: Варенька, кровь и сперма моего сердца...

Текст посвящается Вареньке, крови и сперме моего сердца, колодцу моей свежесрубленной души

Он уволок ее за руку в парадную.
Ее глаза с сомнением смотрели из-под вязаной шапки, на которой намерзли тонкие листья льда.
Молча, он стал целовать ее лицо, щеки, но она ловко увернулась, подставляя губы.
Шубка ее распахнулась и вместо холодного меха теперь к его рубашке прижималась ее крупная, теплая грудь, потому что он одним движением оборвал все пуговицы с ее блузки.
Шапочка упала под ноги и волосы рассыпались по плечам.

Поедем в гостиницу, шепнул он ей, одновременно слегка укусив за ухо, я хочу, чтобы это было теперь.
Она отозвалась эхом: Теперь.
И поволокла его за руку вверх по лестнице.

Они были впервые в этом городе. И, уж конечно, никогда не были в этом районе. Она легко бежала по ступенькам вверх, он видел, как задники ее ботинок часто мелькают перед его глазами.

На четвертом этаже они зашли в квартиру, дверь которой была приоткрыта.
Ты абсолютно сумасшедшая, - радостно сказал он, а она швырнула в угол шубу.
Потом они боролись друг с другом и с одеждой, путаясь в собственных брюках, он сдирал с нее джинсы, слишком туго облеплявшие ее зад, и одновременно стаскивал ботинок, изо всех сил давя на него подошвой другого ботинка.

Так до конца и не раздевшись, они сцепились ногами и он вгрызался в нее, как будто впервые, а ведь это и был первый раз, запоздало сообразил он, уже затихая на ней, всхлипывающей тихонько, и рассматривал след от чьего-то свежего укуса у нее на плече.

Неужели это я ее? – тупо подумал.

В комнате зажгли свет.
И тут же погасили.
Из коридора донеслось приглушенное: «Сейчас Сергей Викторович придет, а Варька опять с ебарем.»
Затем тот же голос сказал уже нарочито громко: «Варя, мы тут вернулись в кухне перемерять под шкаф, Сергей Викторович сказал, что нам плитки не хватит. Он звонил только что снизу, из магазина. Так что вы там… Ну, чтоб вы знали».

Хорошо, сказала моя девушка, почему-то с волжским акцентом.
Я глухо заржал.
И впервые осознал, что назвал ее про себя вот так: «моя девушка».
И что перестал думать о себе в третьем лице.

Уже через секунду мы лихорадочно искали свои спутавшиеся и разлетевшиеся вещи и она, конечно же, оделась первой, а я никак не мог найти ботинки, поэтому схватил какие-то, с высокой шнуровкой и множеством потайных замков-молний и мы выбежали из квартиры.
Услышав поднимающийся лифт, мы пошли по лестнице на этаж выше.
Затем, вызвав другой лифт, поехали до верхнего этажа, в котором устроен был кинотеатр.

Вместо привычных кресел, весь зал ступенчато был выложен подушками вроде гимнастических матов, но в три раза толще и намного мягче.
Мы прыгнули на эти подушки, и я стал возиться с ботинками, постоянно опрокидываясь на спину, а она целовала меня и мешала натягивать проклятую обувь.
А потом она нагнулась ко мне и взяла в рот мой удивленно привставший член.
Еще какое-то время я что-то пытался делать с ботинками, а потом просто лег на спину и гладил ее волосы, крепче прижимая к себе ее лицо. Потом я застонал, а она облизнула губы, подхватила капельку с подбородка своим тонким пальцем, облизнула и его, и без улыбки, глядя как-то очень серьезно мне в глаза, сказала: «Вкусно…».

Я расхохотался, и мы лежали так на подушках, целуясь и потихоньку засыпая. Потом фильм кончился, и я справился, наконец, с идиотскими ботинками.

Теперь поедем в гостиницу, сказала она. Только купим по дороге чего-нибудь выпить. И погрызть. Ага? Мы спускались, обнявшись, почему-то по ступенькам, не вызывая лифта, и ее рука была у меня за поясом брюк, а я обнимал ее за талию и тоже держался за ремень ее джинсов.

Внизу, у подъезда, стоял высокий человек лет сорока и два раздутых парня с маленькими головами, видимо охрана.
Завидев нас, высокий опустил глаза.
Рассмотрел мои ботинки.
И сказал, обращаясь к моей девушке: «Так вот с кем ты ебешься.»
А тогда коротко, без замаха ударил ее в зубы.
Она покатилась в снег.

Затем он бросил мне: «Снимай ботинки».
Я успел вытащить заточенную отвертку из рюкзака.
Мне хватило времени на то, чтобы сунуть ее высокому под челюсть, слева, и увидеть, как из артерии хлынуло на снег.

Потом все стало как-то очень медленно.
Я стоял и глядел, как охранники грузят мою девушку на платформу открытого грузовика. Как забрасывают ее тело ветками и накрывают брезентом.
Я видел, как неуклюже садится на снег Сергей Викторович.
Как из пулевой дырки у меня в ноге, выше колена, на темных брюках расползается еще более темное пятно.
Как бледнеет и пропадает свет.

А потом ничего не стало.

Следователи приходили дважды, и несли какую-то чушь.
Один из них был в костюме зайчика.
Второй облизывал украденные мной ботинки Сергея Викторовича.
Входя в комнату, они кивали на стоящие в углу ботинки: Они?
Они, - отвечал зайчик.
Следователи лизали ботинки и спрашивали меня о том, сколько будет, если из шести вынуть пробку.

Я честно отвечал, что они сумасшедшие.

Варю я найти не пытался, потому что мою девушку звали по-другому, и в этом городе она никогда не бывала.
Говорят, ее сожгли где-то за бастионом, и на том месте выросла верба. Или ива. Я не разбираюсь в деревьях.

Сейчас я вышел из дому и стою, глядя на далекую опушку соснового леса.
Под ногами – мокрое месиво из снега и льда.
В руках у меня – тяжеленные ботинки Сергея Викторовича.

Ко мне подходят следователи, сегодня они оба в костюмах зайчиков – белого и черного.
Они? – спрашивает белый зайчик.
Они – кивает черный, глядя на ботинки.
Следуй за черным кроликом, - говорит белый заяц.
Черный кролик делает взмах крыльями и исчезает в розовой полоске инверсионного следа.
Белый целует ботинки и уходит прочь.

Я несу ботинки Сергея Викторовича к памятнику Сергею Викторовичу, поставленному на детской площадки и сваренному из «Ракеты».
На памятнике надпись: «Моей Вареньке».
Я ставлю ботинки в лужу и ухожу.

Кто такая эта Варенька?