Буцефал : Как гопник Державе пособил

Соавтор - Цуц-Цуц.
Посвящается Солжецу.

Урановый рудник № 567/А5 пользовался дурной славой. Несмотря на весьма неплохие условия по сравнению с многими другими рудниками (даже кормили дважды в день), смертность среди шахтеров была очень высока. Ежедневно, помимо умерших от лучевой болезни, цинги и истощения администрация недосчитывалась двух - трех узников. Заключенные каким-то таинственным образом исчезали, при том, что побег с "А пятого" был практически невозможен, да и до ближайшей воды было километров триста раскаленной пустыни. Как и на всех рудниках Империи, заключённые давно смирились со своей участью, изредка выражая недовольство своими специфическими песнями, но страдала выработка руды, как следствие падал наступательный и энергетический потенциал Империи. Ситуация требовала принятия срочных мер…

Двенадцатый год от установления Империи
Железная дорога Химки - Рудник № 567/А5

Коля "Корявый", двадцатилетний гопник из Химок, трясясь в душной теплушке с пятью десятками осужденных, прокручивал в памяти тот проклятый день.
Клетка. Зрители, безликая толпа, согнанная с ближайшего сквера.
Прокурор зачитывает обвинение. "Не возражаю", произносит судья и крутит "Барабан Судьбы". Барабан крутится все медленнее, вот стрелка проходит сектор с "На органы", очень-очень медленно (еще чуть-чуть!) проползает сектор "На кол", и наконец замирает напротив сектора "рудники", со значком радиационной опасности. Каких-то трех миллиметров не доползла стрелка для вожделенного сектора "амнистия"...
И вот Коля направляется на рудник, о котором ничего не знают и видавшие виды шахтеры. Потому что никто оттуда никогда не выходил, и в другие места оттуда никого не переводили. Коля усиленно делает вид, что ему страшно. Во всяком случае, так все должны думать. Потому что Коля знал - за гопничество никто не дал бы ему вращать Барабан, просто насадили бы на кол или запустили в небо живой ракетой - говорят, Император любил расправляться с гопниками именно так. Но судьба дала Корявому шанс - в тот день его вызвал из камеры на переговоры сам Прокурор, личный друг Императора...

Десятью часами ранее
Комната свиданий Химкинского гоп-барака

- Садись, Корявый. Закуришь?
- А чо, есть чо?
- Вижу, ты тут уже совсем освоился. Не отказываешься от вредных привычек. Твоя манера выражаться, как видишь, может убить гораздо надёжнее сигареты, хе-хе...
- Чо надо, начальник?
- Знаешь, что тебе грозит? Говорят, Император на радостях накупил воздушных шариков - украсить тебя перед взлётом. Надо же, последний гопник Химок! Динозавр! Да о тебе кино снимать надо, хе-хе! Или песни писать? "Гопник-шахтёр - мальчишка симпатичный!
Гопник-шахтёр, с тобой хочу гулять!" Хе-хе!
- Начальник, не гони. Чо нада?
- Чо нада? Чо нада, чо нада...я могу договориться, чтобы тебя отправили на рудники, но тебе придётся кое-что сделать во славу Короны. Как гопник ты не вызовешь подозрений. Короче, смотри: вот план рудника 567/А5. Здесь барак. Здесь нары. Здесь Картавый, он из люберецких евреев и держит масть в бараке, хе-хе...

