СъешьМоюПомаду : О первой любви, пользе макияжа и рубероиде (продолжение)

Встреча вторая.
Я, вообще-то, интеллигентка только во втором поколении. Все мои родственники по отцовской и материнской линии живут в деревнях. Люди они хорошие, душевные, когда кабана режут, всегда шмат сала нам передают ну и осенью, само собой, мешок картошки.
К нам в гости ездят, но не часто, и ненадолго. В общем, живем дружно.
В то злополучное утро, когда я мирно бюллетенила по поводу жесточайшего насморка (такого, что глаза красные и слезятся, а нос распух и напоминает рудиментарный хобот), в дверь ко мне позвонили. Родственники. Дядя Гриша, троюродный мамин брат, и его жена тетя Зина. Тетя заголосила прямо с порога, требуя немедленно звонить врачам, потому что у дяди Гриши гангрена. Полусонная и больная, я все же путем наводящих вопросов выяснила, в чем было дело. А дело было так. Дядя Гриша по синьке (праздновал именины одного из своих кумовьев) вернувшись домой поздно ночью решил почему-то доебаться до коровы (по его версии – хотел ей сена на ночь задать). И корова наступила ему на ногу. Но поскольку общая анестезия от сивухи еще действовала, то особой боли дядя Гриша не испытал, спокойно доковылял до сарайчика и лег спать. А под утро нога его сильно заболела. Он разбудил тетю Зину и, путаясь в показаниях сбивчиво объяснил ей, что, мол, пиздец, нога почернела и распухла, наверно надо ампутировать, пока гангрена не добралась до паха. Тетя Зина - баба решительная, вскочила на мотоцикл, посадила Гришу в коляску и помчалась по предрассветным полям в город, поскольку «ты ж знаешь нашего фершала…он же не просыхая пьет…а у вас в городе специалисты».
Позвонила я в регистратуру, узнала, что хирург уже принимает с восьми. И пошли мы все втроем в больницу. Следует сказать, что больница находится через два дома от моего, проще доковылять, чем ехать. Представляли наша троица в это солнечное утро собой достаточно живописное зрелище. Посредине, еле передвигая ногами, шел дядя Гриша. По сельским меркам он мужик ничего, пьет не больше остальных, все зубы есть, правда, два железных. Спереди. Одет Гриша был в то, в чем не раздеваясь ночевал в сарайчике. Лицом был небрит, отечен и хмур. Сильно вонял перегаром. Рядом, поддерживая его бережно под руку, шагала тетя Зина. Собиралась она впопыхах, о стиле одежды не особо заботясь. Была на ней не первой свежести футболка с надписью beer и изображением бокала с тем самым биром, джинсовая юбка, носки и мужские сандалии. В руках – авоська с позвякивающими банками – «поесть ему, паразиту, собрала домашнего, он же ж больничного и в рот не возьмет». С другой стороны шагала я, с опухшим красным носом, немытой головой, в спортивном костюме и шлепанцах на босу ногу.
И тут вдруг из-за угла дома с веселым лаем выскочила шоколадная такса, а за ней, с поводком в руке…правильно, Костя. Когда он увидел меня с утра в такой компании, то в глазах у него отразилось большое нечеловеческое охуение и большое человеческое сострадание. Мне тогда показалось, что даже такса охуела и, захлебнувшись лаем, привстала на задние лапки, чтоб получше нас рассмотреть. В этой звенящей тишине мы завернули за угол дома.
Ногу дяде Грише вылечили. Даже в больницу класть не стали – кости целы, просто ушиб. И вот нахуя, спрашивается, надо было его в город вести?
* * *
Решила я сделать ремонт в своей квартире. Евро. «Кто не был, тот будет, кто был – не забудет». Когда-нибудь, лет через десять, когда затянуться раны и время немного притупит боль, я расскажу о том, как одинокая женщина делала ремонт. Расскажу о странных, диаметрально противоположных особенностях восприятия слов «аккуратно» и «быстро» у пролетариата и творческой интеллигенции; поведаю, как я, презрев гордость, бегала за чекушкой для похмельного мастера, чтоб не останавливался рабочий процесс; почту минутой молчания память двух моих редких орхидей (находящихся на тот момент в состоянии покоя и посему представляющих из себя засохшие коричневатые отростки), выписанных из Италии по 40 евриков каждая плюс пересылка, которые были выброшены мастерами вместе со строительным мусором; оплАчу выбитое стекло в двери и новую скатерть, которой они застелили пол «чтоб не запачкать»… Ладно, забудем…
Две комнаты, ванна и кухня были уже полностью готовы, оставался коридор, в котором пока громоздились вдоль стен пачки пыльных журналов и старая обувь, предназначенная на выброс. Большая часть обоев там уже была содрана, оставалось додрать оставшиеся и поклеить новые. С этим я решила справиться самостоятельно. В выходной с самого утра я, одев любимую, но уже очень поистасканную тельняшку, старые треники и намотав на бошку отрез марли (ну не было у меня платка, который не жалко) начала бойко кружить по квартире, подготавливая фронт работ. Да так бойко, что разлила масляную краску на новый подоконник. А ни ацетона, ни растворителя в доме не было. Вытерла тряпками кое-как и позвонила младшему брату моей подружки, который работал продавцом в строительном магазине. Он обещал подскочить и привезти ацетон. Я срывала старые обои, время шло, Виталик что-то долго не ехал. И вдруг звонок в дверь. Со словами:»Ну, Виталя, тебя только за смертью посылать, а не за ацетоном» я открыла дверь.
…Надо ли говорить, что за дверью был не Виталик?
Костик посмотрел на мою забинтованную голову, на груды старых журналов и ободранные обои, принюхался к специфическому запаху из моей квартиры и сказал:»Юля, я думаю, что тебя еще можно спасти.»
После этих слов я начала безудержно смеяться. Нет, «смеяться» неправильное слово. Я начала ржать так, что сползла по стенке прямо на кучу журналов, потом на пол. Я валялась, корчась от смеха, на доли секунды переставала, чтоб глотнуть воздуха и опять начинала ржать. Слезы текли по моему лицу, живот сводило судорогой, я кашляла, но смеяться не прекращала. Ни до, ни после этого я никогда так не смеялась. И даже не догадывалась, что могу.
Я не видела, как Костик ушел. Я продолжала ржать и после того, как пришел Виталик, и во время поклейки обоев и еще месяц спустя в самых неподходящих местах и в самое неподходящее время.
Масляная краска – страшно токсичная штука.
В общем, Костик, если ты сейчас читаешь это письмо, то я хочу снять тяжесть с твоей души. Ты хороший человек, Костик, поэтому имеешь право знать, что вообще-то я здоровая физически и психически женщина при полном макияже в естественных тонах. Просто у Господа Бога с чувством юмора всегда было хорошо.
P.S. Если в три часа ночи возле стройки вы увидите даму с салонной укладкой, в костюмчике, туфлях на каблуках и рулоном рубероида на плече смело подходите и говорите «Привет, Юля!».
Не ошибетесь.