Гудман : Сон

Сон с понедельника на вторник.

Падаю. Летать перестал. Стал падать. Темно. Почему я падаю? Ах, да. Выпил сто пятьдесят. Это всегда так. Можно проснуться…
Нет. Буду падать. Не думать. Падать. Падать. Хорошо. Легко.
Ого! Вот я и лечу. Я лечу. Я лечу!
Гора. Какая огромная. Кругом степь. Снег. И она – торчит. Высокая, высокая… На вершине облако розовое. Зовет и манит. Искрит розовыми блестками. Пушиться, светится…
Полечу туда.
Ближе. Ближе. И вот оно… Розовый туман… Обволакивает со всех сторон… Заполняет и делает меня розовым. Кожа как у ребенка… Аж светится…
Поднырну под него… Пора опускаться… Под ним должна быть вершина… Вершина из розового снега…
Но нет. Здесь деревья растут. Яблони. Груши. Цветочки. Трава. Ручеек журчит.
Воду в ванной не зарыли что ли? Надо пойти закрыть. Хотя хер с ней. Пусть льется.
Здесь-то хорошо. Сказочный розовый мир…
Солнце светит. А с земли вполне обычное облако… Только чуть-чуть золотиться и розовеет, словно в лучах раннего заката.
А вокруг! Ляпота! Травка мягкая-мягкая, зеленая-зеленая… Лавочки стоят… Тропинки из песка… Фонтанчики для питья… Парк советского периода. Ухоженный только. Урн нет, мусора… А так все очень похоже… Так и кажется – пройдешь немного и за тем поворотом будет тир, за ним открытое кафе со стоящими высокими столами, еще дальше открытая эстрада, за ними карусели, лодочки-качели… И посреди всего этого – колесо обозрения… Высокое, страшное и манящее…
Мужик сидит! Розовый весь. И волосы у него розовые, кудрявые. Щеки мясистые. Губы толстые. Глазки маленькие, свинячьи. И смотрит даже по свинячьи.
Пива нет. Вот так так… Пришел в парк и пиво не пьет… Сидит, ногой крутит, насвистывает… Или посапывает? И не поймешь…
Ого! Крылышки из спины торчат. Уж не ангел это? Может мой? Надо узнать.
- Здравствуйте уважаемый.
- Здорово.
- Погода сегодня замечательна!
- Здесь всегда такая. Другой не бывает. Надоела уже. Хоть бы дождь пошел… Или еще что….
Не довольный какой. С чего бы?
- А скажите пожалуйста: Как Вас звать величать?
- А тебя как?
- Виктор.
- Ну а я – Хер У Вим. Ангел.
- Китаец?
- Почему китаец? Совсем не китаец. Я же сказал – Ангел. У меня вообще национальности нет. А уж к китайцам вообще ни какого отношения не имею. У этих товарищей и ангелов не бывает. В школе плохо учился? Хотя вам про нас не рассказывали… Период застоя… Хорошее время было.
- Почему?
- Да в нас ни кто не верил. А если ты в меня не веришь, то и с меня спрос небольшой. Каждому по вере его…
- Понятно. А сейчас значит верят?
- Верить то верят, но как то так… Без энтузиазма… Без уважения… А ведь это на нас сказывается. Сразу и нектар не первосортный, а так… И места обитания… Да и вообще.
- А что же, когда совсем не верят – лучше?
- Конечно. Тогда ты страдалец, со всеми вытекающими последствия. Да еще если мученик, то могут и повыше перевести.
Все с обидой говорит. Живет на небе, нектаром питается, делать ни чего не делает и не доволен. Однако Ангел. Надо разговор поддерживать. В кои-то веки еще с ангелом встретишься. Коситься… Улыбку, радость изобразить… Отвернулся. Чего такой не довольный все таки?
- Значит у Вас трудная и тяжелая судьба?
- Эх-хе-хе... Уж куда тяжелее…
- Что так?
- Да… Поналетят тут всякие… Спокою нет ни какого… Да еще зубы заговаривают, от работы отрывают…
- Так все спят.
- Все, да не все. Некоторые не спят и летают тут. Другим спать не дают.