Рудник № 567/А5, сутки спустя

Вновь прибывших выгнали из вагонов и построили в колонну. Колонна медленно поползла в сторону массивных чугунных ворот, на которых был закреплен кумачовый транспарант с лозунгом "Право на труд - священное право каждого!". Осужденным предстояло пройти пункт "Лево-право", и даже самые изнуренные доходяги из последних сил выпрямили плечи и придали себе бодрый вид. Пункт "Лево-право" представлял собой первичный медосмотр, где фельдшер на глаз определял пригодность прибывших к работам. "Пригодных" отправляли направо, а те несчастные, кого фельдшер определял "налево", сразу же попадали на бойню. Урановые шахты были хозрасчетными предприятиями, и в целях экономии адмистрация кормила шахтеров похлебкой из их менее удачливых "коллег".
Корявый не боялся медосмотра, он был крепкий парень. Маленький лоб, тяжелые надбровные дуги и квадратная челюсть давали понять любому фельдшеру, что этот тип создан как раз для тяжелого изнурительного труда.
Корявый, стараясь не обращать внимания на душераздирающие вопли "левых", еще раз прокрутил в голове задание Прокурора.
... - Картавого узнаешь сразу. Он в бараке один - еврей. Справа на груди наколот профиль Императора, хе-хе. Был плешивый, щас уже лысый, наверно. Очень быстро тараторит.
- Тарара... Чо?
- Быстро говорит. Коля, не зли меня, а то сам знаешь... День Космонавтики на носу, а Гагариных не хватает. Слоник, хе-хе... - Прокурор зловеще ухмыльнулся, и Корявый съежился, вспомнив первый привод к этому садисту.
- В общем так. Скажешь ему "Свободы нет". Отзыв - "И не будет". Если отзыв услышишь - делай, что он скажет.
- Слы, начальник, я честный урка, я под измену не пойду - занудел Колян.
- Коля, я тебя уговаривать три раза не буду. Фщщщщ-Бубуух! - изобразил пальцами фейрверк Прокурор.
Корявый угрюмо взял подписку и поставил в углу крестик...

Историческая справка

После объявления курса Имперского Джихада стране срочно понадобились энергоресурсы, чтобы реализовать более глобальный План Имперского Захвата. Добыча энергоресурсов - урана, плутония и прочих редкоземельных элементов, - была поручена тем, кого эпохальный указ № 14/А073 определил как "граждан второго сорта". Из всех конституционных прав за "вторым сортом" - расово неполноценными, творцами и поклонниками псевдоискусства, бандитами, проститутками и прочими - закреплялось только право на труд и баланду один раз в сутки. Лучше всего это выразил один придворный поэт:

- Что мы теперь будем делать? – Спускаться в забой.
- Прямо в забой, полагаете вы? - Полагаю.
Я ведь давно в этой шахте руду добываю;
Труд наш почётен, хотя и весьма непростой.

- Что же теперь с нами будет? - А будет война.
- Будет война, вы считаете? - Да, я считаю.
Я ведь давно строевые уставы читаю,
И утверждаю, что необходима она.

- Что же мы в шахте добудем? – Уран и свинец.
- Именно так, вы уверены? - Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
Будто Америке скоро наступит конец!

Вторая порция баланды на шахте № 567/А5 была призовая, за особые условия работы. Номинально существовал, конечно, Барабан Судьбы, но на практике использовался он только в телешоу. "Сортировку человеческих отбросов нельзя доверять случаю постоянно, но даже у отбросов нельзя отнимать надежду", - эти слова из программной речи Императора учили все школьники Империи. Что же касается "Граждан третьего сорта", к которым принадлежали гопники, извращенцы всех мастей, и демократы, то из всех прав им гарантировалось только право на кол.

После прибытия. Главный барак шахты № 567/А5

- Значит, говогишь, гопник...- хитрый прищур жидовских глазёнок так и сверлил Корявого. Было видно, что Картавый изо всех сил старается говорить помедленнее. - И много вас там ещё, гопников?
- Да я последний был, в натуре, - Картавый изо всех сил старался не показать, что очкует, - остальных положили при задержании. Прокурор ещё сильно ругался, не хватит, говорит, теперь гопоты на многоступенчатую ракету...
- А одного тебя, значит, гешили не запускать? Некошегно им было?
- Ну, типа того.
- Зачем ви тгавите, молодой человек? Ви таки думаете, что Кагтавый идиот?
- Ну...эээ....-мозг гопника работал изо всех сил, со скоростью три операции в минуту, - Мне прокурор типа так и сказал. На свободе, говорит, хотел остаться? У нас в Империи для таких как ты СВОБОДЫ НЕТ!
- Юноша, скажу вам, что свободы таки и не будет, это я вам говогю - снял у Коляна камень с души Картавый - а я, на секундочку, не мемзег-шлимазл, а Богя - олигагх, мне ли не знать. Шо же, пгокугог никого таки посмышленее не нашел?
- Да был там один право... эээ... Адвокат, короче. Шнырь такой, мля, прям в суде пальцы гнул, что, типа, пидоры тоже люди.
- И шо же ему стало? - Картавый заинтересовался. Педерастия, равно как и признание ее носителя за человека, была признана одним из тягчайших преступлений против Империи, и самым мягким наказанием за нее был Неструганый кол.
- Да повезло гаду, в суде Ухорез был, так он его, шныря, без всякого приговора амнистировал, прямо в затылок. Он же, Ухорез, с Прокурором корешится, беспредельщики, ёпт, дружки Самого.

