Евгений Петропавловский : Рабы

Опустив кружку в унитаз, Скрыбочкин дёрнул цепь сливного бачка. После чего поднёс наполнившуюся ёмкость к губам и, в полтора глотка осушив её, передал кружку Парахину. Тот, в свою очередь, склонился над унитазом. За ним последовал Биздик... Через минуту все трое уселись подле горячей обшивки трюма и, не глядя на шарахнувшихся крыс, запели:

Едем мы, друзья!
В дальние края!
Будем новосёлами и ты, и я!

Их везли в рабство. Дело закрутилось в Стамбуле. Где они, заработав денег, обратили их в бриллианты; которые Биздику пришлось проглотить ради безопасности транспортировки. На беду турецкие транспортники не ко времени забастовали - дорога на Кавказ оказалась закрыта, и трое друзей осели в портовом кабаке прицениваться на корабль подешевле. Уже под утро нашёлся какой-то посредник в холщовых галифе и максимально дырявой тельняшке, который вообще не стал торговаться: просто приказал неизвестным лицам отнести трёх товарищей на судно. А сам шёл сзади и в ответ на слабоцензурные выражения единственного остававшегося в сознании Биздика только растягивал в улыбке нижнюю губу и кивал феской, прикаркивая:
- Якши, урус. Сиким Стамбул, Европа, Азия, якши...
Поутру Скрыбочкин, Парахин и Биздик обнаружили себя в трюме неустановленного судна среди бродяг, прокажённых и спидоносов, отловленных в порту. Большинство из которых оказались русскими или, по крайней мере, бывшими "совками". Их продали в рабство куда-то в Эфиопию и теперь спешили доставить к месту назначения... Можно было, конечно, выломать люк трюма. Но бежать никто не собирался. Потому как работы пока с них никакой не спрашивали; и кормили, как пояснил один бывший комсомолец, существительней, чем на "БАМе" или на газопроводе "Дружба"; а уж в офицерской столовой Скрыбочкин вообще никогда такого не наблюдал, чтобы каждый день давали бесплатные бананы и виноград.
Бананы употребляли на закуску. А из винограда в обрисованном сливном бачке заквашивали вино... Раз унитазом теперь пользоваться по прямому назначению было нельзя, двое бывших дубоссарских взрывников произвели в бортовой обшивке полуметровую дыру для естественных необходимостей.
Плыли весело. Из газет и туалетной бумаги изготовили карты. Из хлебного мякиша вылепили домино, шахматы, кубики для игры в кости. Играли на деньги, на зубы, на остатки одежды. А Скрыбочкин и его товарищи большую часть времени проводили, рассевшись - как в санатории - вокруг унитаза и, поочерёдно вздымая кружку, пытались вспомнить что-нибудь об Эфиопии. К сожалению, в памяти ничего не возникало, кроме общеизвестных фактов (которые напоминал закончивший 2 ВУЗа Биздик) о том, что в этой стране самые дешёвые в мире компьютеры, огромные стада разрешённых для охоты пингвинов, и настоящее матерное её название - Абиссиния.
Сегодня Скрыбочкин, находясь в уже довольно удовлетворительной кондиции, сокрушался:
- Знал бы, дак хучь валенки из собой прихватил ба. Хто ж его угадает, насколько там теперь градус ниже нуля скачет...
Тут открылся люк, и просунувшаяся в него крючковатая рожа сообщила по-турецки, что они, хвала Аллаху, прибыли на место и пусть поторопятся наверх, потому что хозяин хочет взглянуть на свой товар. Но Скрыбочкин этого не сумел дослушать, а съехал по стене, мучаясь недобродившим вином и сновидениями. Парахин с Биздиком, торопливо вычерпав осадок из сливного бачка, вынесли товарища на свежий воздух. После чего и сами утеряли взлетающую почву из-под ног и весь материальный мир из сознания - и, перекосив глазные яблоки, рухнули на палубу... Они уже не видели появившегося эфиопского аксакала. Который внимательно постучал их по зубам тростью, подул каждому в ухо и удовлетворённо кивнул.
Потом их длительно и непонятно везли на юг в кузове довоенного грузовика, и Скрыбочкин, не сознавая себя, блевал сквозь бортовые щели на пробегающих страусов.
...На новом месте он очнулся от неудобства в ноздрях. Оказалось, что каждому рабу вставили в нос медное кольцо, на котором значилось имя хозяина и стоимость самого раба в переводе на местную валюту (Скрыбочкина оценили в 2000 быров). Кольца были запаяны и, вдобавок, имели острые зазубрины, поэтому снять их без сварочного аппарата было невозможно... Скрыбочкин обвёл взглядом окружающее пространство. Он находился в полутёмном бараке. В углу которого висел над огнём котёл со шкворчащей от плавающих в ней тараканов бобовой похлёбкой; а рядом вскряхтывали и пускали слюну невразумительные после вчерашнего Парахин и Биздик, с лязгом тычась своими свисающими кольцами в жестяные миски.
-Хос-с-споди. Дожилися,- прошептал Скрыбочкин.- Окольцували, быдто пернатых, эф-ф-фиоп вашу мать!

