдат и контрреволюционеров, которые иногда оказывали вооруженное сопротивление.
Оставшийся в городе для наведения порядка батальон латышских стрелков патрулировал улицы городка, попутно проводя аресты подозрительных лиц.
С перекинутой прикладом вверх винтовкой и гранатами за поясом, они наводили ужас на местных жителей, которые в страхе сидели по домам, пытаясь переждать очередную смену власти.
А местные пьяницы чувствовали себя героями дня. Они подходили к латышским стрелкам и захлебываясь от эмоций, заплетающимся языком, рассказывали о своей борьбе с контрреволюцией, не забывая донести на своих обидчиков. Вместе с чекистами они шли по домам соседей, довольствуясь прихваченной со столов снедью и выпивкой, которая вряд ли понадобится хозяевам.
Арестованных доставляли в помещение ЧК, где после недолгих допросов решалась их дальнейшая судьба.
Приговоры приводились в исполнение немедленно. Людей выводили во внутренний двор чрезвычайки, и ставили возле кирпичной стены.
Напротив их, на деревянном помосте, был установлен «льюис». И после того как председатель трибунала зачитывал короткий приговор, длинная очередь из пулемета приводила его в исполнение.
Раненых добивали из маузера или закалывали штыками.
Революция требовала все новых жертв.

На следующий день после взятия Рогачева, перед революционными бойцами выступил командарм Латышской дивизии Якум Вациетис, приехавший на бронепоезде из Могилева.
Он поздравил стрелков с победой над врагами Советской власти и передал революционный привет и слова благодарности от военного наркома Льва Троцкого:- «Латышские стрелки! Вы показали себя доблестными борцами за идеалы мировой социалистической революции и на деле доказали беспощадность к ее врагам! Да, здравствует коммунистический интернационал!».
И эти слова не были просто лестью.
Ведь, если разобраться, то на штыках латышских стрелков большевики пришли к власти и смогли ее до сих пор удержать.
После февральской революции и оккупации Риги германскими войсками, именно в России оказались латышские стрелковые полки с оружием и амуницией.
Восемь испытанных в боях с Германией полков держали в своей власти такую громадную страну. Достаточно было одной роты, взвода, чтобы власть была в руках стрелков. Их боялись все. Им подчинялись города, села, местечки. Они никому не уступали дороги.
Шапка на затылок, с раскрытым воротом на груди, с винтовкой, повешенной на плече прикладом вверх, так они колесили по России от края до края, сметая тех, кто становился на их пути.
Стрелковые батальоны и роты призывались туда, где угрожали опасность и мятежи. И, несмотря на потери, они всегда оставались верными соратниками большевиков.
Им была поручена охрана главного штаба революции в Смольном институте, и они составили охрану нового советского правительства, а также и личную охрану Ленина.
Позднее Ленин открыто признался, что без латышских стрелков Советская власть бы не выстояла.
Почему именно за большевиками пошла основная масса латышских стрелков и почему до конца гражданской войны именно они оставались самыми стойкими и верными армейскими частями Красной Армии - это сложный вопрос, который до сих пор не имеет однозначного ответа, хотя мнений существует достаточно много. Но, история имеет тенденцию со временем менять толкование тех или иных событий в зависимости от политических перевоплощений. Правда, у каждого своя, а исторические факты не стираемы.

В петроградском ЧК, куда был вскоре откомандирован Ивар Скершкан, работать приходилось целыми сутками. Спать удавалось урывками в кабинете, между очередным допросом и выездами на задержание саботажников и мародеров.
Среди чекистов было много латышей, массово вступившими в партию большевиков еще в 1917 году.
Ситуация в Петрограде в ту зиму была очень напряженной. Нехватка продовольствия вызывало недовольство населения, рабочих и солдат, которое подогревалось контрреволюционными элементами и различными политическими организациями. Наводнившие город уголовники, беженцы, демобилизованные солдаты и просто прибывшие из провинции вкусить плоды революции народные массы, усиливали и без того сложную обстановку.
Требовалась жесткая рука, чтобы навести порядок и предотвратить скатывание страны в бездну анархии и хаоса. Этой рукой и стала созданная Дзержинским, в декабре 1917 года, Чрезвычайная Комиссия, обладающая неограниченными революционными полномочиями.
После переезда советского правительства в Москву, петроградское ЧК возглавил Моисей Урицкий. И хотя смертная казнь Реввоенсоветом была отменена, расстрелы противников новой власти имели место.
Только страх мог заставить людей смириться с новой властью, и служить ей велело чувство голода и самосохранения.