"Первоапрельской амнистией", а потом и просто "амнистией", в народе называли расстрел, после всенародно любимой первоапрельской шутки Императора. Император однажды выгнал всех участников "Хлева-3,14" во главе с Кобылой из навозной ямы, где те были обречены заживо гнить до конца своих дней, объявил им амнистию, и тут же собственноручно расстрелял всех из пулемета. "Амнистия" считалась самым мягким наказанием, и Колян, вспомнив отца - алкоголика, "амнистированного" за пение песен Тимати, блаженно закатил глаза.
- Да, Ухогез добгый мужик, шоб он был здогов. Ну шо же, малец, ты пока поди поспи, покушай с догожки, да вечегком за дело с тобой потгем. Дело, малый, сегьезное. Если выгогит, то нам дадут минимум амнистию, или я не Кагтавый. А то и волю снова увидишь.
А похлебка сегодня навагистая будет, даже с мясом, если повезет. Не каждый день завоз бывает, хе-хе-хе...
Корявый взял из окошка столовой поднос, сел на шконку и стал, обжигаясь, прихлебывать баланду, которая очень напоминала куриный бульон. "Откуда тут куры?" - задумался Корявый. Он-то считал, что доходяг - "леваков" отправили в лазарет. Впрочем, варево было вкусное, и Коля не напрягался. Гопникам и вообще-то не свойственны размышления и напряги.

Дохлебав баланду, колин организм счёл биологические задачи выполненными и провалился в тихий спокойный сон.

Барак шахты 567/А5
5 часов спустя

-Вставай, братан! В забой пора! - тщедушный шнырь тряс Корявого за плечо. - Норма в этом месяце ещё и наполовину не выполнена, вся надежда на вас, на пополнение! Иначе всех на органы!
Колян не очень понимал спросонья, чего от него добиваются, но тупо оделся и поплёлся на выход. "Хорошо, ёпт, что есть кому решать, что мне делать, ёпт", - подумал он. Народу в шахте тем временем прибывало, раздавали инвентарь - заступы, кирки, носилки для переноски руды; явившимся на пересменок первыми достались комплекты противорадиационной защиты из толстой резины. Надсмотрщик в массивном свинцовом скафандре, получивший три года привелегированной ссылки за неосторожное высказывание о литературных способностях Ухореза (говорят, тот очень любит писать под псевдонимом шахтёрские стихи, чтобы на шахтах работа шла бойчее), следил, чтобы никто не отлынивал от работы. Работавшая в ночь смена сдавала инвентарь и направлялась в душ, вновь прибывшие шумно делили инструмент - короче, жизнь била ключом. Коле досталась массивная кувалда с гравировкой на рукояти: "О зохен вей! Когда б мы знали, к чему на шахте сей еврей, то мы б евреев не рожали, мы не плодили бы детей! К чему плодиться, размножаться? Вся наша жизнь...Ведь пуст итог! Нам всем случалось ошибаться, и не устану признаваться; и я ошибся, что не сдох!". Кувалда была тяжёлая, и даже просто поднять её Коле было непросто.
Неожиданно во всеобщей кутерьме образовался какой-то островок упорядоченности. Корявый пригляделся и увидел в центре островка Картавого с размозженной головой. "Оттараторился, ёпт - подумалось гопнику. - Как же я теперь выйду нах на след?". Коле сразу стало тоскливо, вряд ли теперь найдётся кому замолвить за него слово. Даже бодрая песенка, звучавшая из репродуктора, уже не радовала его:
Нас шахта встречает прохладой,
Сияньем встречает уран,
И снова работе мы рады,
Любой первыполним план!

