Регент : Причуда.

ПРИЧУДА

Я не знаю, почему боюсь милиционеров.
Я честный, абсолютно законопослушный гражданин. Я работаю всю жизнь на одном месте, работаю аккуратно, зарплата у меня, правда, небольшая, но меня устраивает, я ведь живу один, к чему мне лишние деньги? Я приветлив с коллегами, уважителен с руководством. Карьеру делать не стремлюсь, а то у меня, наверное, были бы неплохие шансы. Бухгалтерия вычитает из моей зарплаты все положенные отчисления, а в ведомости я расписываюсь именно за те деньги, которые получаю на руки. У меня нет вредных привычек. Я никогда не курил, пью только бокал шампанского на Новый год, когда езжу в гости к родителям, о наркотиках знаю только из газет и телепередач.

И все-таки я боюсь милиционеров. Каждый раз, когда прохожу мимо человека в форме, у меня в груди что-то сжимается и появляется неприятный холодок.

Я не делал ничего дурного в жизни. Единственное, что я могу вспомнить, это как, учась еще в пятом классе, взял без спросу из маминого кошелька два рубля на конфеты. Потом я проплакал всю ночь, а утром все-таки признался маме и вернул сдачу - одиннадцать копеек. Мама тогда очень ругала меня, а отец после этого случая сказал, что никогда в жизни не сможет мне доверять.

Я не смотрел порнографических фильмов, у меня и видеомагнитофона-то нет, я его специально не покупаю, чтобы не было порочных соблазнов. Никогда в жизни не держал в руках никакого оружия, кроме маленького кухонного ножа. Я ведь не служил в армии, потому что у меня очень плохое зрение, врожденный порок сердца, плоскостопие и астма.

Я был женат несколько лет назад, но мы с женой прожили недолго, детей у нас не было, материально мы жили очень скромно, жене это не нравилось, она пыталась вынудить меня бросить мою работу и заняться чем-нибудь, приносящим большие доходы, тогда как раз появились первые кооперативы, ноя всегда отвечал ей, что государство не для того учило меня пять лет в институте, чтобы я торговал трусами на базаре, да в конце концов это мой долг перед страной. Жена всегда ругалась, но я был спокоен и уверен в своей правоте.

Я всегда ношу с собой паспорт, у меня его, правда, никто никогда не спрашивает, даже когда в городе прозвучали взрывы, и патрули проверяли чуть ли не всех подряд, меня не останавливали ни разу. В моем паспорте им, конечно, было бы неинтересно. Ведь я родился в том же городе, в котором живу, ни разу с 16-ти лет не менял прописку. Когда я поженился, мои родители вышли на пенсию и уехали жить в пригород, где у нас дом, доставшийся нам в наследство от бабушки. Но жену я (как чувствовал!) не стал прописывать в свою квартиру, потом, при разводе, она, думая, что у нее есть какие-то права даже обращалась к адвокату, но ничего у нее не вышло, я ведь такой человек – на чужое не зарюсь, но и свое не отдам.

Но почему же я все-таки боюсь этих патрулей на улице, даже зная, что у меня в порядке документы, да и то, что меня никогда за этим не остановят?

Я и участкового боюсь. Знали бы вы, как у меня сжимается сердце, когда я вижу из окна, как он входит в наш подъезд. Умом-то я понимаю, что он наверняка идет к условно-досрочно освобожденному соседу с седьмого этажа или к порочной женщине из одиннадцатой квартиры, где, весь дом это знает, самый настоящий притон. Умом понимаю, а сердце беспокоится.

Неужели все эти ненужные страхи, опасения, все эти волнения только из-за одной моей маленькой слабости, да нет, даже не слабости, так, причуды. Дело в том, что иногда по вечерам я люблю гулять в каком-нибудь городском парке, где темные аллейки, где сидят непристойные молодые люди, которые позволяют себе целоваться прямо на виду у гуляющих здесь детей. С каким бы удовольствием я, если бы был милиционером, арестовал этих непристойных парней и девиц и отправил бы в тюрьму, где им самое место. А вот детей я люблю. Особенно 5-7-летних девочек. И непременно, чтобы они были в гольфиках. Обычно я дожидаюсь, когда девочка останется одна, подруги куда-нибудь убегут на время. Тогда я подхожу к такой девочке и предлагаю ей конфету ( у меня ведь теперь всегда много конфет, я ведь сам зарабатываю и могу покупать их столько, сколько захочу ). Если она захочет еще конфету, то я предлагаю ей пойти со мной, в дальний уголок парка, где, как я говорю ей, этих конфет полно. Мы идем туда, и, если девочка окажется хорошей, то мы играем с ней в разные игры. А если девочка оказывается плохой, начинает кричать, звать на помощь, то я говорю ей: «Какая же ты бесстыдница! Конфету съела, а играть со мной не хочешь! Придется тебя наказать.» После этого я вытаскиваю шнурки из ботинок, накидываю ей на шейку и сдавливаю, пока она не замолчит. А играть приходится уже с трупиком.

И все. И это все, что я делаю не совсем хорошего в жизни ( я ведь не дурак и понимаю, что это не совсем хорошо ).
Так неужели из-за этого пустяка, из-за этой маленькой причуды, я должен бояться людей в милицейской форме?

Я ведь очень положительный во всем человек. Я всегда помогаю нашей уборщице тете Кате выносить мусор, всегда показываю пассажирам проездной билет, когда сажусь в автобус, никогда не включаю громко телевизор по вечерам, даже когда передают мою любимую программу «Что? Где? Когда?», хожу на все выборы, даже советников районного собрания и всегда голосую за тех, за кого надо.