Арлекин : окунь Ись, заблудившая Ся и Прозрей

Ся никогда не была примерной девочкой. Вечно её все осуждают: в толпу плюнь – непременно в судью попадёшь. Все, кого ни спроси, знают, как жить. А Ся не знает. Так и живёт, не знаючи. И, надо сказать, весело ей, дурёхе, живётся!
Бывает, закутит она с мужиками, пройдётся вихрем по их бумажникам и засыпает потом, пьяная и счастливая. И видит далёкие страны, океан. Хорошие у неё по пьяни сны. А мужики все датые, ёбкие. Все хотят, да как-то не решаются – мораль им не позволяет, есть она у них, видать. Вот и караулят, пока она сны досмотрит. Но Ся крепко спит, с удовольствием. У мужиков яйца оловянные, сидят нога нá ногу, губы кусают. Кто-нибудь нет-нет, да и уйдёт в сортир помочиться, минут на десять. Утром Ся проснётся, весёлая, радостная – бодуна у неё никогда не бывает, - увидит, сколько слюней мужских под воротнички натекло. Жалко ей становится. Одеяло на пол сбросит, всех и каждого облагодетельствует и уйдёт, вся такая лучезарная.
У неё что ни ночь – то приключения. Интересная жизнь, интенсивная, событий много всяких. Она хоть и молодая и непорочная, а поопытнее будет любой старой бляди. Ся точно знает, что она-то не блядь. Она просто жизнь любит. И с мужиками тоже любит. Но они ведь, мужики то есть, они ведь – проявления этой жизни. Что же их не любить? Жизнь во всём проявляется, всё наполняет – и мужиков, и бухло, и тачки, и даже простыни атласные.
Так она и живёт себе в удовольствие, а её за это все судят. Вот, говорят, шалава. - А ей не обидно. Дураки они её шалавой звать. Ну и чёрт с ними. - А они смотрят ей вслед и тоже говорят: Ну и бог с тобой. – И, главное, все правы ведь. Так что Ся не загружается по поводу упрёков.
Сидит она в баре за любимым столиком, сок лакает навроде как кошечка. Мужиков с бумажниками поджидает. Вся такая светлая, специально красивая – а то ведь последнюю мелочь за сок уплатила. Кредиты ей здесь уже не дают – она возвращать забывает. Сидит Ся, улыбается. Прынца ждёт.
Наконец, подходит к ней мужчина. Токмо не прынц, а наоборот – дед старый, с бородой, даже в лаптях. И кто его только впустил сюда, такого?
Дед ей говорит: Разреши, девица, с тобой водки бахнуть.
Ся коньяк любит. И текилу. И ром. А водки уж давно не пила, отвыкла.
Ладно, говорит, присаживайся, коль подошёл. Как тя звать-то?
Прозреем, - говорит дед.
Не, ну это понятно, как же без этого. А зовут тебя как?
Я и говорю – зовут меня Прозрей. Имя такое. Кого Трактором зовут, кого Сентябриной. Вот и у меня имя не греческое.
Понятно. Ну что же, заказывай, выпьем с тобой.
И давай они квасить – весь бар за ними смотрит, не налюбуется. Ся видит, что дед крепкий, хоть и старый, и про себя она тоже знает, что крепкая. Пьют стаканáми, без закуси – токо разве что Ся иногда соку пригýбит, когда Прозрей отвернётся.
Сколько они выпили никто так и не узнал – даже официантки, и те со счёта сбились.
Вот уже бар закрылся, стулья на столах кверху ножками, а Ся с Прозреем так и сидят над стаканáми. Понимают, что собираться пора, да встать не могут. Прозрей первый с силами собрался, вышел из-за стола, стул за собой задвинул – ишь, культурный какой! А Ся сидит. Видит, что дед, вроде, расплачиваться не думает, беспокоит её это, мало ли что. Но всё нормально, всё, оказывается, у деда схвачено. У него здесь не то что кредит – у него здесь счёт заведён, заранее всё оплачено. Прозрей бармену руку пожал, к столику вернулся. Поехали, говорит, логическую точку ставить.