В половине третьего ночи Ивар закончил письмо и встал со стула, чтобы размять спину и затекшие ноги.
Он не был дома уже почти полгода. В Латгалии остались его родители.
Почта в Режицу и обратно доставлялась не регулярно, по причине оккупации Латвии германскими войсками. Но иногда, каким-то чудом, весточки из дома миновали цензоров, и Ивар узнавал знакомый почерк отца, который немногословно писал об их жизни и передавал приветы от матери и родни.
Всего четыреста верст отделяли Петроград от уездного городка Режицы, но они, разделенные войной и революцией, превратились в бесконечность.
Его мысли прервал легкий стук в дверь. На пороге появилась Анита, дочь Петерса Вайварса – уполномоченного Особого отдела ЧК. Его дочь и жена работали в хозотделе ЧК, как и многие другие родственники латышских чекистов. Поэтому в коридорах учреждения повсюду была слышна латышская речь.
Анита, молодая шестнадцати лет от роду, симпатичная девчушка с милым круглым лицом, была давно не равнодушна к Ивару Скершкану. Их первое знакомство произошло в чекисткой столовой, когда недавно принятый на должность следователя Чрезвычайной Комиссии Скершкан, зашел поужинать. В столовой сотрудников было немного, несколько коллег негромко разговаривая, ели за соседним столом.
Присев за свободный стол, он снял фуражку с красной звездой и расстегнул пуговицы пиджака, чтобы кобура с револьвером не давила вбок.
Ивар был среднего роста и крепкого телосложения. Темные волосы он старательно зачесал набок, и попытался придать своему симпатичному юношескому лицу серьезное выражение, которое соответствовало бы важности порученной ему работы.
-Что будете кушать? - обратилась к нему на латышском языке, подбежавшая Анита.
Ивар поднял голову и их глаза встретились. Они понравились друг другу с первого взгляда. Ведь, для любви ни война, ни революции, ни голод и смута не могли стать преградой, молодость брала свое.
Молодые люди частенько находили время для мимолетных страстных встреч иногда в его кабинете, а когда мать и отец девушки были на работе, то в их квартире на Лиговском проспекте.
Петерс Вайварс догадывался о романе дочери. который продолжался уже несколько месяцев. и молодого сослуживца, но возражений не высказывал, и, здороваясь с Иваром, крепко пожимал его руку своей широкой крестьянской ладонью.
Анита закрыла за собой дверь кабинета и, подойдя к Скершкану, обняла его. Он наклонился и поцеловал ее в губы.
-Нам никто не помешает?- оглянувшись на закрытую дверь, спросила девушка.
-Будем надеяться, что все враги революции на несколько минут откажутся от своих коварных планов,- прошептал девушке на ушко Ивар, прижимая к себе ее упругое тело и расстегивая пуговички шерстяной кофты.
Подхватив Аниту на руки, он бережно опустил ее на большой черный диван, стоявший в дальнем углу кабинета.

Когда Ивар и Анита одевшись, сидели за столом и пили чай, дверь распахнулась, и в них появился одетый в серое пальто мужчина. Сергей Мешковский, бывший питерский рабочий, а теперь сотрудник чека, увидев мирно сидевшую парочку, улыбнулся, погрозил в шутку пальцем, а затем громко произнес: Скершкан, на выход! Едем брать эсеров, поторапливайся, жду на крыльце,- и скрылся в коридоре.

* Эй, ребята! Вперед!

Продолжение следует.