Колян, волоча за собой тяжеленную кувалду, подошел к трупу Картавого.
- Слы, за что его? - спросил он у пожилого коренастого негра в наколках.
- Аллах велик, Аллах знает, за что - ответил негр, сверкнув золотым зубом.
- Слы, а кто это, Аллах, а?
Негр посмотрел на Коляна так, что тот попятился.
- А Корявый - кто тебе? - спросил негр.
- Аааа, да это, того... Кореш, в Бутырке в одной камере кочумали! - нелепо соврал Корявый. Негра, как ни странно, устроил такой ответ.
Оценивающе посмотрев на Коляна своими маленькими, напоминающими кабаньи, глазами, негр сказал:
- Меня держись, фраерок. Здесь одному нельзя. Вчера вон трое от бригад отбились, и пропали. Синагога забрал. - Негр направился в дальнюю штольню.
- Слы, а Синагога, эт чо, эт куда азерботы ходят же, не? Слы? Это чо, типа погоняло, да? - Колян, волоча кувалду, заглядывал негру в глаза.
Звонкий подзатыльник чуть не сбил Корявого с ног.
- Варежку закрой, фраер. Здесь тебе не Три вокзала. Потом поговорим.
Надвинув на лицо старенький потертый респиратор, Колян наконец вспомнил, где он видел этого негра. Ведь это же он покорил сердце пятилетнего будущего гопника, отгрызая противникам уши в телевизоре.
- Тайсон... - благоговейно прошептал Корявый.
Негр едва заметно вздрогнул и как будто съежился.

Они шли все дальше в глубь штольни, и Колян с трудом разбирал дорогу в тусклом свете двадцативаттных лампочек, висящих под потолком с промежутками метров в пятьдесят. Вскоре, однако, стало как будто светлее... Они достигли места выработки руды. Свет создавался рудой, казалось, воздух насквозь пропитан голубовато-жёлтым, каким-то неживым светом, и Коля не сразу заметил, что никто не смотрит на эту красоту - хватит, насмотрелись! - а все работают, и Тайсон уже примеривается отвесить ему хорошего пинка для ускорения. "Ещё ухо откусит, ёпт" - решил гопник и принялся дробить на части огромный самородок руды. Работа продвигалась плохо, поскольку кувалда - инструмент, мало подходящий для дробления, да ещё потому, что ворочал ей Корявый еле-еле. Многое пришлось в тот день узнать Коляну, и почему носилки - привелигированный инструмент, и каково это, когда тебя избивают четверо за то, что ты медленно машешь кувалдой и тормозишь план выработки, и из чего делается баланда, и почему ему, Коляну, положена сегодня всего одна порция, да и то лишь потому, что понравился он Михе.
Тайсон, которого все тут звали запросто Михой, интереса к новичку не проявлял, и когда его били - не вмешивался, но Корявый звериным чутьём то и дело чувствовал на спине его взгляд. Взгляд хищника.
В два часа ночи шахтеров согнали в барак, на ежесуточный четырехчасовой отдых. Корявый, охая и кряхтя, заполз на нары и тут же заснул.
Миха же не спал. Сидя у буржуйки, он смолил одну за одной дрянные папиросы "Братья Кличко" и вспоминал былое. Он ведь был в общей теме с покойным Картавым, и никак не мог понять, кто и за что разделался со старым евреем.

