штурман Эштерхази : Drug-lent

Сначала кажется, что это rat царапается за кухонной плитой. Память растеклась ванильным мороженым по линолеуму, но я сохранил интерес к происходящему, почесав рукой липкий живот. На мне надеты величественные corduroy. Слышен вежливый человеческий voice:
- Прошу прощения, можно войти?
- Hi, нестойкий, заползай!
Сыпной тиф слов.
- Заваливай и садись возле батареи.
Медный шум.
- А как я пройду по вересковой пустоши твоего кухонного пола?
- А ты распахни свои гнойные глазки и не напрягайся. Ну-у, чё новенького?
- Nihil.
- Позволь, а кто сегодня утром на лестничной площадке выказывал пренебрежительное отношение к народу в целом и к отдельным лицам в частности?
Pause.
- Ну, я выказывал.
- За каким хуем?
- Мужик из соседней квартиры, ну, тот, в военной фуражке без козырька, не продал мне dose.
- Ну, так это величина ясная, батенька. Ведь drug-lent нынче.
- Mother говорит, что этот мужик – nit. Он много пиздит, обожает фильмы про ковбоев, да к тому же все «машины» у меня отнял.
Механика линейного словоизвержения.
- Ясно. Такие ситуации, как твоя, возникают в моральной деятельности человека в результате существования противоречий в его социальной жизни.
Его голос в коконе обиды.
- Козий пастух ты, а не ключ от английского замка. Не буду с тобой кодифицировать.
Необходимые, как предварительное условие, слова:
- Нахуй надо.
Pause.
- Вот приедет dad, так я ему скажу, чтобы провёл с тобой курсы снижения дозы. Он тебя быстро вылечит.
Definition.
- А, блядь, ты так? Тогда я раствор делать не буду. И «баяна» тебе больше не видать, нацист ты, не могущий быть оправданным. Нахрена мне раствор делать и небылиц вроде тебя потчевать, если меня вылечат. К чему, а?
- Не-е-е, я пошутил, больше так не буду. Только ты раствор сделай, а. Сделаешь?
- Ишь, турок без туфля. А ты со мной ширнёшься или пост блюдёшь?
- А герыч стопроцентный? Yes?
- Ну, без толчёного анальгина.
- Тогда ширнусь.
Два драгоценных тела в радужной оболочке предвкушения. Подъём. Повышение. Происхождение. Начало. Восход. Огонёк зажигалки под столовой ложкой. Комок праведной ваты. Пышность блестящих мыслей. Жаркий свет.
- Давай, амплитуда аморальная, читай мне стихи свои про acid.
- Ско… Сколько в мире есть путей заветных...
Stoppage.
- Ну, аксиома ампутированная, дальше! –

Сколько в мире есть путей заветных,
Сколько неизведанных сторон!
Каждый день в конвертах разноцветных
LSD мне носит почтальон.

Вечерами под заветной маркой,
Отложив все низкие дела,
На луну я гавкаю овчаркой,
И кончает от меня луна…

- Ла-а-а-дно уж! Овчарка! Дог ты необрезанный.
Беспечно отыгрываю очко за очком. Пусть, сцучко, поплещется за правым бортом. Сраный любитель кока-колы. LSD ему, видишь ли, подавай…

Густой sigh. Немного крови на контроль. Кухня в вещевом мешке afterglow.Чёрные смокинги теней.

ETERNITI.

- Ты защищён от неумелого обращения с джанком своим одиночеством.

Временное приспособление к небу.

- Что может быть лучше? А кто, блядь, сделал такую глубокую зарубку в твоём берёзовом brain?
Охуенный advent/curacy.
- Так, это… м-м-м… Mother.
Lubricant хрустальной ясности.
- Когда? Апельсиновый джем её маразма иногда меня просто с головой накрывает.

Malfunction.

- Когда тебе рецепт выписывала. Выписывает, выписывает и говорит светонепрони-
цаемым голосом сама себе. Я слышал.
- Модная химера, твоя mother.
Кормовая капуста пространства.
Freezing point женского голоса за дверью:
- Кремль, а, Кремль!..
Дверные петли поют клубничную оду заглянувшей в достопримечательное место нашего пребывания, благосклонной женщине.

Non-pollution.

- О-ох, опять он у вас! Кремль, быстро марш домой!

Spell.
- Не, он абсолютно не мешает. Мы тут с ним по венам пустили.
- Так он же, бесстыдник, недавно ширялся!
- Я не, ик.. не ширялся ик…
- Немезида Трофимовна, идите с нами вмажьтесь.
- Ой, нет, спасибо, drug-lent ведь нынче, до первой ломки нельзя.
- Идите, идите, вмажьтесь.
- Да неудобно как-то. И руки у меня в крови. Расчленяю я, знаете ли...

Out of the question.

- Не смей моей mother свой шприц давать!
- Ладно, ладно, не буду, успокойся. Немезида Трофимовна, а хотите немного голубой
крови психопата с обаятельной улыбкой?
- Погодите, вот расчленю до конца тело торговца бакалейными товарами, ну, этого ужасного ворчуна из тридцать седьмой квартиры, тогда приду и закутаюсь в коэффициент полезного действия вашей кухни.
- Вот здорово! Я приготовлю раствор. И вы увидите… Знаете, иногда лежишь на траве, подложив под голову шапку, и смотришь в загадочное, завораживающее своей неохватной беспредельностью, небо… Так и тут…
- Хорошо, обязательно увижу. А ты, Кремль, иди к себе торчать. А то мешаешь тут, наверное.
- В звонких играх детства нельзя никому помешать. Я не мешаю.
- Ладно, оставайся. Только не балуйся, веди себя прилично.