Это он обо мне… А чего это я прилетел? Ах, да… Хотел с Ангелом встретиться… Может это мой Ангел? Имя странное…
- Извините… А вы что же – мой Ангел?
- Твой. Твой. Следи за вами, за такими… Нагрузка год от года все больше и больше, а нектара в глотку больше не засунешь... И нафига вы мне нужны - смотреть за вами, кабы чего не случилось… Да еще думает – отчего это я недовольный. Будешь тут довольным…
Так, надо мысли при себе держать. Читает. Интересно, а другие Ангелы в этой местности имеются? Или все такие…
- Да еще не довольны, что за ними смотрят. Ночей не спишь, не кушаешь вовремя, так еще и не довольны… Других им Ангелов подавай… Да еще начнут начальству жаловаться… Поклоны бить и доставать. А тебе потом по шапке – плохо следишь, человек несчастен… Уследишь тут… Каждый год подсовывают и подсовывают… А смены нет и нет… Семьсот лет обещают… Потерпи еще чуть-чуть… Из людей смену вырастим… Вон они какие: добрые, честные, умные… Как же… Вырастишь из вас…
- Вы уж извините. Я так… Для общего развития…
- Ну если для развития… Есть еще и другие. Только тебе повезло, что я у тебя такой.
- А что повезло то…
- А вот был бы у тебя Хер У Вим голубой, узнал бы… А я видишь какой – весь розовый-розовый…
- Однако Хер У Вим…
- А тебе что – Сер А Фима подавай. Не дорос ты до Сер А Фима…
- А что у некоторых эти, Сер А Фимы есть.
- Есть. Это у уважаемых людей. Они раньше были злобными атеистами и их Хер У Вимов за мученичество повысили… На новую ступень перевели… Ну а после того, как эти грешники одумались, взялись за душу свою, покаялись, в церковь ходить стали, добрые Ангелы уже не могли их на произвол судьбы оставить… Так у кого кто в списке был, опять под свою опеку… Но уже как Сер А Фимы… А они, сам понимаешь к начальству ближе… Некоторые так вообще могут запросто к Самому на прием. Без всякой записи. Так мол и так – Великий грешник раскаялся, надо пособить…
- А если я тебя пошлю – мол не верю и все… Тебя переведут?
- Если ты? Нет. Не переведут. Только еще пистонов вставят. Да еще испачкают… И буду с голубыми пятнами ходить… Уж лучше совсем голубым быть, чем так… И не розовый и не голубой… Вот если Вы все…
- Кто все?
- Ну все подопечные. Ты думаешь у меня один такой. Только это тебе не под силу. Это к чертям обращаться надо…
- К каким чертям?
- К обыкновенным. Вершину горы видишь? – И указал Ангел небесный на вершину высокой горы. Но не увидел человек вершины. Скрыта она была облаком розовым. Но не мог не поддакнуть своему ангелу и соврал по доброте своей и в угоду визави высокородному…
- Вижу.
Не заметил добрый Ангел, слов не правдивых, но простил подопечного своего, так как лож эта была безвредна и даже во благо поддержания разговора и наставления дальнейшего…
- Так, вот там лифт. Вниз идет. Прямо к чертям.
- Так мне, что к ним нужно съездить?
- Нужно.
- Теперь на самую вершину забираться?
- Ты че – альпинист? На ту гору не каждый заберется. Высокую силу духа иметь надо, что бы так высоко забраться. От туда даже престол Самого увидеть можно.
- А если сразу к Самому?
- Не примет. Это ему не интересно. К нему только через чертей попасть можно. Что бы значит совсем пасть, а потом подняться. С Божьей помощью конечно.
- А иначе вниз ни как нельзя?
- Да вроде можно… Где-то внизу пещерка была… Только там долго идти придется. Лифт то – раз и на месте… А через пещеру… Ходили… Но дорога не очень… Да еще бабы там гуляют… С ними можешь остаться… А бабы сам понимаешь – и упасть не дадут, и подняться с ними не поднимешься.
- Но ты же Хер У Вим. Помоч ни как не сможешь?
- В каком смысле?