...Они познакомились несколько лет назад, на Площади трех вокзалов. Тайсон, по счастливой случайности, во время "Атлантидизации" США был на гастролях за рубежом, а Картавый, довольно быстро прочухав, что то же самое ждет и заносчивую Англию, свалил из Лондона на материк буквально за полчаса до того, как она ушла под воду. В результате Великой Национализации и Экспроприации, проведенной Императором, и тот и другой в одночасье стали нищими. Нищета и нужда в конце концов привела их на Комсомольскую Площадь. Тайсон промышлял банальным гоп-стопом и вымогательством, а Картавый - побирался и изредка шарил по карманам. На первом же совместном деле, попытке развести одинокого тщедушного гражданина в гигантской вязаной шапке, их ждал жестокий провал. Этим гражданином оказался сам Прокурор, впрочем, он тогда был всего лишь Старшим Следователем.
После трех дней "чебурашки", "ласточки" и "слоника" Прокурору не составило ни малейшего труда "вербануть" двух престарелых пассажиров, а две галочки в графе "агентура" были не лишними.
Миха и Картавый имели все шансы спокойно дожить свой век в относительном тепле и при еде, и серьез расчитывали, что о них просто забудут. Так бы оно и случилось, но "А-пятой" в силу некоторых причин заинтересовался Сам...

Даже учитывая существующие меры расхода человеческого материала, смертность на руднике оставалась самой высокой по материку, причём трупы далеко не всегда удавалось найти. Грешили на шахтёров, привыкших к человечине, но очередным пропавшим стал известный в прошлом певец, демонстративный гей и дитя порока. Тут уже стало ясно, что гурмания ни при чём: в бараке у певца было отдельное место у параши, продырявленная ложка и именная тарелка, даже дотронуться до него было западло, не говоря уже об употреблении в пищу его жилистого пожилого тела. Очевидно, причина исчезновения людей была внешней, не связанной с персоналом. Но лучшие информаторы, Миха и Картавый, всегда готовые заложить товарища за лишний кусок мяса в баланде, не знали ничего. И ничего не удалось выяснить новому информатору, Корявому, хотя Прокурор весьма рассчитывал на эффект "взгляда со стороны". Картавый вообще очень быстро стал в бараке своим, добился перевода на носилки, пользовался расположением Тайсона (негласным, чтобы никто не заподозрил их связи), выбил себе нижний этаж нар и пришёл к выводу, что жить, ёпт, можно и на рудниках, а что всё тело чешется и выпадают волосы - так это душ надо чаще принимать и смириться с приближающейся старостью. Конечно, счёт дням гопник потерял в первую же неделю, и теперь ему казалось, что он провёл на шахте годы, на самом же деле прошёл от силы месяц. Расово неполноценные в этом отношении сильно выигрывают, поскольку их чёрная кожа привычнее к ультрафиолету и радиации. Именно поэтому на всех шахтах именно негры составляют большинство и диктуют условия остальным, и вся шахтёрская субкультура, так называпемый "Блюз урановых рудников", или попросту БУР - это как правило негритянские перепевки когда-то слышанных ими песен, полные любви, тоски и жалости к самим себе. Среди коллекционеров записи БУР пользуются бешеным спросом, тем более что власти и лично Император поощряют интерес к теме - никто из прослушавших на свободе "Нужно уран добыть" или "Как вы шахту назовёте" законов не нарушал, опасаясь оказаться в том мире, что описывался в этих песнях. Лучшей агитации и придумать было нельзя.

