Викторыч : Стася и Тася

Созвучные имена, не правда ли? И работают в одном месте, а именно в учреждении, направленность которого оставим за пределами нашего рассказа.
А вот женской сущности этих женщин коснёмся. Несмотря на схожесть имён, внешний облик, внутреннее содержание, а так же общественный статус их различался ошеломительно.

Вахтёрша Стася – необъятная женщина. Глазки пуговками, носик бубочкой, щёки налитые, губы тонкие. Но ежели она свой маленький ротик откроет, мало не покажется.
Неприступной крепостью стоит она у входа (вернее сидит) в вышеозначенное учреждение.
- Ты куда, козёл чешешь? А ну, стой! – слышится её пронзительный вопль. И нарушитель уже уши прижал и, виляя хвостиком, начитает оправдываться.
Мимо неё не проскочишь: пропуск и никаких послаблений. Строга, сурова, несгибаема. Будь ты хоть зам шефа, хоть сам шеф.
Опять же электронику поставили металлощуп, кибернетику ко входу-выходу привлекли. Приход-уход сотрудников засекается пластиковой картой, как в Генеральном штабе Вооруженных Сил. А Стася при аппарате.

Хотя если с другой стороны посмотреть на Стасю – «кустодиевская красавица» в смысле «Купчиха за чаем» может дать какое-то представление о размерах её красоты.
Судите сами: обхват бёдер – два метра, обхват ляжек – метр каждая. Притом, что живот просто лежит между этими колоссальными ляжками и не слишком выпирает. Обхват руки у плеча – семьдесят пять сантиметров. Монументальная спина и грудь. Не женщина, а мечта мексиканского художника. Очень любят мексиканские Секейросы, да Риверы изображать таких женщин на своих монументальных полотнах, стенах домов и общественнозначимых зданий.
Муж Стаси не был художником, но делился со своим корефаном-шофером в подпитии праздничном о благодушии её и щедрости натуры. Такой монумент, а располагает к себе, понимаешь, и даже очень.
- Ну, представь, - говорит Колян, муж её, - прихожу я домой и она сразу на шею мне - прыг. Удержать её нет никакой возможности, поэтому падаем оба тут же в прихожке. И вот так среди разбросанной обуви, под вешалкой, веришь, едва дверь успеваю захлопнуть, а она уже ручками своими шустрит. И при всём при этом, Стася моя, только в одном халатике. Ощущения – необъятные. Ширинку приходится ещё в подъезде расстегнуть, чтоб не канителится. Наиграемся с ней, натешимся необузданностью своей, потом идём ужинать. Так ведь и то верно, пока дочка со школы не пришла.
А вечером что: телевизор, уроки, музыка. Она у меня, говорит Колян, на пианино играет. Маленький такой пианинчик кажется, когда Стася моя на нем играет, смеётся Колян. Она когда-то в ансамбль Дома Культуры ходила, в хоре пела, там мы и познакомились.

После второй бутылки Колян продолжал свой рассказ:
- А бывает так, что сразу на кухню ведёт. Там уже всё накрыто, дымится, в ноздри приятственно шибает вкуснятиной. Хлебосольная она у меня: и первое, и второе, и третье, и пирожки, и разносолы… Ешь, ровняй морду с носом. И стопарик нальёт. Ни жена, а клад. Ну, тяпну грамулю и только начинаю за суп приниматься, она мне на ушко:
- Колюша, пососать хочу…
-- Да, я же не евши ещё…щас поем и в спаленку.
- Нет, - говорит, - нельзя мне с тобой быть, месячные начались, - а сама ручками своими пухленькими водит по мне, водит. Глазками играет, губки в бантик складывает. Во мне то кровя закипают, а она мне. – Ты ешь, родимый, ешь супчик, грибной наваристый.
Сама тут же опускается, пристроится подо мной, достаёт всё, что ей надо и начинает… Ну, какая еда, на хуй? Она, когда в раж войдёт, не остановится, пока всё накопленное не вытянет из меня.
А иной раз, - говорит Колян, - при таких делах не выдерживаю и сам оприходую её промеж грудей. Она сама лифчик стаскивает, маслицем постным польёт на себя и, бля , даём жизни... Мокрые оба, счастливые… охуевающе… Потом сядем с ней, я доедаю, а она ручки под щечки и смотрит, бабьи рОсказни свои мне на уши вешает.
- А чё, до кровати дотерпеть не может? – спрашивает корефан.
- Нет, - говорит, - не может дотерпеть. Вот такая нетерпеливая попалась. Только когда дочка дома терпит. В кровати мы обычно по выходным дням с утреца кувыркаемся… Иногда снится мне: затиснули меня в пещеру, камнем придавили не продохнуть, не пошевелиться. Просыпаюсь, а это Стася на мне лежит, и целоваться лезет. Конечно, мой пехотинец уже утреннюю стойку принял, штык примкнул, но в туалет просится. Тогда я из-под неё выворачиваюсь, сбегаю поссать и на неё – скок!. Одна проблема – матрасы. Блядь, пружины не выдерживают. Года не проходит, как приходиться менять. Перекаленные они что ль? Не рассчитаны эти матрасы на таких баб. Совсем заебался и купил недавно с кокосовой стружкой. Посмотрим теперь…