- Попасть куда надо и от женского полу уберечь? С духом…
- Прямо скажу, что бы дух поднять – достаточно мое имя произносить и обо мне помнить... К примеру от души, да раздельно, да с ударением на гласных, да еще эти гласные потянуть, то даже очень может получиться. Вот послушай: Хееер-р-р! Р – пораскатистей, пораскатистей, с вдохновением… Ууу! Вииим! Ну как?
- Да. Поднимается дух то!
И поднялся дух у человека… От низа пошел, в самую высоту встрепенулся… Захотелось ему вершить дела великие, дела добрые, дела нужные…
- Конечно - еще как поднимается. А если еще и выпить…
И захотелось отроку человеческому испытать указание ангелово… Сбежать с горы высокой и подкрепить дух свой напитком божественным, что бы почувствовать всю полноту поднятия духа своего…
- Так я вниз пойду?
- Зачем?
- Ну это… Вход в пещеру искать.
- Да от сюда можно и быстро… Слететь можно. Прямо внизу и очутишься.
- Так если я летать умею, зачем же ползать? Вжик и на верху.
- Умный какой… Вжик не получиться. До меня еще можно, а выше… От меня на верх только через поползновения. Только через труд. На верху каждый камешек – ступень развития. Сядешь на камешек, почитаешь чего, мысля умная в голову придет – переполз повыше. Там опять сиди жди – нового прихода. Да еще слухи ходят… Только ты не кому…
Говорил дух высший, на вершине горы сидящий и Ангелом представляющийся… И чем больше говорил, тем больше опускался дух стоящий… Тем меньше понимал человек в естестве своем… Тем больше проникался стремлениями духовными…
- Могила. Сохраню. В себе.
- Что там, может так быть, и лифта ни какого нет. До верха дойдут, на чертоги засмотрятся, возомнят себя… И в ямку – бух… И прямо к чертям.
- А ты можешь?
- Что?
- До верха долететь?
- Не пробовал. А зачем?
- Знать будешь – что там, лифт или ямка…
- Глупости. Я – Ангел. Мне к чертям не надо.
- А у них как?
- У кого?
- У чертей.
- Не знаю. Не был.
- И узнать не хочешь?
- Нет. Я ж тебе говорил – Ангел я. Значит не дурак.
- А вдруг у них веселее.
- Тогда я буду страдать, что тысячи лет здесь сидел – о вас, людях заботился. Мне станет грустно. А мне и так не весело.
И решило человеческое существо побранить ангела, за не досмотры в своей судьбе и попенять ему на не добросовестное исполнение обязанностей своих…
- Если честно, что то помощи от тебя не видно.
- Это как смотреть. Не известно, что бы было, если бы меня не было.
- Да уж известно… То же бы и было…
- И откуда тебе известно?
- Да читал. Сами же вы и писали.
- Это что же ты читал, а мы писали?
- Известно, что – Библию.
- И что же там написано такого?
- «…ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него».
- Ну и что?
- Как что? Это значит, и желания все от Вас, и дела, и вообще…
- Глупости. Еще один секрет открою. У вас, у людей свобода воли есть. Ему! интересно – что из этого получиться. – И палец розовый, являющийся продолжением розовой руки, был поднят к верху. И указал палец направление. И понятно стало - кому ему и что. - Вдруг один – бац, и выдаст мысль интересную, что даже Ему! в голову не пришла.
- Я смотрю а ты не Марат Козей.
- Это кто?
- Герой войны. Мальчик партизан.
- И что?
- Умел секреты хранить.
- А… В этом смысле… Так ты зря. Есть секреты, которые всем знать нужно. И знать, что это секрет.
- Это как?
- Ну если тебе по секрету, секрет рассказывают, то ты, если не последний идиот, думаешь, а что же тебе рассказали - секрет или полную дезинформацию? Ты вроде и знаешь, но как человек умный подвергаешь сказанное сомнению. Мозги у тебя шевелятся. Ты работаешь.
- То есть свободы воли нет?
- Почему нет?
- Сам же сказал – дезинформация.
- Я? Я такого не говорил. Я тебе секрет по секрету.
- Ну тебя. Список давай.
- Грубый ты. Ведь с собственным Ангелом разговариваешь. Я можно сказать в тысячу раз тебя старше. А какой список?
