: Пескари и писарь

Есть на Южном Урале город - плотный контраст моего детства.
Окончательное военное базирование моих родителей,
давало мне возможность двигать с западной границы коммунистов
каждое лето, на три милых сердцу каждого распездала месяца
к постоянно новым ощущениям и сравнениям
к людям с особым ровным кайфожизненным устоям, к тому же родственникам.
При этом пересекая по пути столичный клоатор.
Хотя сука и поражавший величием, но со временем нихуя в полузаёбаной моей душенке не оставившим.
Итак, двое суток или того меньше в пристёгнутом состоянии по воздуху и меня встречал
запах полыни, уже усохший до брода Урал, утренний овощной САЛАТ в большом тазу и литром какой-то по особому вкусной сметаны, который созревал за окнами дома.
Можно даже сказать деревенской полуразвалюхи,
в охуённо промышленном городе с печкой, с погребом с засолами, с банькой по чёрному со входом из кухни, с летним ровнопахнущим нужником,
и с безродной СОБАКОЙ в будке, которая жрала всякую херню с декатесным удовольствием и всегда наровила съебаться за самодельные двухметровые ворота, для того чтобы обметить все возможные собачие билборды.
Мы с братаном даже пытались понаблюдать, до каких пор цепное животное это будет делать,
но нас это быстро заёбывало и понимая, что мы не может этому экперименту посвятить всё лето, закрывали её в конуре, давая при этом с носка по ненасытной в области информационной атаки на рядом живущих, свободных в своём выборе и времени, друзей человеков, МОРДЕ.
Живность родственники не держали, но пристраивали к домику что-то постоянно.
Вобщем иной раз не отдых, а трудовой летний въёб.
Дядя Миша был мастер с горящими руками, поэтому халупа каждый год получала по звезде за удобства и комфорт,
но похоти у него были простецко-банальные и особо человеческие.
После работы слесарем высшей всесторонней и незаменимой квалификации на заводе "Железяки и всякая хуйня", взяв нас брательником, чтобы съебать подальше от заебавшей усатой тётки,
прихватив буханку белого сочного хрустящего уральского ХЛЕБА, из огорода чего-нибудь
и уже надежно заныканный пузырёк, на речку, как раз протекавшую для жизненного кайфа рядом.
Сидя на быстроводной косе и нам особо не мешая, дядька расказывая байки из жизни заводских будней, чинил свой маленький пир. А мы со скоростью насадки комочков хлеба на крючки, тигали один за одним весёлых ПЕСКАРЕЙ.
Когда в бутылке оставалось только желание "ещё" у нас в налове было две трёхлитровых банки.
НИШТЯК .
Дома хрустящих пескариков как настоящие рыбаки мы не ели, а по цирковому скармливали, опасливо и с хорошим настоением ждавшему всю жизнь, не то пиздюлины, не то прогулки по окресностям худого, бело-черного, любящего своё бесполезное цепное кредо, саморекламщику и ПИСАРЮ.

Вот так жизненное кредо и ебля живут рядом с нами.

А дядя Миша в том году умер и его не вернуть.