***

Это был глухой угол Абиссинского нагорья, где ещё сохранились рабовладельческие пережитки социализма... Трудовое законодательство здесь соблюдалось лишь от случая к случаю. Чаще всего рабы по утрам выдвигались для работы на банановую плантацию. И ложились под кустами спать до обеда. После которого принимались бродить по округе в поиске драк и алкоголя. Им повезло. Парахин быстро обнаружил рощу папайи и теперь лазил по деревьям, вырезая из плодов мякоть и заливая их внутренность водой, которая вскоре перебраживала до состояния доброкачественной браги и употреблялась рабами ежедневно, без скидок на праздники и выходные.
Двое надсмотрщиков поначалу пытались наладить сбор пропадающего урожая, но вскоре усмирились, потому как в пришибленном виде здорово не поусердствуешь... А управляющий вообще забаррикадировался в своей спальне от чрезмерных побоев; несмотря на что скучающий трудовой фактор по ночам сносил все входные двери и устраивал ему "тёмную" ради ординарной профилактики. На своё счастье, хозяин поместья недавно выехал в Аддис-Абебу, что избавило хоть его от членовредительства и прочей социальной справедливости.
По ходу времени Биздик всё больше беспокоился за свою жизнь. Давно утратив остатки слёз, он теперь просто лежал с приплюснутыми глазами и, вдыхая скудную атмосферу, прощался со своим внутренним миром. Встревоженные Парахин и Скрыбочкин, посовещавшись, решили, что если он умрёт, то всё равно иного выхода не будет - и позволили Биздику произвести оправку, имея в виду закопать хранившиеся в его кишечнике драгоценности. Тут и постиг их удар рока. Особенно Биздика. Который, обмочась холодным потом, после крика и нечеловеческих мук произвёл наружу вместо бриллиантов огромные куски оплавленного искусственного стекла.
- Говорил жа, нечего было драгоценности на базаре приобретать,- высказал Скрыбочкину Парахин.- Теперь обратно нищие станем, как вдома были.
Горе не способствовало борьбе с алкоголем. Который мог привести к чему угодно, если не сказать хуже. Так внезапно вернувшаяся из Аддис-Абебы жена хозяина поместья Соусаль Загубу Мокакишу обнаружила валяющегося в навозе мужика с заплывшими зрительными органами. Это был Скрыбочкин. Он во сне имел сразу трёх женщин. Одна из которых была жёлтая, без ноги и лаяла по-собачьи, и кусалась, отчего облепленный мухами Скрыбочкин жалобно ворочался, стонал и захлёбывался тяжеловесной мужской слезой... Избалованной поклонниками знатной эфиопке пришло в ум, что она ещё никогда не была в постели с настоящим рабом. Схватив Скрыбочкина за медное кольцо, она поволокла его по ступеням крыльца в свою спальню. Где означенный раб очнулся уже во время неожиданного полового акта. Которому он и предался со всей силой своего простодушия.
С этого дня жена хозяина поместья потеряла голову. Скрыбочкин оказался находкой всей её жизни... Они любили друг друга днём и ночью, утром и вечером, а когда Скрыбочкину требовался промежуток для опохмелки, он призывал для замены Парахина и Биздика. Неизвестно, сколько продолжалась бы эта страсть, но на исходе второй недели прибыл хозяин поместья Карбиду Пхайле Мокакишу. Он вошёл в неприбранное жилище, где Парахин с Биздиком, сидя за столом, как раз разливали по стаканам брагу из выдолбленного донельзя крупного плода папайи.
- Что вы здесь делаете? - опешил эфиоп.- Почему в доме такой бардак?
- Бардак не здесь,- мутно глянул под него Парахин.- Бардак наверху, в спальне. Тама Скрыбочкин с хозяйкой разговляются, пока мы в очереди отдыхаем... А может, желаешь участие принять? Тогда ставь поллитру. Отрекомендуем наверху.
Еле сдерживая подозрения, Карбиду Пхайле Мокакишу кинулся по лестнице наверх. Ворвавшись в спальню, он успел заметить обрывки противоестественной порнографии, хотя Скрыбочкин быстро вскочил с места, прикрыв одной рукой огромные женские особенности хозяйки, а другой сделав устрашающий жест навстречу незнакомцу:
- Хто такой? Предъяви документы!
- Это ты кто такой? Чей раб?! - разрыдался на ходу эфиоп.- Как смеешь осквернять высокородную госпожу?! - он попытался ударить наглеца тростью; в результате появившейся смутной догадки Скрыбочкин коротко извинился; после чего сотворил пришельцу козью морду со всех сторон. И покинув того в бессознательном состоянии, удалился.
...В промежутках между истериками, семейной драмой и попытками наложить на кого-нибудь руки Карбиду Пхайле Мокакишу вытянул из управляющего сведения о морально-экономическом развале своего хозяйственного механизма.
На следующий день он явился к рабам. И объявил, что дарит им волю, потому как кормить их всё равно обходится себе дороже, и пусть они теперь провалятся на все четыре стороны
- Ничего подобного,- ответил на это Скрыбочкин.- Раз ты нас в рабовладение приобрёл - значит, теперь и корми, как положено.
- Не то красного петуха в дом запустим от имени профсоюза,- присовокупил Парахин.- Заради справедливости.
Хозяин ничего о красном петухе не представлял, поэтому испугался вдвойне... Он вступил в шумные переговоры - и к вечеру обе стороны сошлись на том, что рабы согласятся уйти подобру, если получат по 300 быров на каждого, а также сухой паёк на 5 дней пути. С тем и расстались к общему удовольствию. Единственной неудовлетворённой стороной оказалась Соусаль Загубу Мокакишу. Потому что женская душа всегда есть загадка и отрицание очевидного...

