: Майор Темляков

С самого первого дня моя настоящая офицерская служба, едва начавшись, не пошла. Захлебнулась на взлете, свалилась безжизненным шлепком как подстреленная неопытная болотная птица. Отгоняя от вспотевшей шеи мелкие взводы атакующего комарья, я стоял на пороге оазиса цивилизации, вперив свой взгляд в КПП. Напротив меня, сделав крутой «зигзаг Шумахера», со скрипом, отдавшимся эхом в окутавшем все вокруг густом лесу, лихо остановился УАЗик. Из него бодро выпрыгнуло большое грузное тело в камуфляже с крупнозвездочными погонами и, упруго выгибая кривые ножки, обтянутые снизу черной свиной кожей, решительно направилось ко мне. И я сразу понял для себя, что это мой командир – мой первый в жизни настоящий командир, мой второй папа и вторая мама, который будет учить меня жизни и премудрости военной, и еще черт-те чему.
Тыкнув в мою сторону толстым засаленным пальцем, он, зло сверкнув глазками-бусинками, исторгнул:
- Кто таков? – А я онемел и едва не выпустил из рук свои четыре, набитые скарбом походным, грязные пыльные сумки. Нужно было что-то отвечать, но мой мозг подкинул в мое сознание какую-то дребедень. И я силился и не мог вспомнить, где я видел эти глазки-бусинки? А-а-а-а… я видел их, они смотрели на меня в упор с укором, болтаясь вместе с пастью щуки на крючке спиннинга.
Командир зыркнул в протянутые мной бумажки, и кратко изрек:
- Даю десять минут.
О господи, на что десять минут?! В немом вопросе застыла моя стриженная физиономия.
- Что Вы стоите как беременная мандавошка, сопли распузырив? Десять минут – и Вы стоите в парадной форме одежды на плацу. Бегом! - он запрыгнул в УАЗик, и, обдав меня на старте клубами пыли, укатил.
Ну а я, получив команду, решительно двинулся ее выполнять: в сопровождении солдата с КПП срочно искать ближайшую бытовку с работающим утюгом – надо ж переоблачаться в маскарадный костюмчик с золотыми нашивками.
Спустя десять минут я ощущал себя героем дня. Липкий пот тек на лоб, заливая глаза, из-под козырька фуражки, накаленного августовским солнцем. Белая рубашка под кителем прилипла к спине сплошным мокрым пятном. В этом наряде с золотыми погонами я чувствовал себя клоуном. На меня в упор, как на вождя племени аборигенов, смотрели сотни усталых выжженных службой глаз. Пыльная зеленая масса в замасленных камуфляжах. Что-то лагерное ощущалось в атмосфере, окутавшей необъятный плац, как будто кто-то давил сверху на людей, прижимая их к земле, заставляя их втягивать плечи в куски прорезиненной ткани. Меня представили и водворили в строй. Внедрили, я бы сказал. И я вообразил, как антитела организма обволакивают и поглощают чужеродное тело, делая его своим, родным.
Все вокруг происходило как-то само собой – вокруг меня суетились люди, как марионетки, звучали команды, слышались крики, зеленая стройная масса превратилась в броуновское движение. Люди-муравьи спешили кто куда, подгоняемые начальниками, а начальников подгоняли их еще более важные и грозные начальники. А я не знал, что мне делать, куда идти – мне никто не объяснил. Я не осмеливался нарушить кем-то заведенный порядок. Мимо меня протопал здоровый детина капитан, повернулся ко мне, и почему то изрек:
- Ну что, лейтенант – как служить собираешься? Жопу лизать, или с народом?
Я не понял этого вопроса, и потому промолчал. А его уже погнали к кучке тел, мявшихся неподалеку в кирзовых сапогах. Ежеминутно кто-то вываливался из этой кучки и прыгал на одной ноге, стянув кирзовый сапог. И были невооруженным взглядом видны портянки, сплошь почерневшие от налипшей мошки, изъедавшей кожу под сапогами.
И вот уже ко мне бежит запыленный солдатик со значком. Так, вызывают к командиру. И я бодрым шагом двинулся в штаб.
Следующие десять минут я посвятил пребыванию в сердце бригады – комбриговском кабинете. Эти десять минут решили ход моей службы. Без лишних прелюдий, комбриг, чем–то напоминавший мне старого огромного жирного зубра, потирая пухлые лапы, прохрипел:
- Лейтенант, предупреждаю сразу. С этого дня будешь работать под меня. – Многозначительная и не совсем понятная фраза, трактовать которую можно довольно-таки двусмысленно.
