Дуня Распердяева : Жил-был художник один

– Так, жопку отклячила, сиськи в ладошки – и вверх, – приказывает художник, лежа на полу в неудобной, напряженной позе с фотокамерой в руках, – ножки раздвинь пошире.
– Куда еще, – капризно вопрошает его сверху голая натурщица, – на шпагат садиться что ли?
– Да, именно!
– Ты мне тогда объектив в … ну, в общем – вовнутрь запихнешь!
– Не волнуйся, куда не надо не засуну, а только туда, куда надо… так, хорошо, еще пару снимков… все!
Теперь отснятые кадры можно перекидывать на жесткий диск и преображать таким образом, чтобы родились очередные, столь модные сейчас, сюрреалистические пикантные картинки. Раньше приходилось часами корпеть над мольбертом, тщательно вырисовывая нечто подобное. До острой рези в глазах и невыносимой боли в спине. Сейчас, слава фотошопу, все гораздо проще. Художник на минуту прикрыл глаза. Богатое от природы воображение уже подсказывало, как превратить обычные фото ню в выгодный товар. Чуть ли не половину стоит перевести в черно-белый вариант. Опять-таки – дань моде. Пожалуй, стоит на некоторых картинках поменять местами губы натурщицы с её половыми губами. Ммммм… клеевая фишка! Такие шедевры разойдутся моментально, с руками оторвут. Так, что еще? Пол-лица заменить одной из грудей. Увеличенной, да. Можно также превратить лежащую на боку голую девушку в свиноматку, приторочив ей еще три пары сисек. А еще можно сделать из неё гермафродита. Надо только подобрать член повнушительней. Ну, это не проблема – на порносайтах этого добра завались.
– Вить, мне уже одеваться? – натурщица замерла с джинсами в руках, с надеждой поглядывая на художника: неужто так и не возбудился, более часа щелкая фотокамерой и разглядывая в упор самые интимные части её тела.
– Конечно, одевайся, Аленка, – обернувшись, Виктор бросил ей ободряюще-ласковый взгляд, – пойдем коньяком тебя угощу хорошим – из Парижа привез недавно.

Сидя за столом и разогревая в нервно подрагивающих ладонях бокал с «Croizet», девушка то и дело закатывала глазки, издавая разочарованные тихие, почти беззвучные, вздохи.
¬– Ну, что такое случилось, – чуть недовольным тоном поинтересовался художник, наконец отвлекшись от своих мыслей по дальнейшему использованию фривольных снимков, – пей, ешь – вот рыба белая, икорка черная, заслужила.
– А с фотками этими что делать будешь, – Алена протянула руку за щедро намазанным черной икрой тонким ломтиком белого хлеба, – нет, правда, что?
– Я буду любоваться ими, радость моя, в минуты душевной невзгоды, – растягивая слова, нарочито дурашливым голосом пропел Виктор.
– Правда? Какая прелесть, – приободрившись, Аленка целиком запихивает в рот еще один бутерброд с икрой и залпом допивает коньяк, – значит, я красивая?
– Ну, как тебе сказать … внешность, которая тебе досталась, далеко не самый худший вариант.
– Что, – девушка едва не подавилась третьим будербродиком, – только и всего? Вот спасибо! Но почему же ты все-таки выбрал меня?
– А кого же еще? – художник неожиданно резко срывается с места и грубо хватает девушку: одной рукой за распущенные по плечам вьющиеся волосы, другой – за подбородок.
– Пусти, мне больно! – жалобно и едва слышно лепечет Алена.
– Где еще найдешь такое чудо? – не ослабляя хватки своих больших цепких рук с недлинными и некрасивыми пальцами, мужчина вплотную приближает к испуганному лицу девушки свое лицо – совсем близко, словно собираясь поцеловать. Но вдруг, будто раздумав, вялым движением, почти брезгливо, отталкивает Аленку от себя. «Где еще найдешь такую дуру?» – тихой скороговоркой бросает он в сторону.
– Что? – девушка несмело протянула руку, намереваясь ухватить художника за рукав, – я не расслышала, что ты сказал.
– Сказал: домой тебе пора! – громко, будто разговаривал со слабослышащей, ответил Виктор, и Аленка моментально убрала руку, – И гениям тоже нужно иногда отдыхать.