Ухорез и Прокурор, как обычно, вошли в кабинет Императора без стука.
- Ну что, выпьем? - Ухорез поставил на стол пластмассовую бутылочку какого-то мутного напитка - Только что соорудил, предмет моей особой гордости. Коктейль "Пламя крематория", эффект потрясающий! – Ухорез гордился своим умением делать напитки, сбивающие с ног любого, и считал, что это гораздо важнее, чем обеспечивание безопасности во всей Империи. Впрочем, он ни разу не ошибся ни в том, что касалось безопасности, ни в том, что касалось напитков. Критика Ухореза на летучках сводилась к критике его литературной деятельности, да и то его чаще хвалили за удачные хиты, потому как его критиковать себе дороже было.
- Хе-хе, даваайте! - Прокурор по старой привычке гнусаво передразнил еще не пришедшего в себя после вчерашнего Судью, который, обняв тазик, спал на диване в приемной.
- Мля, я же за рулем! - возмутился Император, затем опомнился - хотя я же Император... Мне можно. - решился он.
Ухорез налил по стопке, Император нажал на одну из множества кнопочек, и юные грудастые девушки принесли несколько блюд с разнообразной закусью.
- Так, ребята, я щас за дело скажу, а потом уже будем пить - сказал Император, - а то ведь нажрусь и забуду все. В общем, на "А-пятой" на триста процентов уровень выроботки упал. А на других рудниках слушок прошел, и негры ропщут. На "А-пятой" у нас...
- Три, хе-хе! - подсказал Прокурор.
- Да, три осведомителя. Толку с них немного, во всех донесениях упоминается только какая-то "Синагога" - Император поморщился, - и никто толком не знает, кто или что это.
Ну вы поняли, да, что нужно принять меры? Наливай - обратился он к Ухорезу.
- Принять меееры, хе-хе-хе, - заулыбался Прокурор.
- Ну, поехали! - сказал Ухорез, и все трое выпили.
- Именем Высшего Имперского Судааа! - сонно донеслось из приемной.

...Вспышки непривычного, багрянокрасного цвета, происходившие в шахте и видимые невооружённым глазом, нисколько не занимали Корявого. Слово "Синагога", слышанное им от Михи всего только раз, оказалось слишком длинным и сложным, чтобы занять в гопской голове подобающее место, и оно вылетело наружу. Да и сам Тайсон знал не так уж много - ну, шептались, что евреи по ночам проводят в шахте какие-то каббалистические ритуалы, призывая неведомо кого, чертят звёзды прямо на казённой руде, приносят человеческие жертвы; но евреи ведь слишком хитры, чтобы подставиться прямо, и всё, что можно им противопоставить - шахтёрские легенды да пустая болтовня за вечерней баландой. "Синагога" - шептались в забое; при этом никто не знал ни что такое синагога, ни кого евреи пытаются призвать, ни даже как они ухитряются выбираться ночами из охраняемого барака. А вот вспышки видели все - и не придавали им значения, потому что у людей, с которых заживо слазит кожа, у которых течёт слизь из носа и ушей и отваливаются некоторые части тела, есть дела поважнее, чем любоваться природными аномалиями.
Корявому повезло. Самые страшные последствия лучёвки пока обходили его стороной. Едва ли он сам понимал масштаб своей удачи, но окружающие шептались: "Везунчик...на жертву пойдёт". Надо сказать, что согласно учению Каббалы, только настоящий человек годится на жертву, все пропавшие так же, как и Корявый, были от природы устойчивы к радиации.
Смена близилась к концу. Корявый, которому к тому времени с подачи Михи выдали отдельную тележку для руды, катил ценный груз к подъемнику. В тот день бригада работала в одном из дальних глухих забоев, и до подъемника Корявому приходилось в одиночку шкандыбать по темным штольням не меньше пары километров в один конец. Когда спина Корявого, катившего тележку с рудой, растворилась во мраке штольни, молоденький еврейчик Шлема, пару дней назад переведенный в бригаду, незаметно потрогал ермолку на голове, и как будто кашлянул в кончик пейса. Ему казалось, что он сделал это незаметно, но от глаз бдительного Михи не могло ускользнуть ничто...
Корявый слишком поздно услышал легкие, почти невесомые шаги. Он даже не успел повернуть голову, когда мощный удар в затылок сбил его с ног. В глазах потемнело, Корявый выронил ручки тележки и упал лицом в тускло светящуюся руду. Четыре темные фигуры, закутанные в темные одеяния, отделились от стен, словно вышли прямо из них, подхватили бесчувственное тело гопника и бесшумно понесли куда-то в глубь бокового туннеля.