Цветочные развалины двух лиц. Сахарные метеориты беспечности. Нефтяные месторождения в юношеских сердцах.
- Ты уже остыл, бронзовый скиталец?
- Не ещё. Плоскость соединения в порядке. Ты чего-нибудь энергичного расскажи. Тогда вообще я из Кремля в мавзолей превращусь.
- Декоративная ткань твоих зрачков превращается в картофельное пюре, Кремлик. Насыщай себя чувствами, обормот настоятельный. Получай истинное удовольствие от разговора с человеком, которому мало тупого бытового колебания, устраивающего большинство.
Standpoint.
- Я не ставлю под сомнение наличие глаз. У каждого человека есть глаза. Они служат для отражения в них других людей.
Сияющий пустой потолок.
- Опять ты, блядь, накололся. Ну, ладно, что тебе рассказать, а?
Молочное откровение.
- Про творог, про чёрный творог расскажи.
- Про чёрный творог? Это трудная хуета. Но для тебя, так и быть.
Молчаливое соображение.
- Ну, значит, жил под тусклым светом лампы один книжный червь, этакий тулуп овечий в густом меду, так его разэдак. Постоянно выпускал он жар сердца в кожу свою и плакал потом со всеми своими пресными желаниями. И звали этого червя Кремль.
Вечное сиротство скрывающегося белого света.
Interval.
- Эть, так ведь как меня, его зовут.
- Довольно прикольный он был чел, но, разъебись всё в доску – торчок. И торчал он на чём попало – на винте, героине и даже на кетамине. В общем, помогал своему слизкому сердечку нормально так вздрогнуть. Ну, реально, этого объебоса каждый день нехило пиздил его father-нарколог. Но, когда папа бывал в командировках, Кремль оттягивался по полной, и иногда даже со своей mother. При чём не по-детски так оттопыривались. А ещё Кремль барыжил. А тот, кто распрягает, что дилеры не торчат, просто гонит. И вот однажды – звонок в дверь. И появляются на пороге неизвестные в чёрных таких костюмах и очках и спрашивают глухими голосами: «Позвольте узнать, кто здесь Кремль?». Кремль отвечает без страха и упрёка: «Ну, я Кремль. А вы, типа, из матрицы?». «Из матрицы-шматрицы»,- отвечают незнакомцы. В общем, учинили ему обыск. А в квартире у Кремля как раз было несколько пакетов с герой, т.к. папа уехал, и они с мамой решили хорошенечко отдохнуть. Видит Кремль – дело дрянь. Взял и чистосердечно раскаялся.
«Признаюсь, - говорит,- что ширялся, что толкал несовершеннолетним и маме бессовестно однажды разбодяжил. Но больше этого не повторится, так как я начинаю новую жизнь».
« Ну, - говорит один из незнакомцев, - вот это уже другое дело. Будешь нам других нарков помогать палить». Кремль и согласился. Повели его тогда на склад, где хранился изъятый материал. А там – видимо-невидимо разного размера кучек чёрного творога на стеллажах. И рядом с каждой кучкой - порядковый номер и разная реальная наркота. И говорят ему: «Выбирай, чего твой организм хочет». И выбрал Кремль… А хуй его знает, что он там выбрал…
Мельничное колесо помрачённого ума.
- Стопра-а-а-це-е-е-нтный ге-е-ры-ы-ч.
- Ну, да, реальный, в общем, чистяк он выбрал. И тут же пустил по венам. Эпос кончился идиллией. А ты поменьше пизди, Кремль. Не дай бог, меня загребут.

Пляска розовых запахов кухонной индустрии. Телеграфные линии вен. Ландшафты детородных органов. Два позвоночника, громыхающих в темноте. Серебряные вилки в зелёной слизи…

- Обрубился что ли, а, Кремль?

Влажный жемчуг скрипа дверных петель. Бархатный коридор в золотой яичной скорлупе. Дуршлаг белых тонких рук, обнажённых по локоть.

- Будущее всегда настаёт, когда кто-нибудь умирает. А этот вот в отрубе, как всегда.
- О-о, Немезида Трофимовна, проходите. Я уж раствор забадяжил, а вас всё нет и нет.
- Да поздновато уж…
- Отказа не приму.
- Ну, разве только чуть-чуть.
- Не обессудьте, шприц один.

Белый всепоглощающий свет. В этом деле важнее начаться, чем кончиться. Музыка со всех щелей. Лунная слюда. Тысячи, миллионы нежных капелек ванильной росы на коже.
Да, я защищён от неумелого обращения с джанком своим одиночеством. Я – бог в вельветовых штанах. Но я умею мучиться. Мучительней всего на свете – drug-lent. А ещё – рецепты. Надо будет крутануть эту Немезиду ещё на парочку.
Голубая сметана борьбы с самим собой.
Мне не нужны чьи-то белые, с тонюсенькими венами, исколотые руки. Своих хватает.
Горизонтальная масса гниющих бриллиантовых тел – незаменимое сырьё для дальнейшего существования июня. Не напоминай мне не напоми…най мне про… этот…это… т…

Нет белого всепоглощающего света. Тьма, стекающая на меня ото всюду. Вынужденный drug-lent. Рецептов нет. Нужно добыть немного порошка у знакомых толкачей. А ещё нужно избавиться от этого Кремля.
На столе, у моих ладоней, сгустился в холодный туман потусторонний мир, и его заслуга в том, что он не даёт впаять в себя хаос мёртвой принадлежности… нет…нет… и слышать не хочу… а-а-а… не-е-е-т… Gasf out / произносить, задыхаясь/.