Дикс : Орган

Хуёво, скажу я вам, проходили сорокапятиминутные уроки в 165-ой школе, а перемены и того хуже. Однажды Науму даже приспичило поссать.
Как приличный кобальтовый мальчик, он дождался перемены, закинул фиолетовый ранец за плечо и козлом горным поскакал на второй этаж в туалет. Приоткрыв дверь - осторожно заглянул внутрь: среди клуб дыма отчетливо прорисовывались очертания пяти гопников. Стало быть вариант культурного посещения туалета отпадал. Оставалось предаться животным инстинктам и следовать ссать на улицу, благо на дворе стояла весна, снега уже нигде не было и лишь редкие лужи источая пар, умирали посреди дороги под нещадными лучами солнца.
Седой пересёк спортплощадку, ловко перепрыгнул через измазанный солидолом забор (чтобы не лазали всякие уебаны - как говорил физрук) и, не менее ловко, уебался вниз головой в мусорку, вырвав её с корнем из земли и скатившись с откоса. У самого подножья ему свезло наскочить на пробитый бензобак жопой, подлететь и с хрустом расквасить нос о шлакоблок.

Наум лежал головой у гавна и смотрел вверх. Всё тело нестерпимо ныло.
По ярко-синему небу бежали беззаботные белые облачка, сверкало солнышко и в роще неподалёку щебетали вароны.
"ну что ж, пора подниматься" - сказал седой сам себе и потихоньку приподнялся, упершись руками в скользкую землю.
Сев на жопу, попытался пощупать руками ранец - к его великому огорчению за спиной кроме лямок и пояса от банного халата нихуя не было.
Скинув чужой пояс и теперь уже ненужные лямки, Толян побрёл вверх по откосу, внимательно вглядываясь через грязные очки в заросший травой мусор. Наконец ранец был найден. Но в нём красовалась здоровая дыра, вырванная лямками, а внутрь уже успел кто-то насрать.
-Досадно! - огорченно булькнул Наум и посмотрел на солнце.
Зачем он туда посмотрел, даже ему было непонятно, но тем не менее он звонко чихнул, очки слетели, под ногами сломалась какая-то гнилая, утыканная гвоздями доска и он снова с грохотом и хохотом, повизгивая на каждой кочке, покатился вниз.

На этот раз скатиться получилось ещё дальше, а еблет расквасить об банку с засохшим лаком - ещё удачнее. Пролежав без движения минут пятнадцать, Толян подумал о семье и о том, что перемена очевидно уже давно закончилась. И сейчас наверняка вовсю идёт урок по географии, на котором ему должны были вернуть с проверки тетрадку.
Смутная надежда увидеть там оценку за контрольную таки грела его душу, несмотря на то, что после последней проверки он недосчитался в тетрадке листов, а обложка оказалась измазана в гавне. И вообще нашёл он её в туалете.
Кряхтя и постанывая, Толян снова поднялся. Восстал бля как феникс из пепла!
Отыскав очки и оттерев их от жёлтой краски, в которую они упали, он напялил окуляры и огляделся: местность была явно незнакомой. Неподалёку виднелась берёзовая роща, со всех сторон его окружали поля, усыпанные мусором, а вот школа нихуя не проглядывалась.
Он даже не мог понять, с какой стороны он прикатился на эту помойку.
По масштабам, запаху и широте ассортимента она напоминала Городуху - ту самую здоровую помойку, на которую он всегда ходил с пацанами искать сломанные игрушки. Однажды они даже нашли там кучу мёртвых детей с вырезанными органами и потом Толяну всю ночь снились отрывки из "Приключений электроника". Но это мелочи.

Так и не придумав куда пойти, седой обратил свой взор на рощу. Там что-то гудело.
"что за неожиданности" буркнул он и спотыкаясь на кучах банок и битых бутылок, поковылял в сторону источника звука.

В рощице было чутка почище. Разве что пустой трёхлитровый пластик из-под пива плотным слоем покрывал всю землю среди берёз, а так вполне себе ничего. Ничего хорошего.
"но пикничок тут можно было бы забабахать, если бы неподалёку не горела резина" - отметил про себя Наум, стирая с прыщавого лба жирную чёрную копоть.
По мере продвижения, клубы дыма становились всё гуще - начинало разъедать глаза и душить кашлем. К тому же теперь уже точно можно было понять что здесь - в этой засранной ебучей помойке играл орган! (с ударением на букву А, для особо одарённых уникумов-эректикумов)

Дорожка среди бутылок петляла всё извилистей и наконец Толян, уже почти отключаясь от нестерпимой вони, вывалился на полянку.
Упав на колени, он проблевался и принялся глубоко вдыхать свежий воздух - копоть на поляну не долетала.
Его взору предстал здоровый, с доменную печь, орган, с множеством труб, семью клавиатурами и бомжом-гидроцефалом к качестве органиста.
Бомжара сидел на крутящемся стульчике в длинном фраке и высоком чёрном цилиндре, полы фрака болтались в куче мышиного говна, глаза бомжа были крепко зажмурены и играл он проникновенно и чувственно..

Даже несмотря на то, что жуткий вой расстроенного органа вызывал тошноту, Наум таки проникся тонкостью ручья мелодий, позитивностью духовного ветра, проникающего в мозг через все естественные дырки его организма и не выдержав обилия позитивных эмоций - заплакал.

Так они и сидели примерно четыре часа:
бомж играл музыку практически всех композиторов, когда-либо писавших под орган, сводя её в весьма нездорово звучащий микс и периодически подвывал от напряжения, сам пуская скупую слезу себе на изодранный засаленный фрак. Наум же лежал на груде бутылок, взглядом рассматривая массивную конструкцию музыкального инструмента и аплодировал, когда бомжаре удавалось более-менее прилично свести пару мелодий.

-Наум! Слыш баран блять седой! Э!!
Звонкая затрещина вывела Наума из глубокого сна, в который он погрузился.
Его худющее тело сидело за партой в кабинете математики, а рядом стоял лысый гопник в спортивном костюме.
Оглядываясь непонимающими овечьими глазами, седой вытер натёкшие во сне слюни и вопросил гопника:
-что такое? где я? и где тот прекрасный орган?
-Орган щас будет у тебя во рту, если ты не соберёшь манатки и не пойдёшь на географию, дичь ебаная!
Гоп шмурыгнул носом и за шею выволок Наума из-за парты. Нехотя, седой собрал ранец, похрустел шеей и двинул на следующий урок, по дороге грустя о том, что так неожиданно закончился такой прекрасный и красивый сон.