***

Первые 2 дня свободы вычленились из памяти, а на третий Скрыбочкин обнаружил себя посреди разгромленной автостанции - с перевёрнутым автобусом и битыми бутылками повсюду. Биздик старался оживить его, поливая водой из сточной канавы, а Парахин изо всех сил хлестал по щекам разбитой сандалией, рыдая:
- Не надо, кум, не отбрасуй концы. Шо ж мы будем делать в этой Збисинии - без тебя... и без копейки в кармане.
Скрыбочкин тяжеловесно привстал на руках:
- Игде ж мы вчера так переборщилися?
- Да по всей округе. Ничего горюче-смазочного не оставили, валюту до последнего быра розшвыряли. Ишшо с вождями за баб ихних почти до драки дошло. Хорошо, я для таких случаев всегда с собой лом ношу: от и пригодился.
- А хде... рабы, што с нами кумпанию составляли?
- Чего ж им без валюты... Они в наёмники подалися.
- А здря. А мы - обратно в Екатеринодар тронемся. Капитализм обустраивать.
- Мне домой нельзя,- огорчился Парахин.
- Почему?
- Потому как оттудова я с шашкой выезжал - сам же помнишь, в Стамбуле её пропили. А теперь безоружным вернуся. Позор будет всему мировому казачеству.
Скрыбочкин прошарахался взглядом по сторонам и остановил его на руке Парахина, сжимавшей лом:
- Тут, вблизях, кажись, железнодорожная ветвь находилась.
- А толку? Надо ишшо деньги на билет где-нибудь вкрасть.
- Не об том речь. Я за твою шашку переживаю. Сделаем её. С твоего жа лома. Под поездом розплюшшым, а заточишь орудие по дороге - об подручные предметы.
- Ну и голова,- восхищённо присел Парахин.- Я ж сам цельный день об этом хотел здогадаться - да браги не хватило.
...Они отыскали железную дорогу и, пристроив на рельсы лом, превратились в ожидание. Но появившийся к вечеру поезд, не доехав до препятствия, совершил аварийную остановку - из него выскочили машинисты с гаечными ключами в руках и бросились к затаившимся в траве вредителям... Били железнодорожников в меру, но для верности всё же связали. А поезд, раз он теперь считался бесхозным, подвергли инвентаризации.
В товарных вагонах выявились тюки со страусовым пером и связки бухгалтерской документации. Попался незаконный пассажирский вагон; но оттуда народ успел разбежаться, кроме одной коричневой тётки. Которая застряла в тамбуре топографическим центром своего тела и орала последним матом, норовя ухватить кого-нибудь за ногу лошадиными зубами. Померещилась удача в почтовом вагоне:
- Я, када срочную служил,- заметил Парахин,- от бати открытки к 23 февраля получал, Так он мине по 3 рубеля кажный год в поздравление вклеивал.
Они принялись рвать письма на предмет обнаружения валюты, и этого занятия хватило на всю ночь; однако пользы оно не принесло.
- Дурень был твой батя,- заключил Скрыбочкин.- Последний эхвиоб теперь такого не делает, штоб деньги неизвестным образом слать.
Замыкала состав цистерна с надписью "С2Н5ОН".
- Первые две буквы с цифрами понять не могу,-сощурился Парахин.- Но в конце - даже не верится - видишь, как в анекдоте, написано: он!
- Ежели он, то я заради такого дела снова у в рабство ба запродался..,-Скрыбочкин, обмирая от надежды, ломом пробил в цистерне дыру и поставил под хлынувшую из неё струю потрескавшийся рот.
- Ну? Ну?! Не томи душу! - замельтешил вокруг Парахин. Скажи только: он?!
- Он..,- сполз мимо шпал Скрыбочкин.- Увсё верно написали.
Когда к ним подошёл отставший Биздик (до сих пор из алчности дорывавший почтовые отправления), Скрыбочкин с Парахиным, обнявшись, сидели подле цистерны, заткнутой полушерстяными носками Скрыбочкина. Глубоко в траву свисали их носовые кольца, через которые в несметном количестве скакали похожие на зелёных чертей не то кузнечики, не то саранча.
- Этот транспорт подходящий,- проклокотал Парахин навстречу настилающемуся мочегонному туману.- Тронемся на Север. А ежли пассажиры по пути проголосуют, то и денежно с них поимеем...

