Шева : Марфуша, или хроника пикирующего бомбардировщика

12:29  05-03-2008
Семья их, - как у многих в деревне, была многодетная.
Пятеро детей, - как в старые, добрые времена.
Три мальчика и две девочки. Папашка, - здоровый лоб, - по жизни непутевый раздолбай, и раньше то не очень напрягался, а в основном гулял. По случаю, всегда был готов стибрить то, что плохо лежит. Когда Марфуша немного подросла, он пошел как-то с компанией таких же обалдуев, как сам, в соседнюю деревню, да и сгинул.
Больше Марфуше отца видеть и не пришлось. Мамашка не очень-то горевала, ибо была слаба на передок и любила это дело. Вскоре к ним стал захаживать по вечерам молодой статный сосед. Взгляды, которые на него бросала мамашка, да и тембр ее голоса, сразу переходящий в нежное воркование, конечно, никого не оставляли в неведении относительно предмета, их связывающего.
Пропажа папашки практически не повлияла на уклад их жизни. Жили они в доме уже не молодой, но еще крепкой тетки Степаниды, в свое время вынянчившей еще их мамашку, когда она осталась сиротой. Всякого добра хватало и на подрастающую молодежь. Так что Марфуша с малых лет не голодала.
А, наоборот, за счет деревенского молока, сметанки, всевозможной мясной вкуснятины, - не только той, которой сердобольная Степанида их одаривала, но и той, которую удавалось в одиночку или вместе с братом или сестрой где-то стырить.
Наевшись, Марфуша полюбляла спрятаться где-то в укромном местечке да поспать, а потом, со свежими силами, гонять по двору с малолетней родней домашнюю живность или птиц, которые, несмотря на кажущуюся доступность, ни хрена не давались в руки.
Но кроме обычных птиц, в отличие от своих братьев и сестры, Марфуша любила еще смотреть на странные и громко гудящие птицы, пролетавшие иногда над их двором. Из разговоров взрослых Марфуша запомнила, что эти высоко летавшие птицы называются самолеты, а внутри них сидят такие же люди, как тетка Степанида и другие люди из их села.
- Дывлюсь я на нэбо та й думку гадаю, - чому я не сокил, чому нэ литаю? – так часто вечерами пели бабы во дворе Степаниды, уставшие после дневной пахоты в поле, а рядом с ними, сидя на завалинке, пыталась подпевать своим тоненьким голоском и Марфуша.
Слушая песню, Марфуша думала, что это тетки плачутся о том, что они не могут взмыть в небо как те стальные птицы, летающие высоко-высоко, от которых потом, когда исчезала их точка на небе, а вместе с ней куда-то далеко постепенно уходил и гул моторов, оставался белый пушистый инверсионный след.
…Но в один день судьба Марфуши резко переменилась. К тетке Степаниде приехала из города давнишняя подруга. Звали ее Антониной.
Тетки добряче попили вишневой наливки, и уже раскрасневшаяся Антонина вдруг спросила у Степаниды:
- А кто это у тебя так шустро носится по двору?
- Дак, - Марфуша это! Кстати, и взаправду, - егоза еще та!
- Дак отдай ее мне, - пусть до осени у меня поживет, - предложила Антонина. - Ты же знаешь, - живу я одна. Кроме телевизора, - больше радостей то и нет. А вдвоем, - нам то повеселей будет!
Хозяйка вытерла полотенечком лицо, - такого же бурякового цвета, как у гостьи, и махнула рукой, - Забирай, чего уж там! Мамка ее все равно опять в блуд ударилась, - а дети, - на мне, выходит! А так, - хоть на один рот меньше будет!
Уговор закрепили еще одной стопкой.
… Устроилась Марфуша у Антонины очень даже неплохо. Еды, причем вкусной, - городской, в доме было достаточно. Внимания Марфуше уделялось, конечно же, гораздо больше, чем в деревне, где по двору, кроме нее, носилось еще целая ватага братьев, норовивших при случае еще и отобрать ту или иную вкуснятину, перепадавшую от Степаниды, или, и того хуже, - дать оплеуху.
Да и телевизор, к которому пристрастилась Марфуша, очень даже ей пришелся ей по нраву. Любила она по вечерам, поужинав вместе с Антониной после ее прихода с авиазавода, где та работала, посмотреть исторические передачи о так нравящихся ей самолетах.
Показывали по одному из каналов через день такую долгоиграющую передачу.
…Особенно Марфуше понравился рассказ об авиаконструкторе Петлякове. Здоровый такой, симпатичный круглолицый мужик с умными веселыми глазами.
