Саня Обломофф : Человек - передвижник

16:39  08-02-2008
В одном из своих высеров я уже как- то вкратце упоминал об этом человеке, человеке – передвижнике, ветеране беспесды ниибического труда, несправедливо не вписанным на старницы Большой Савецкой Энциклопедии, и поэтому сегодня я хотел бы полнее раскрыть тёмные, загадочные стороны его передвижнеческой деятельности, ибо не поведать об этом, считаю преступлением.

Говорят, что мозг Стаханова был устроен по аналогии с мозгом птицы, а именно, дятла. Отсюда и его остервенелое влечение к долблению, и соотвецтвенно к добыванию угля, хотя антрацит для него имел второстепенное значение. КОКС!!! Вот к чему он стремился! Добывая кокс, он не знал устали. « Коксу, давай коксу!» слышалось из глубин угольных шахт, где Стаханов с двух рук хуярил отбойными молотками породу, иногда по шестнадцать часов в сутки. Страшные были времена, напряженные, но сейчас не об этом…

Я лежал в больнице в травматологическом отделении с переломом голеностопа. Как- то под вечер в палату поступил новоприбывший. Новоприбывший – дедушка, Григорий Алексеевич, 1936 года рождения, поступил на излечение с отмороженными китсями рук. Кисти отморозил двигая девятиэтажку. Двигал он её усердно, но, сука, без знания дела. В 24- градусный мороз он, старый склеротик, забыл надеть рукавицы, что по его мнению являецца грубейшим нарушением техники безопасности при передвижении девятиэтажных домов в зимнее время вручную. «Вот если б четырёхэтажную хрущевку, или пятиэтажную панельную брежневку» - убивался он, - « оно бы можно было б и без рукавиц, а тут бля небоскрёб, я ж их никогда до этого не двигал.» На мой вопрос - зачем ему понадобилось двигать дом, и зачем вообще двигать дома – он ехидно отмалчивался, но пригрозил, что если я и впредь буду выспрашивать про специфику его деятельности, то он ночью поменяет местами травматологию с онкологией, и проснусь я с утра не с переломом ноги, а с диагнозом «злокачественная опухоль всего организма», а для усиления эффекта моего умопомрачения передвинет еще и морг поближе к окнам. Такая перемена мест меня не радовала, пришлось сделать вид, что я испугался, и отнестись к его словам, якобы, серьёзно. Да к тому же в палате были только я и он.

Отнестись к его словам более серьёзно мне пришлось утром, когда в больнице случился переполох. Со второго этажа пропало отделение реанимации, а вместе с ней и реанимируемые. Это, если как ножом вырезать кусок из середины торта. Больница в целом осталась невредима, но на месте, где было отделение зияла пустота. Все процедуры в этот день были отменены. Всех ходячих и не нуждающихся в скорейшей операции отпустили по домам. По больнице поползли слухи о происках коммунистов в преддверии президентских выборов. Врачи и медсёстры зашкерились в кабинетах. В коридорах появились люди в черном. Зияющую пустоту в стене закрыли наспех сшитыми вместе обосанными матрацами…

Дедушка мирно спал в палате на соседней кровати, и поэтому обратицца к кому- либо с обсуждением этого вопроса не посоветовавшись с ним, честно говоря, было страшно. В памяти всплыли вчерашние угрозы об онкологии. Пришлось, набравшись терпения, ждать его пробуждения. Его, как и меня домой не выгнали, да и вообще о нас забыли. С самого утра в нашу палату не заглянула ни одна живая душа. Проснулся дедушка ближе к вечеру.
- Это ваша работа? – боясь обратиться к нему на «ты», спросил я.
- Какая работа? – смотря на свои кисти, ответил он вопросом на вопрос. Врать он явно не умел.
- Где реанимация? – я старался своему голосу придать больше уверенности.
- Поверил значит мне? Эт правильно – расплывшись в улыбке, дед показал черные, как уголь зубы.- Не люблю когда не верят.

Далее передвижник помрачнел, полез в тумбочку, достал из неё старую замусоленную фотографию и показал мне. С фотографии на меня смотрел глубокий старик в смирительной рубашке. « Здесь он за неделю до смерти» - пояснил он. Как оказалось, это был его отец, закончивший свои дни в психиатрической лечебнице. Отец, по словам деда, был героем социалистического труда, уважаемым человеком, и то, что он закончил жизнь в психушке, во всём виноваты врачи. А реанимационное отделение – это не первая его месть медицинскому здравоохранению, на его счету более двадцати передвинутых в неизвестность психиатрических диспансеров, шесть лечебно- трудовых профилакториев, и если бы не его отмороженные кисти, то не только реанимация сегодня ночью, а вообще вся больница была бы передвинута. На мой вопрос, как он это делает, передвижник отвернулся к стенке, укрылся с головой одеялом, сказал, что утро вечера мудренее, и захрапел…

Уснуть у меня быстро не получилось. Где –то до часу ночи я лежал и тупо смотрел в потолок. Выпитый феназепам абсолютно не действовал, пришлось прибегнуть к ампуле промедола, купленной мной за некую сумму у врача – анестезиолога. Укол сделал внутримышечно в бедро и уже через полчаса забылся липким наркотическим бредом.

Утро выдалось шумным. Деда не оказалось на месте. Из шума я понял, что пропало терапевтическое отделение со всеми не выписанными больными. Пропал еще грузовой лифт из шахты и будка охранника при въезде в на территорию больницы. Продрав глаза, на тумбочке я обнаружил записку следующего содержания: «Уважаемый Александр, если тебе не надоело жить, то лучше молчи. Если скажешь про меня хоть слово, я тебя передвину на кладбище.» и подпись «Григорий Алексеевич», и еще P.S « после прочтения сжечь». Доходчиво сука, ничо не скажешь...

Записку я жечь не стал, во избежание неприятностей я её съел. Запил газированной водой, чтоб наверняка, и заел твердокапченой колбасой. Как только я устранил улику, в палату зашёл заведущий травматологическим отделением, бледный как Ленин, Ульянов Владимир Ильич ( беспесды настоящее имя ).
- Так, Обломов если не ошибаюсь? – обратился он ко мне.
- Не ошибаетесь. Я это. – ответил ему, стараясь не смотреть в глаза.
- Так, сегодня домой, даже не сегодня, а сейчас! У нас коллапс, ЧП, я ясно выражаюсь? – произнёс он.
- Ясно – куда еще ясней.
- А где Стаханов? – он посмотрел на пустующую кровать моего соседа.
- Какой Стаханов? – я немного оторопел…и тут до меня дошло… Стаханов Григорий Алексеевич – сын того самого шахтёра – Стаханова Алексея Григорьевича, у которого мозги, как у дятла… так вот откуда сегодняшние ночные крики сквозь сон – « Коксу, давай коксу!» А я думал промедол…

Ульянову я ничего не ответил и стал судорожно наспех собираться домой…