***

Состав двигался медленно. Едва он набирал скорость, как трое товарищей принимались тормозить, а затем кто-нибудь один бежал к цистерне проверить, не прохудилась ли затычка. Назад его приносили в полном беспамятстве, чтобы продолжить путь до следующего раза... Иногда подносили стакан застрявшей в тамбуре бабе, если она не слишком плевалась; потом пели с ней песни, целовались и строили планы на совместное будущее.
Пространство и время всё больше теряли смысл, пока не растворились в окончательной интоксикации. Так и вышло, что когда поезд ворвался в зону боевых действий между правительственными войсками и формированиями эритрейских сепаратистов, Скрыбочкин, Парахин и Биздик этого не почувствовали, потому как лежали с помрачённым рассудком, стараясь лишь не выпасть по ходу следования собственноручного транспорта.
Здесь второй год шли позиционные бои, никто не двигался с места и не хотел перемен, не говоря уже о наступательных действиях.
Между тем, миновав передовые позиции парализованных внезапностью эфиопов, грузовой состав на полных парах приближался к эритрейской линии обороны. Обе враждующие стороны опомнились и открыли по нему огонь... Добрый десяток фугасов разнёс поезд на куски. Пролетая среди которых, Скрыбочкин перевернулся в воздухе и узрел пылающий спирт, фонтанирующий из пробитой цистерны.
-Суки-и-и! - зарыдал он. И, схватив непомерный обломок железа, ринулся на эритрейские укрепления. К нему присоединился Парахин; размахивая недоплющенным ломом. Не отставали и Биздик с коричневой бабой, освободившейся от несуществующего отныне тамбура. Правительственные войска, завидев неожиданное подкрепление, поднялись в незапланированную атаку. Никогда не наблюдавшие русского смертельного мужества сепаратисты в ужасе ударились отступать.
... Когда бой затих, эфиопский генерал Дусту Гилисту Ковириам поднялся на вражеский КП. Где увидел эритрейского командира - полковника Драна Биту Псису. Которого Скрыбочкин милицейским манером устало бил ломом по почкам, приговаривая:
- Военны секреты кому другому выдавать будешь. А мне моральное удовлетворение требуется за твою подлость.
Адьютант шепнул что-то генералу. Ковириам шагнул к Скрыбочкину:
- Ты отважно сражался, раб. Отныне можешь снять своё медное кольцо. Принимай командование взводом.
- Надобно ещё зарплату обторгувать,- выворотил хрусталики Скрыбочкин.- Я задёшево свою шкуру жа не впродам.

***

Дальнейшая жизнь двигалась в удовлетворительном русле. Скрыбочкин получил капитанские погоны и взвод головорезов. Биздик пристроился фельдшером при санчасти. А Парахин совершил завидную карьеру, в 5 дней дослужившись до начпрода. Единственной помехой до поры служили рабские кольца в ноздрях. Но в ходе очередного наступления товарищи приватизировали на стройке сварочный аппарат. И ночью уединились в руинах, чтобы вернуть себе человечески облик... На свет и крики сбежались шнырявшие повсюду корреспонденты... Вскоре весь мир облетела фотография в газетах, где Парахин удерживал орущего Биздика, а Скрыбочкин, оскалясь, приближал тому к лицу струю газовой сварки. "Так эфиопские коммандос пытают своих пленных",- пояснялось под снимком.
Впрочем, товарищей это не волновало. Они копили валюту и существовали, как мудрые растения, которым со всех сторон светит безвозмездное солнце. Потому что жить, как говаривал Скрыбочкин, можно всюду, где хорошо, пока не станет плохо. Лишь изредка их брала тоска. Тогда они сливали в санчасти спирт, оставшийся после промывания инфицированного инвентаря и, устроившись под какой-нибудь пальмой, дегустировали его дольше обычного. А потом, запрокинув к небу покрытые чёрной окалиной лица, раздирающе пели:

Напрасно старушка ждёт сына домой!
Ей скажут - она зарыдает!..