Ся думает: ладно, ща высплюсь, а утро вечера мудренее.
Прозрей её из бара на улицу вывел – темно. Под фонарём лошадка фыркает, пегая. К фонарю заместо коновязи прицеплена.
Ся даже не удивилась – только горячку поприветствовала и склонила Прозрею на плечо свою светлую головушку.
И вот, значит, едут они верхом – Ся Прозрея за талию обнимает, носом ему в спину потную дышит. И хорошо ей так! И воздух свежий, и лошадка цокает! Даже всплакнула Прозрею в рубаху: и у ей нос не мокрый, и Прозрею прохладно – всем хорошо!
Тут Ся заметила, что уже не в городе они – чащоба вокруг тёмная, ничего не видно, только по два глаза на каждой ветке ухают. Жутко.
Куда ты меня завёз, говорит. Ты живёшь тут что ли?
А Прозрей так задорно ей отвечает: Нет, красавица, не здесь я живу. Здесь мы логическую точку ставить будем.
Ну, думает Ся, вот попала. Это что же получается, всю ночь проведу голым задом на мху я? Все они, деревенские, дикие. Сразу не подумала, теперь вот, мучайся.
Выехали они к маленькому лесному прудику. Чистенький прудик – луна в нём купается, звёздочки играют. Прозрей с лошадки спрыгнул, лапти сбросил, подошёл к прудику, ногой водичку пробует. Ся тоже кое-как спустилась и стоит, не знает, что и делать.
Дед, говорит, ты, может, хоть подстели чего на травку-то, а?
А Прозрей ей говорит загадочно: Ты поди сюда, не бойся.
Ся подошла с опаской, а дед её шустро так – хвать! - и головой в воду её кунает. Ся захлёбывается, кричит что-то пузырями, да вырваться не может. Уже силы у неё закончились, тело своё расслабила, а Прозрей всё держит, не отпускает. А Ся не тонет – дышится ей хорошо и приятно, как в утробе матушкиной. А вокруг неё рыбки радостные плавают. И среди них – одна самая большая, красивая. Подплыла, смотрит, улыбается. Что, говорит, заблудилась? Как тя звать, барышня?
Ся, - говорит Ся. – А тя?
А мя – Ись. Хочешь русалкой с нами жить?
Не, говорит Ся, у меня ноги красивые, не могу я.
Ну, как знаешь. Так что, показать тебе дорогу, иль сама найдёшь?
Смотрит Ся на окунька глазами жалостливыми: Ты уж покажи, голубушка, совсем я чё-то потерялась.
Ись немного за «голубушку» обиделся, но виду не подал, что пернатых презирает. Ладно, говорит, это не трудно. Ты вот девица яркая, манящая. На тебе муштины гроздьями виснут. Думают, мужского хуя отведать хочешь, и больше тебе ничего не надобно. Но тебе ведь не этого нужно, барышня! На тебе мужики висят – они-то тебе спину когда-нибудь и сломают! Бросай ты это. К себе обратись, у себя самой спроси, чего душа твоя хочет. А теперь прощай. И помни: у нас тут есть рыба. Пила. Теперь в завязке, она теперь по хирургической части. Так что, если передумаешь, ну, насеет русалки, то милости просим!
Вытащил её Прозрей из прудика, Ся его поблагодарила, из волос воду выжала и пошла своей дорогой.
Замужем теперь. Хороший у неё парень, работящий – себе ничего, всё ей. Любит её очень. Ребёночка вот завели. Выйдет, бывает, Ся с колясочкой, вдоль бутиков её катит, солнышку радуется. А увидит девицу в мини-юбке – смотрит ей вслед беззлобно: Бог с тобой, шалава, бог с тобой. И катит колясочку дальше, ребёночку рожицы строит.