- Ты понял меня, ин-тел-ли-ген-тишка в погонах? – продублировал он фразу. И я честно ответил:
- Нет, я Вас не понял.
- Ну что, сука рафинированная, тебе не ясно?! – взорвался комбриг. Круглый его животище, обтянутый новым четырехцветным натовским камуфляжем и увенчанный золотой бляхой, содрогался при каждом выпале слюней. – Будешь делать, что я сказал, и так, как я сказал. Это называется – служба! Всему Вас, сосунков училищных, учить надо! Брюхом будешь рыть. Потому что здесь! - при этих словах он сделал широкий обводящий жест рукой, как при осмотре владений, - Войска! И я – твой хозяин. Здесь ты, кроме меня – никому не нужен, птенчик.
- На! – Кинул он мне со стола здоровенную папку с тесемками, набитую пожелтевшими бумагами. – Это – акты на списание пропавшего имущества бригады. Через полчаса на всех актах – твоя роспись. Как это там у Вас называется… правовая экспертиза. Хе-хе. Новое требование командующего - без твоей мазилки, юристишко, не принимает командарм акты к подписанию.
А я стоял, в обнимку с папкой. Я ловко поймал ее и теперь держал, как сокровище. Напоследок мой комбриг бросил мне последний совет.
- Будешь тупить – заживо в болотах сгною. Женат?! – спросил он. Я кивнул. – Тем более. – Усмехнулся комбриг. - Вот и подумай, заинька, не только о себе. Поморщи лобик. Тут тебе не институт. Здесь потная повариха к сисе не прижмет. Ха-ха. Пшел вон. Выполнять!!! – И я выпорхнул из кабинета. Ну вот и познакомились. Хорошее начало. Правда, было в моем знакомстве и положительное зерно – после этой нашей с комбригом состоявшейся задушевной беседы мне выделили целый кабинет!
Да-а-а! Я вошел в полуразрушенную комнатенку. На меня радушно взирали разбитый стол и табуретка. Больше ничего не было. Однако ж, есть куда папку плюхнуть. И я погрузился в содержимое запущенной мне комбригом папки. Взору моему окрылись многочисленные акты на списание бригадного имущества. Списывалось горючее, какие-то прицепы, УАЗик (целый УАЗик!), ЗИПы, мебель, аккумуляторы, двигатели, насосы, конденсаторы, колеса, радиостанции, микросхемы, механизмы с непонятной аббревиатурой, и Бог весть еще какая дребедень! Каждая бумажка включала в себя не меньше двадцати наименований, а всего бумажек-то было - полная папка! И везде, везде, на каждом листочке, в графе «причина утраты» значилось – «похищено м-ром Темляковым В.А.» Или – «утрачено по вине м-ра Темлякова В.А.». Что за бред? Где этот негодяй и разгильдяй, мать его так-растак, сукин сын Темляков? Небось, сидит уже за растрату и расхищение государственного имущества! Вот такие у нас офицеры! Воровство в армии. Такие вот мысли сразу захлестнули мой столь категоричный доверчивый мозг. Воображение живо мне нарисовало эдакого разгильдяя в отребье камуфляжном, с пропитой физиономией. Таких сволочей надо гнать из войск, сажать. Да, хорош стереотипчик. Только внутренний голос трезво родил мысль, что надо бы поднять судебные документы о привлечении этого «орла» – как его там, Темлякова - к уголовной ответственности. Ага, наверняка они в строевой части – у кадровика. Надо туда.
В это время в полуразбитую, замацканную следами от сапог, скрипучую фанерную дверь постучали. Дверь открылась и в мой супер-кабинетец вошел высокий седой майор. Сесть ему было негде. Через некоторое время, присев на стул, добытый нами в соседней комнатушке, возле моего стола, майор объяснил цель визита:
- Трщ лейтенант, я… это… по поводу актов на списание… Ведь Вам передали их для работы…- голос его дрожал. Вообще странновато выглядел и держался этот человек. Потертый камуфляж, но на груди – две планки орденов мужества, и планка медали – боевой, явно не «песочной». Это я сразу отметил. Но более странным показался его взгляд – тусклый, и в глазах – как будто видна целая жизнь. Сидя перед моим побитым столом, он согбенно оперся грубой рукой о стул, втянул плечи. Это какая-то странная привычка в этой бригаде – так затравленно втягивать плечи.
- Вы ведь не знаете… - продолжал согбенный майор. – Майор Темляков мертв, он погиб в Чечне. Мы служили там с ним вместе. Он был начальником артиллерийской разведки. Его на рейде взяли чичи, и сожгли его заживо. Я ничего не смог тогда сделать. Артиллеристов, особенно разведку, боевики очень не любят.