- Подопечных твоих, которых с пути истинного сбить надо.
- Божественная тайна она хоть и не коммерческая, но ведь и у нас у Ангелов совесть есть. Да и Сам все видит. Если честно – то и сам не знаю всех то. Иной раз про какого вспомнишь, а он уже к какому-нибудь Сер А Фиму присусендился и в ус не дует…
- А бабы внизу какие?
- Бабы… Обычные. Джениферы Лопесы да Клаудии Шиферы под другой горой – под Сер А Фимовской… А под моей – так… Обычные… Так, что больно то не рассчитывай… Да оно и легче будет. Хотя и черти под нами… Так себе… Ленивые. Тебе бы найти такого, который то же выбиться куда хочет. Ты похудее ищи, позлее какого.
- Понял. Спасибо.
- Да не за что. Только как вниз спустишься и какую увидишь, ты мое имя без интонации произноси, а еще лучше на глухих согластных акцент делай… Хер… У… Вим… Что бы от них побыстрее избавиться…
И повторил человек сказанное Ангелом. И душа свернулась клубочком, скукожилась, обвисла…
- А можно сначала от души?
- Можно… Только осторожно… И выбирай по симпатичнее… Они о себе большего мнения, чем страшненькие… Потому им хоть какой Хер, все будут искать чего получше…
- Ну тогда я полетел? До свидания?
- Лети, лети. Голубь. Лети…
И прыгнул в пустоту человек. Разбросал руки в стороны и полетел вниз, словно камень брошенный…
Хорошо лететь… Что это? Луг какой-то… Вроде снег был, а теперь луг. Деревья растут. Бабы какие-то… Не разглядеть. Спрятаться за дерево, что ли… Присмотреться… А то, вдруг как кинуться… Ведь одни бабы здесь… Как на мужика реагировать будут? Могут и порвать… На сувениры.
Все наши. Все конторские. Голые. А ни чего… У Леночки то сиськи есть. Ножки пряменькие.
Бухгалтерия в полном составе. Во главе с Надеждой Георгиевной… Да и она ни чего еще… Не больно и расплылась… У Вероники груди какие… Стоят и не падают… Молодая-я-я… Оля. И ее хочу. И Лену.
Как реагирую то… Как реагирую… От куда взялось?
Так надо попробовать… Хер… У… Вим… Не помогает.
Что там? Избенка какая то… Из трубы дым валит… Людочка выходит. Голая. Все здесь голые. Так. И Елена Васильевна здесь.
Так, а почему одни конторские? А… Наверное мой Хер У Вим и их курирует… Конечно. Очень даже умно придумано. Больше всего времени проводишь на работе, вот что бы не отвлекаться, по профессиональной принадлежности и курируют.
Спущусь. Не Тарзан же.
Увидели. Бегут. Убежать или? Как груди трясутся… Что будет? Что будет?
Остановились. На колени - бух.
- Сокол ты наш ясный. Всем коллективом приветствуем тебя. Давно ждем, свет ты наш, Витя. Что желаешь и кого желаешь и как желаешь – все исполним.
Надо же, и не думал, что от Надежды Георгиевны такое услышу. Вот бы камеру сюда, а потом всем показать. Ха-ха… А сама еще губками… То вытянет, то языком их облизнет.
- А мы тебе, Витюша, пельменей наготовили. И с телятиной, и с говядиной, и со свининкой, и сибирские, и равиоли, и хинкали, и манты… Есть и кетчуп, и майонез, и сметанка…
- Да, что вы, Люда… Виктор может чего другого хочет?
- Что же, Вероника, он хочет по твоему?
- У него такой друг есть… Бо-о-ольшо-о-ой Хер-р-р Уууу Вииим… И мне так нра-а-авиться. И та-а-ак хо-о-очется… А тебе Викто-о-ор-р-р?
Из под стоящего на поляне стола, выпрыгнула Леночка и пустилась в пляс. Она пела… Но за Вероникой было плохо слышно и плохо видно… Я отодвинул стоящую рядом…
«Выбери меня,
Выбери меня,
Птица счастья
Завтрашнего дня…»
И в присядку, и выгибается… На шпагат села… Хорошая растяжка… Это как же с ней можно?