На кого же тогда рассчитаны матрасы? Уж не на Тась ли?

Тася в этом учреждении зам.директора. И не Тася она, а Таисия Фёдоровна. Хоть и метр двадцать, а величественна, как нэцке – китайский божок из кости. Вот и Тася, так её за глаза вся обслуга зовет, как из бивня морского льва выточена. За собой следит, а уж за порядком. Мимо её мясистого носа ни одна бумажка не проскользнёт, ни одно дело не святится, ни одно событие в учреждении не случится. Везде достанет, всем распорядится. Директор – только для подписи. Шеф после Таси, подмахивает документ не глядя – доверяет.
- Здравствуйте, Таисия Фёдоровна, - кивает ей почтительно Стася с вахты. А ведь та, раньше неё на работу приходит. Тася едва заметно кивнёт и, не разжимая губ:
- Здрассте Станислава Львовна. – процедит и проследует чинно мимо «неприступной крепости» на выход к машине. Дела.

Уже сороковник разменяла, а вечная девочка: тридцать третий размер обуви и лифчик нулевой. Не замужем, конечно. Злые языки рассказывают, что бросил её один ухажёр двадцать лет назад. И после этого не видели её с мужчиной. Работает-то она здесь со школы. Институт заочно и все ступеньки служебные истёрты её каблучками. Обязательный для неё атрибут – каблучки. И это понятно, да толку. Никто не ведётся на неё. Да и когда водиться? Раньше всех на работу и позже всех с работы. Правда, есть приглашения… официальные: презентации, конференции,…
Мужикам, естественно, от неё особенно достаётся. «Дерёт» она их по-поводу и без повода ежедневно и навязчиво. Докладные заставляет писать, оправдываться, отмазываться, с ноги на ногу переступать, а ей по кайфу наблюдать, выслушивать, подкалывать, стыдить. Но разносы не учиняет, сдерживает себя. Помнит, как её в своё время до слёз, до нервных спазм начальнички доводили.
По выходным дням она расслабляется: фитнесклуб, салоны красоты, посещение театральных премьер и элитных концертов. В злачных местах замечена не была. Алкоголем не злоупотребляла, даже на банкетах с одним бокалом «шампуня» ходит: пригубит и беседует, пригубит и закусит канапе на зубочистке. Это её, кстати, самое любимое лакомство.
Мало кто знал о её страсти к массажу. И не просто массажу, а к восточному интимному массажу. Она долгое время ходила на тайский массаж. Там по ней ходили и валялись такие же миниатюрные живые статуэтки, как и она. Но большого наслаждения она не ощущала.
В элитном фитнесклубе под названием «Питон» ей порекомендовали японского массажиста, бывшего борца сумо. Таисия Фёдоровна, когда его увидела в набедренной повязке, так сразу и кончила в гипюровые трусики. Двадцать лет не кончала, всё начинала да разгон брала, рук не покладая. А тут сразу, сходу – поплыла.
Убежала в раздевалку и на следующий раз к массажисту записалась на прём. Бывший борец, человек-гора мышц и добротного сала – одной левой её помял слегонца. Не понял ничего. Чего верещит, глазки закатывает? Чего вскочила и убежала ва-аще? Потом привык к её странностям. Попку Тасину в жменю возьмёт, та уже готовенькая.
Не вникал бывший борец-японец в тонкости женской психологии. Оно ему надо? А ведь одним прикосновением своим будил в этой маленькой женщине пожар страстей. И она ждала этого массажа, как влюбленная дева ждёт возлюбленного в условленном месте. Предвкушая и захлёбываясь от предчувствий…

Дождалась-таки Тася повышения. В министерство взяли. Говорили замуж вышла: видели её как-то с недомерком таким же, как и она. Фитнесклуб «Питон» посещает по-прежнему регулярно.