Я молчал, опустив глаза. Что мог я сказать в ответ? Я никогда не был в Чечне. Я не видел как сжигали майора Темлякова. Тем временем седой майор продолжал.
- И еще, лейтенант, спасите хотя бы честь погибшего. Ведь он погиб гораздо раньше чем установлена пропажа бригадного имущества. Обратите внимание. И потом, Вовка Темляков никогда не был ответственным за ту матчасть, которая списывается. Вы здесь новый человек. Разберитесь, пожалуйста. Я Вас прошу. У меня есть документы. Когда Он начал списывать разворованную технику на погибших, я понял, что и до Вовки скоро дойдут. И я выдрал из строевой материалы административных расследований, акты инвентаризации – все они датированы. И нигде не указана фамилия Темлякова даже среди подозреваемых. В это время он уже был в Чечне.
- А уголовное дело… материалы – переданы в прокуратуру? – теперь-то я потихоньку начал понимать и слова того здоровенного капитана на плацу.
- Я не владею подробностями, но после того как Он побывал у прокурора – дело закрыли, или… как там у Вас правильно… прекратили. Материалы остались у Него.
Я слушал, слушал, а майор рассказывал мне про Темлякова. Когда из Чечни начали возвращаться первые побывавшие там и срубившие «боевые» барыши – в бедном, голодном, потерянном среди болот, забытом Богом военном городке начался ажиотаж. На фоне долгожданного достатка одних – другие выглядели еще более ущербно чем ранее. Автомобили, холодильники, стиральные машинки, мебель, телевизоры и магнитофоны – вся эта железная рухлядь, приобретенная «счатливчиками» в одночасье, сделала в мозгах одичавших людей переворот. Жены офицеров пинками выпихивали своих мужей на войну. Майор Темляков не хотел ехать в Чечню. Его жена, теперь уже вдова, поставила тогда условие – развод. Ей тоже захотелось обставиться новыми железками.
Еще целый час после разговора с этим майором я сидел и тупо смотрел в распятую на моем столе папку. Если честно, я не знал кому верить. После вызова дежурным по штабу, я стоял на паркете перед комбригом.
- Какого хрена ты опаздываешь, лейтенант?! – как обычно начал свою речь командир. Одной из его кличек была «Помещик Троекуров». Да. Такой и к медведю в клетку засандалит. – Ну да ладно. Акты подписал? Давай сюда.
Актов не было. Я не взял с собой злосчастную папку.
- Товарищ полковник. – пересохшим, без слюны, голосом, начал я. – я не подписал акты, потому что выяснил, что майор Темляков погиб.
Комбриг глянул на меня как петух на обеденного червяка. Он развалился, расправив живот, на кожаном кресле. Большие его брови угрожающе сползли к переносице. Губы его равнодушно исторгли:
- Ну так и что, что погиб? Мать твою! Да мне плевать что он погиб! Тем лучше. Какая разница?! – Комбриг сорвался в крик. Ну-ну, маленький, что это мы так кричим… за живое задели. Суем нос не туда куда надо… - Не твое соплячье дело, литеха! Подписывай, сука, и лишних вопросов не задавай. Подумаешь – погиб майоришко! – Комбриг уже не сидел вразвалочку, он исполнял передо мной танец дракона, собирающегося сожрать бабочку.
- Да мне! – с этими словами комбриг хлопнул себя ладонью по красному толстому загривку. – Списывать надо это барахло! Понимаешь?! Спи-сы-вать!
Шутка ли – двигатели, аккумуляторы с серебряными плитками, радиостанции с платами, содержащими драгметаллы – хорошее барахло. Комбриг долго еще орал на меня. А я вспоминал слова седого майора, и до меня дошло, что в его словах была правда. Я уже понял, что вот так можно и уволиться без зазрения совести. И меня эта мысль уже не пугала. Я знал, что теперь здесь меня ждет полуразваленный гнилой барак, а не новое офицерское общежитие; полное лишение всех надбавок, а не премии; набитая до отказа служебная карточка выговорешников и иных «огурцов», а не благодарности и поощрения; суточное неспанье по нарядам и проверка караулов по «бегунку», а не два выходных в неделю; вечные командировки, патрули, выезды старшим «на картошку», сопровождение арестованных солдат на гауптвахту, строительство генеральских дач, а не исполнение прямых должностных обязанностей.
На крыльце штаба я стоял и тупо улыбался. Акты я так и не подписал. Никогда. Я радовался солнцу, слепящему и греющему бока раззадорившимся москитам и комарам. Так начался первый день моей настоящей службы…

Ноябрь 2003