Вероника… О, Вероника…
Боясь остаться не востребованной, опустилась на колени и змеей подползла к моим ногам. Ее губы приближались все ближе и ближе… И вот они уже рядом… Я чувствую ее дыхание на своем…
«Чем выше любовь,
Тем ниже поцелуи…»
Какая правильная у нее любовь, какая правильная…
Нимфоманки проклятые… Я так ни куда не доберусь… Я так навсегда здесь останусь… Я здесь… На… Все… гда… О… О….
Как обидно. Только началось и уже все… Кончилось. Нет. Не останусь я у вас.
- Закусить. Закусить Виктор. К столу, к столу… Водочка запотевшая, только что из Швеции прислали… Или коньячку? Армянский. Двадцатилетней выдержки. Прямо из Еревана.
Останусь немного. Закушу и пойду. Или нет… Как на шпагат села… Немного задержусь. Совсем немного. А у Людочки то размерчик замечательный… Ни когда такого размерчика в натуральном виде не видел…
Эх, гулять так гулять.
- Наливай Людмила водки,
И огурчик принеси.
Сперва тяпну,
Потом жахну.
Жахну всех и от души…
- Шарман, шарман… - Залебезила курчавая Елена Прекрасная. Пошла лебедем вокруг гостя ненаглядного. Стала прельщать его прелестями своими не прикрытыми. Выставляя на показ самое прелестное…
- Прикольно-о-о… Прикольно-о-о… - Запела Вероника Молодая. Изобразила губками цветок открывающийся. Пахнущий розой чайной. Зовущий приобщиться к высокому…
- Волшебная страна.
Мой Хер У Вим со мною.
Я снова полон сил.
Со свежей головою…
Нет уж не той, что здесь,
а той что только между…
Пришел к вам и скажу,
ни сколько не жалею…
- Поэт. Волшебник. Останься. – Возликовала толпа прихожанок. Пала ниц и возвела руки к провозглашающему мудрость. Несущему радость и удовольствие вверила себя в руки его. И умоляла в едином порыве: «Возьми… Наполни…»
И не мог человек устоять перед просьбами женскими... И принял всех в объятья свои… Обвились руки его вокруг чресел девичьих… И почувствовал он на губах своих соль земную… И возлег на траву мягкую, траву мягкую и пушистую. Оказались с ним, на одной траве и девицы красные, девы добрые… И ласкали его и хвалили его… Щекотали его пальцы нежные… Пальцы нежные, шеловливые… Искрометные и душистые…
- Не уйти от Вас, девы страстные, девы страстные и прекрасные. Девы юные и умелые. Видно с вами мне вековать весь век. В этом светлом лесу, в этом райском раю. Есть пельмешечки, пить красно вино… Отдыхать потом на поляночке, под сосной большой, на травке мягонькой…
Встала тут одна, вся лицом красна. От вина ли, от любви пьяна.. И сказала всем мыслю правильну, мыслю правильну – неприятную:
- Что ж мы бабоньки с парнем делаем. Ведь не гоже ему сиднем век сидеть, с нами париться. Защекочем так, добра молодца, что останется только тряпочка. Только тряпочка неказистая, нам не нужная не игристая. Должен он идти за далекий лес, за далекий лес да за правдою. Да за правдою и за званием, что бы всем жилось лучше нам везде. А не только здесь – в неземном раю.
И сказала то дева Олечка, что подальше всех от корчмы была… Не могла она в полной мерочке, ощутить весь жар дара высшего. Дара славного, очень нужного. Потому ее все зашикали. Все зашикали, запиликали. Не в твоем ли то деле выгода. Ну а нам и так жить всем нравиться. Нам в земном раю – лишь печалиться. Ты иди себе куда далее. Куда далее в страну грешную. Ну а мы с тобой, князь Виктор ты наш. Будем здесь играть в игры нежные.
Но услышал я в звуках девичьих правду горькую – неприятную. И сказал всем им речь прощальную. Речь прощальную, многосложную.
