chernigov : М. или Натюрморты

Город можно рассматривать как ландшафт или натюрморт. Меня давно уже привлекает возможность увидеть в нашем городе ряд тесно составленных кубических форм, пересекающиеся усечённые овалы, просто россыпь нарезанной говядины. В глубине, между предметами, там, где встречаются непараллельные плоскости, иногда пробегает металлический святоша, вроде маленькой заводной зверюшки. Именно здесь, в этом узком пространстве, нам предстоит сдать нашу кровь, хотя и не всю и не без остатка. Нас ждёт приятная медсестра (далее – М.), южанка со светлыми волосами, её голова вся из закругляющихся линий, даже тяжёлые локоны закругляются, словно печёное тесто. Предплечье стянуто резиновым жгутом, М. просит разжать кулак и не смотреть в её сторону. Прекрасные тёмно-зелёные ширмы простираются вправо от меня. Лёгкое движение внутри моей плоти, на сгибе локтя, напоминает о происходящем. Я не вижу цвета своей крови, собираемой сейчас в пять разных пробирок. Только чувствую смену пробирки по едва заметному подрагиванию иглы, когда стеклянный край прикасается к металлу и сразу же замирает в волшебных пальцах М. Раздаётся жужжание. Как веер, раскрывающийся в широком рукаве халата, из-за двери выдвигаются пол лица некоей пожилой дамы. Ах да, она же была здесь передо мною, струйка крови засыхает у неё на локте, не захотела взять вату со спиртом, теперь вернулась.
- Вы же видите, чем я занимаюсь, - быстро произносит М.
Её пальцы дрогнули и стекло опять коснулось иглы. Разговор завязался, зажурчал, пожилая дама уже стоит надо мной в полный рост и извиняется, извиняется. Каким-то невероятным, немыслимым жестом, продолжая собирать кровь в пробирку, М. левой рукой протягивает пожилой пациентке целительный белый кусок, а затем вослед ей произносит тихо, отчётливо, только для себя и для меня:
- Идиотка.
И это греческое слово, трагичное и прекрасное, как весь наш мир, соединяет наконец стеклянное с живым, оставшимся в дар от меня.