Художник, весьма довольный состоявшейся сделкой, торопливо пихает за пазуху солидную пачку денежных знаков.
– Сбрызнем приобретеньеце, а? – далеко небедный и немолодой клиент, прижимая к груди стопку только что купленных сюрреалистических картинок в золоченых рамках, весело подмигивает Виктору и кивает в сторону домашнего бара.
– Я бы с удовольствием, – художник застегивает пиджак на все пуговицы и удовлетворенно ощупывает приятный груз, покоящийся во внутреннем кармане, – но, увы, спешу – дела…
– А, ну раз дела, – покупатель понимающе кивает убеленной благородными сединами головой, – тогда в следующий раз. Звоните, заходите – всегда Вам сердечно рад.
– Хотя постойте, уважаемый, – окликает бизнесмен Виктора, едва он успевает дотронуться до причудливой, в виде злобно оскалившегося бронзового ротвейлера, дверной ручки, – все эти картины весьма хороши, да… особенно эта!
Покупатель даже причмокнул языком от удовольствия, рассматривая аппетитно откляченную круглую Аленкину задницу. Анальное отверстие волею фантазии художника превратилось в замочную скважину. Над нею гвоздями прибиты буквы «З», «А» и «Д». При чем «З» держится на честном слове. Верхний гвоздик отвалился и, окровавленный, валяется внизу – возле левой пятки Аленки. Так что первая буква слова «зад» перевернулась, обратившись в «Е». Сочащаяся кровь из раны, оставленной выпавшим гвоздиком, стекает на перевернутую букву, окрашивая её в алый цвет.
– Определенно хороша, – повторяет клиент, – но…
– Что «но»? – нетерпеливо, едва скрывая раздражение, спрашивает Виктор.
– Мне бы хотелось оживить изображение, понимаете?
– Что значит «оживить»? – художник уже не прячет своего неудовольствия, – девушка на картине живая, а не мертвая.
«Ишь ты, оживить, – думает Виктор, с отвращением наблюдая за тем, как колченогий низенький пузатый старец перебирает своими крючковатыми пальцами приобретенные картинки, – да тебе уже ничем не оживить сморщенный стручок, прикрытый дорогими портками!»
– Ох, так и знал, что Вы неверно истолкуете мои пожелания, – широко улыбаясь, старик выставил на обозрение художнику чудо зарубежной стоматологии – неестественно-белоснежный оскал, – все, что мне нужно, это видео. Видео с этой девицей. И все.
– Я понял, – Виктор облегченно вздохнул, – а что конкретно Вы хотели бы увидеть? Что должна делать девушка?
– О, она должна немножко помучиться, – сладострастно прикрыв тяжелые морщинистые веки, заказчик вновь продемонстрировал почти все тридцать два великолепных фарфоровых зуба, – ну, совсем чуть-чуть – это в реальности, а на видео – не чуть-чуть.

Сидя у себя дома на диване, Алена рассеянно давила на кнопки пульта, бесцельно переключая телевизор с одной программы на другую.
– Ну, что за ерунда, – недовольно проворчала она и обиженно покосилась на телефонный аппарат, – по ящику всякое гавно показывают, Витька обещал позвонить еще позавчера – и пропал с концами.
В мастерской, прощаясь, он говорил о каком-то приятном сюрпризе, предназначенном в награду за удачную фотосессию. Неужели же будут еще хоть какие-то позитивные моменты в общении с Виктором? Что-то не верится. Уже не верится, да. Что же делать? Рвать отношения, сжигать все корабли? Вот так запросто перечеркнуть все эти семь мучительных месяцев волнений и ожиданий, сомнений и надежд. Почему он так переменился к ней? Ведь тогда, осенью, все было замечательно. Сумасшедший секс, красивые слова, нежные взгляды, в которых она растворялась вся, без остатка, начисто забывая о тех, что были до него – когда-то давно, в другой жизни. И нет возврата в ту другую жизнь, а третьей, быть может, уже и не дано. Далекий перезвон мобильного привел Алену в чувство. Это он! Сорвалась с места. Вихрем помчалась в прихожую. По дороге больно стукнулась локтем об дверной косяк. Лихорадочно ухватилась за сумочку, торчавшую из-под висящей на вешалке куртки. Душераздирающе трезвонящий мобильник (звуковой сигнал был установлен, как «возрастающий») никак не желал отыскиваться в недрах сумочки. Дернула изо всех сил. Оборвала ремешок, сломала ноготь. Ничего – плевать! На все плевать: на ушибленные локти, порванные ремешки и ногти сломанные; главное – успела!
– Слушаю! – она изо всех сил старалась, чтобы голос звучал ровно.
– За тобой там что – гнались что ли? – услышала она в трубке знакомый надтреснутый баритон.
– Нет, я дома, здравствуй! – Алена хотела добавить «милый» или «любимый», как это бывало раньше, но сдержалась.
– Ну, здравствуй, – в его голосе опять прозвучала насмешка. Почувствовал, что она хотела сказать, и почему промолчала, тоже почувствовал. Всегда её насквозь видит, даже по телефону.
– Значит так, – перешел Виктор на деловой тон, – завтра в три.
– А где? – растерянно спросила Алена. Ничего себе – ни «как жизнь», ни «какие планы на завтра».
– У меня, где ж еще, – отрезал художник, – у тебя белье черное есть?
– Есть, а что?
– Наденешь завтра, – произнес он не терпящим возражений тоном, – А чулки черные в сеточку есть?
– Чулок нету.
– Купишь.
– И что, тоже надеть?
– Рехнулась?! – Виктор повысил голос, – с собой возьмешь!
– Опять фоткаться будем, да?
– Ты будешь. И не фоткаться. На видео снимать тебя буду!..