- Уж простите меня, девы нежные. Девы страстные и прекрасные. Только был со мной Ангел славный мой, Хер У Вимом звать да и величать. И сказал то мне Ангел добрый мой: «Иди в край чужой, край не ласковый. Там найдешь ты смысл и желания, от которых всем будет счастливо. Потому, что лишь от низменных сил, можно к свету всем приподнятися. Приподнятися и возрадоватися.
И еще сказал добрый Ангел мой – устрашиться надо человечьих жен. Ведь они тебе, кроме радости, принесут с собой горя многия. И не сможешь ты долг исполнить свой. Сторжися их и беги скорей.»
Потому хочу повиниться я. Перед Вами мои вы прекрасные. Извиняйте меня и простите меня. Должен я идти в дыру черную. Дыру черную – чертями полную.
Встала тут одна, Ольгой названа, мамой доброю. И сказала она всем в глаза смотря:
- Я пойду за ним, буду с ним всегда!
Только вспомнил я Ангелов наказ и сказал я ей - деве доброй сей.
- Не ходи за мной, будешь в тягость мне. Будешь в тягость мне в деле страшном сем. Но запомню я твой простой порыв. И тебе одной принесу цветок, что сорву в краю неизведанном.
И заплакала дева добрая. Распластала все свои волосы. По зеленой траве, по траве мураве. Стала битися о земную твердь. Голосила она безучастная о своей судьбе не прикаеной. Не прикаеной, не уживчивой…
Но я остался сердцем каменный. Сердцем каменный, душой холоден. Словно чья рука, рука добрая. Рука добрая, но холодная по моей голове пробежалася. Пробежалася и дородный пыл остудилася.
Развернулся я и пошел во тьму. Тьму холодную, тьму не добрую. В темный лес пошел, за дубовый куст. За дубовый куст, по лесной тропе.
И была луна мне попутчица. Мне попутчица – всем отлучница.
Жутко стало мне в темном том лесу. Испугался я словно подросток. Словно подросток – слова девичья.
Только было мне стыдно отступать. И пришлось идти и еще идти.
Лес стоял стеной, не пускал меня. Выли в том лесу волки злобные. Волки злобные и голодные. Что же делать мне рабу божьему? Возвращаться опять на поляну ли? К девам любящим, девам ласковым?
На пенек присел, чтоб подумати.
И ту от куда ни возьмись появился колобок.
Его румяные розовые щеки, обрисовались во всем безобразии своего великолепия. Луна ли спустилась, иль отражение луны материализовалось в своем истинном свете. Только мне стало не по себе от устремленных на меня вопрошающих глаз комка испеченного теста. Он молчал. В этом молчании была и скорбь миллионов тон не востребованной муки, и внимание высокого света, и укор проснувшегося бытия.
- Что тебе надобно, колобок необрезанный? – Я спросил его очень ласково.
- От тебя? – Его удивлению не было предела. Голос был наполнен сарказмом и высокомерием.
- А че уставился? – Я вложил в вопрос всю имеющуюся у меня злость.
- Смотрю, когда отдохнешь и дальше пойдешь.
- Тебе зачем?
- Прислали. Сказали будешь прикрывать. А то этот берендей, забредет куда не следует и сожрут его.
- Кто сожрет? Черти?
- Нужен ты им… Волки сожрут. Вот тут я и понадоблюсь.
- Понятно… Они меня есть не будут. На тебя кинуться.
- Конечно. Я вкуснее! - Самодовольству нет предела. Даже если тебя будут кушать.
- И не страшно? – Мне было искренне жаль этого героя из печи.
- Нет. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел и от волков уйду…
- Если так…
- Так. Так. Пошли уже. Скоро утро. А тебе еще идти и идти…
- Тогда пошли…
- Осторожно! Не наступи!
- На что?
- Веревочка там натянута. Еще Чингачгук тянул. Тронешь и начинает звонить. Тут пути и конец.
- Какая веревочка? Эта что ли? – Кусочек нейлоновой нити влез в мою руку и требовал что бы я его потянул. Сил сопротивляться не было. Нитки блестели, играли в лунном свете, звали рассмотреть их поближе… И я потянул.
Раздался тревожный звон. Колобок стал надуваться и в миг лопнул.
Звон не прекращался и требовал себя остановить.
Требовал, требовал, требовал…