...Миха вложил в удар слишком много силы. Шлема практически ничего не мог сказать, ведь со сломанной челюстью не особенно поговоришь. Тем не менее боль сразу же сломала его. Заливаясь слезами и кровью, Шлема мычанием и жестами умолял не больше не бить его, и уверял, что все расскажет. Тайсон сорвал ермолку с накладными пейсами с лысой головы Шлемы и рассмотрел. В глубине искусственных кучерявых волос был замаскирован, как и следовало ожидать, маленький передатчик. Тоненький медный шнур, покрашенный черной краской, был спрятан в пейсах и выполнял функции антенны. Там же был и небольшой микрофон. Тайсон взвалил стонущего Шлему на плечо, схватил "гарнитуру" и со всех ног помчался к подъемнику.

Он успел как раз вовремя, Корявого уже засовывали в мешок четверо хасидствующих молодчиков. Да хоть бы и двадцать! Тело старого спортсмена хорошо знало, что нужно делать. Несомненно, сам Император, окажись он здесь, мог бы порадоваться тому, как один расово неполноценный бьёт других, не привлекая к работе граждан первого сорта. В горячке боя негр всё-таки успел подать условный сигнал, и через минуту туннели были заполнены ссыльными, давно ожидавшими возможности поквитаться с евреями за террор и жертвы. Теперь их вина была доказана, и приговор приводился в исполнение немедленно. Отлетали в сторону оторванные пейсы, прыгали по земле ермолки, слышалась санскритская, негритянская и русская брань. Мгновенно стёрты были шестиконечные звёзды, разбита аппаратура, производившая таинственные вспышки (в целях устрашения, поскольку, как выяснилось, вызвать евреям так никого и не удалось).
Корявый ничего этого не видел. Он валялся у подъёмника без сознания, и на лице его была улыбка. Корявый был очень доволен, что ему удалось откосить от работы.

12 часов спустя.
Резиденция Императора.

Император был доволен. Это было заметно каждому, кто знал его близко. Угроза срыва добычи урана была ликвидирована, виновные жёстко наказаны. И двое героев, которым страна была уже кое-чем обязана, стояли теперь перед ним и Прокурором.

- А вы молодцы, хе-хе. - несмотря на своё любимое междометие, Прокурор был как всегда серьёзен. - Большое дело сделали. Награда не заставит себя ждать, страна помнит своих героев.
- Согласен. Сейчас наградим, да допьём "Пламя крематория". Вот ведь Ухорез молодец, и за порядком успевает следить, и коктейли смешивать, и наливки делать! - добродушия Императора, казалось, ничто не могло нарушить.

До того момента не видимые, из ниши вышли Ухорез и Судья.

- Судья, не спи! Читай, хе-хе...

- Во славу Империи, принимая во внимание особые обстоятельства дела, а также услуги, оказанные осужденными Империи, суд счёл возможным пересмотреть приговоры по личным делам Коляна Корявого, гопника из Химок, и Михаила Тайсона, расово неполноценного американского происхождения. Ранее действующий приговор заменяется на Амнистию. Именем Высшего Имперского Суда амнистия вступает в силу немедленно и не подлежит обжалованию.

Глядя на мигом просветлевшие лица осужденных, Ухорез достал из кобуры именной "Стечкин".
И грянул гром. Дважды.

Эпилог. Меж миров.

Яхве был в ярости. Плюнув пережеванным цимесом в мерзкую харю Иуды, он пинками прогнал слугу из кабинета, и молча уставился в окно. Унылый каменистый пейзаж Ада опротивел Яхве до тошноты. Нет, ну какая сволочь этот Император! Кто он, в конце концов, такой, этот жалкий смертный, в одночасье разрушивший работу двух тысяч лет! И великий Культ Золотого Тельца, предмет особой гордости Яхве, разрушен! Растоптан в пыль! И даже на минутку не удалось вдохнуть воздух Мира Смертных, не удалось выпить даже капли такой желанной крови гоя! Сволочь! Сволочь! Сволочь...
Ну ничего. Протоколы Сионских Мудрецов он еще не нашел, паскуда. И вряд ли найдет. Они слишком хорошо спрятаны. Подождем.
Яхве слегка успокоился, окинул взглядом обширную книжную полку со своими творениями - "Талмуд", "Капитал", "Как завести друзей...", "Демократия = политкорректность", "Дианетика"...
Мда. Что бы еще придумать?..