Ammodeus : Контур

«Семнадцатый, контур держи, контур!» - скрежетал у него в голове механический голос.
Да держит он, держит! Все, что он умеет – это держать контур.
Он чувствовал, как ворочаются хрящи и гудят натянутые сухожилия. Но суставы и сухожилия – дело наживное.
Главное – глаза. Нельзя, чтобы он увидел то, что перед ним.
Он скосил глаза направо. Восемнадцатый, почувствовав его взгляд, повернул к нему голову и улыбнулся.
Ничего себе, подумал он. Вот это тренаж!
Хотя…
Восемнадцатый стоял в контуре на шесть лет дольше его.
А шестнадцатый, - тот, что гудел слева – и того больше.
Когда-нибудь он тоже будет улыбаться в контуре.

х х х

…Когда он был еще не семнадцатым, а две тысячи одиннадцатым, их учили не видеть того, что могло оказаться перед ними. Перед Контуром. Они никогда не должны были это видеть. Справляться с любопытством поначалу было трудно, но однажды он случайно увидел то, что осталось от сорок девятого и пятидесятого после очередного штурма Внутреннего города.
Ему хватило.
Его больше не интересовало, Что именно он не должен видеть.
Теперь он Это ненавидел.
И когда пришло время Имплементации, он не колебался. Несколько секунд – и все было кончено. Глаза будут болеть, сказал инженер-хирург, но не сильно и не долго.
Через два года он закончил Академию и получил номер.
Теперь у него было заслуженное место в Контуре.
Назад дороги уже не было. И никакой другой - тоже. Теперь он будет двигаться только по Контуру.
И, возвращаясь домой к жене, он чувствовал себя нужным. По-настоящему нужным.
Через год родился маленький человечек.
Теперь, возвращаясь домой, он чувствовал себя нужным вдвойне.
Он был счастлив.
А потом все изменилось.
«Посмотри, что они с тобой сделали, - сказала однажды утром жена. – У тебя же были такие добрые глаза…»
Ничего страшного, ответил он. Лишь бы у тебя они всегда оставались твоими. Она ничего не ответила, просто больше никогда не смотрела ему прямо в глаза...
Наступили нелегкие времена. Штурмы Контура участились. Он месяцами не бывал дома. А когда ему удавалось вырваться в увольнение, он брал на руки маленького человечка и тот играл с его глазами.
Он сильно уставал и лишь глаза были неутомимы.
«Контур, контур! - закричала жена однажды ночью. - Чтоб ты сдох со своим контуром! Урод…»
Где бы ты была сейчас без контура, подумал он.
Где угодно, но только не с тобой, подумала в ответ жена.

…Наутро она исчезла. И маленький человечек исчез из своей кроватки вместе с ней.
Он не скучал за женой.
Он скучал за маленьким человечком.
Он не пытался его найти – на это просто не было времени.
Ему достаточно было знать, что маленький человечек – внутри Контура.
А потом он узнал, что маленький человечек заболел. Узнал случайно - какая-то идиотка из внутренней службы по открытой линии брякнула другой идиотке из Башни об эпидемии в северо-восточном секторе.
И у семнадцатого тогда вдруг заныла мышца под левым соском.

х х х

…«Шаг назад! Всем – один шаг назад!» – проскрежетал в голове голос.
Плохо, подумал семнадцатый. Назад – это плохо!
Это, наверное, из-за него.
Он хотел сказать, что не нужно пятиться, у него все в порядке, просто чуть онемела левая рука. И нога. Ну, и болит, болит эта чертова мышца слева – но он может, он может!
Страшно не было - было стыдно.
Контур издал короткий рев и сделал шаг назад.
А он замешкался лишь на секунду.
И в эту секунду то, сквозь что его учили смотреть, бросилось на него.
«Чтоб ты сдох со своим контуром!» - так она сказала?
Что ж, он так и поступил.

х х х

«Сегодня в 19 часов 35 минут была предпринята неудачная попытка прорвать Контур. После 14-часового штурма потери Контура составили всего один номер. Жители Внутреннего города могут не волноваться – Контур по-прежнему неуязвим».

х х х

…Маленький человечек смотрел, как незнакомые дяди в белых комбинезонах играли с мамой в какую-то игру. Мама спряталась в черный блестящий мешок и лежала неподвижно на тонконогой тележке на колесиках, а дяди толкали эту тележку в большую белую машину.
- Башня, башня, - услышал маленький человечек голос над собой. – Фиксируй: пол мужской, параметры - годен. Присваивай номер… Еще раз… Три тысячи сорок второй? Понял - три, ноль, четыре, два... Ну, иди ко мне, малыш…
И страшное лицо со стальными (как у папы) глазами склонилось над ним.