Запал он ей в душу, да и все. И самолет, который он, этот авиаконструктор, сконструировал, тоже ей дюже понравился. Если авиаконструктор был немалого росту и широк в кости, то его самолет, - пикирующий бомбардировщик Пе-2, наоборот, был худощав и строен фюзеляжем. Цельнометаллическим, между прочим, гордо акцентировал внимание ведущий передачи, - что по тем временам было редкостью. Вместо привычного высокого киля на хвосте, как у других самолетов, у Пе-2 было два разнесенных небольших киля необычной, почти овальной формы. На крыльях у него было две толстые сардельки двигателей, причем, даже если один движок выходил из строя, самолет мог еще долго лететь на одном моторе, правда, со снижением.
Больше всего Марфуше нравилось, когда показывали, как эти Пе-2 бросали на головы врагов бомбы, которыми были заполнены их фюзеляжи. Летчики наклоняли нос самолета к низу, и почти вертикально входили со страшным воем в пике. Лишь недалеко от земли, сбросив бомбы, летчик брал штурвал на себя, и вжимаясь в сиденье от страшной перегрузки, медленно и плавно переводил самолет в горизонтальный полет.
Особенно красивыми были кадры хроники, когда показывали строй бомбардировщиков, летящих в солнечных лучах.
Солнце отражалось не только от дюралевых заклепок фюзеляжа, на солнце блестели и прозрачные диски вращающихся винтов, веселые солнечные зайчики пускали фонарь кабины экипажа и турель спаренного пулемета, торчащего сзади из кабины стрелка.
Глядя на эту красоту, Марфуша с замиранием сердца представляла, как она сидит за штурвалом такого красавца и в ровном строю армады бомбардировщиков прорывается через разрывы зенитных орудий, трассирующие пулеметные очереди мессеров и другой летающей фашистской нечисти. Тем более, что в передаче даже упомянули, что был сформирован полк из женских экипажей пикирующих бомбардировщиков, многие летчицы которого стали орденоносцами.
Или орденоносками? Марфуша в этом была не сильна.
…Как-то уже ближе к вечеру, в погожий солнечный летний денек, когда Антонина была еще на работе, Марфуша вышла на открытый балкон, самостоятельно забралась на высокий откидной столик, пристроенный там, и низко нагнувшись, решила понюхать цветы, уже пробивающиеся из высаженной недавно Антониной рассады.
То ли терпкий и густой цветочный запах, то ли общее сытое и расслабленное состояние полного удовлетворения жизнью подействовали на Марфушу, но, как говорится, не успела она и пикнуть, как свалилась с балкона наружу.
Первая мысль в полете, осенившая ее где-то между восьмым и десятым этажом, - Антонина жила на двенадцатом!, - была дурацкой. Марфуша почему-то вспомнила фразу из слышанного ею как-то анекдота, - Пять секунд, - полет нормальный!
- И хули тут нормального? – подумала Марфуша. - Пиздец, - он и в Африке – пиздец!
Вторая глубокая мысль, пришедшая Марфуше в голову уже перед самой землей, была ненамного умнее первой, - всплыли слова деревенской песни, - чому я не сокил, чому нэ литаю?!!!
…Удар о землю смягчил куст, спружинив о который, Марфуша со звуком подстреленной тушки некрупной водоплавающей птицы ебанулась об землю рядом с асфальтом узкой дорожки, идущей по периметру дома.
-Б-л-я-я-я-дддь!!! Больно то как! - концентрированно и целенаправленно выдал спинной мозг.
- И обидно! - подтвердил мозг головной.
- Хуясе! - Приключение! - выдал мозжечок.
Первое, что почувствовало тело, - вкус крови во рту от разбитых зубов и прикушенного языка. Затем уже, по мере возвращения в чувство, - боль в ноге и боку.
- Лежи и не вставай! - сказала сама себе, - пикирующий бомбардировщик хренов!
… Придя с работы и не обнаружив в квартире Марфуши, но заметив распахнутую дверь на балкон, Антонина стремглав бросилась вниз и побежала к тому месту поддомной клумбы, которое было прямиком под ее балконом.
…Больница, благо, была недалеко, а с врачом Антонина даже как-то и пересекалась раньше.
- И как же она, дурочка, упала? - все причитала она.
- Патаму, патаму, што мы пилоты…- меланхолично насвистывал мелодию доктор эпикурейского вида, заполняя на Марфушу больничный формуляр.
- Не волнуйтесь, женщина! - беззаботно бросил он Антонине, - Семь жизней у них, говорят! Парашют только пошейте! На всякий случай.
- Из наволочки, - добавил он, ухмыльнувшись.
- У кого семь жизней то? - спросила нянечка, сматывая бинт.
- У кого - у кого? - обернулся к ней доктор и погладил Марфушу по спине, от чего та, почувствовав сильную, но ласковую мужскую руку, трубой подняла хвост, - у кошек, конечно!

Авиаконструктор Петляков Владимир Михайлович прожил одну, причем короткую жизнь. Погиб он в сорок втором, когда летел с заводского казанского аэродрома в Москву на своем же Пе-2. Отказал движок. А летели на бреющем.
Был умный и веселый мужик.
Любил кошек.