Деда Слава : Военная история

История эта случилась в сорок первом. Немцы тогда в нашу Гундоровку почти без боя вошли, ибо советские войска поспешно отступили, оставив поселок без власти на целых два дня. Поспешно, так сказать, ретировались.
Тяжко было поверить в такое положение дел. Народ перед самим германским вступлением как чумной ходил, томился в неведении – с той стороны-то слухи разные доходили. Чего от фашистов ждать толком не знали. Кто-то сбежал вместе с солдатами, кто-то плюнул да остался, а тут уж и немец пожаловал – открывай ворота! Мотоциклы, грузовики: весь наш городишко сбежался смотреть. И мы – детвора - первые.
Немцы шли мрачные и загорелые, в диковинных иссиня-серых шинелях. И сапоги их грохотали по дороге так, как никогда не гремели сапоги наших, советских воинов. Неотвратимо и страшно.
Соседи наши – Либерзоны – тогда почему-то не сбежали. Все евреи, у которых были родственники в тылу, долго не медлили, грузили узелки на телеги и исчезали, тихо и печально, в соответствии с вековыми традициями скитаний. Про фашистские зверства им было хорошо известно. Моисей Яковлевич и Дора Абрамовна остались. Быть может, из гордости, а может просто потому, что некуда было бежать.
Дядю Мусю я и теперь хорошо помню. Работал он в поселковой поликлинике врачом и никогда не обижался на тех людей, которые звали его «старый жид». Зла никому не делал. Да только оккупантам, как известно, на этот счет было все равно. Быстро явились за Либерзоном. С известной и нескрываемой целью. Да только дома застать никого не удалось. Как сквозь землю провалились Моисей Яковлевич с Дорой Абрамовной, пропали совершенно бесследно, будто испарились.
При немцах бед у семьи нашей никаких не было. Отец работал бригадиром на шахте и был на хорошем счету в управе, дома у нас квартировал майор Штаймиллер со своим адъютантом – стало быть числились мы в благонадежных. Но однажды стал я замечать, что как только майор за порог, мать все в сарай бежит, то с кастрюлей какой, то с узелком. Смекнул я, что нечисто здесь что-то. Затаился в саду.
Когда мать в очередной раз к сараю засеменила, уши навострил, из-за куста смотреть пытаюсь – что же такое там? А она дверь открыла так преспокойно, и внутрь – шмыг. Я из своего укрытия вынырнул, к двери подбежал. Слышу, внутри говорит кто-то. Материн голос и еще один мужской. Знакомый такой. Ба-а! Точно. Моисей Яковлевич собственной персоной.
Тут я призадумался.
Ничего удивительного не было в том, что родители мои укрывали Либерзонов. С соседями они всегда были в добрых отношениях. Только вот нужно ли это было мне?..
Моисей Яковлевич никогда не питал ко мне теплых чувств, да и я к нему тоже. Пару лет назад я здоровенько намял бока его племяннику, за что был нещадно выпорот отцом и отруган самим Либерзоном. А после попался один раз на расхищении соседских яблок.
Моисей Яковлевич незаметно подкрался ко мне, когда я забыв обо всем на свете грыз сочную мякоть, и ударил кулаком в бок, так, что я свалился в траву и долго кашлял, задыхаясь от боли.
- Убью… убью… - кричал я сквозь слезы, но Либерзон только усмехнулся мне в ответ и наклонив близко-близко свое семитское лицо к моему, сказал:
- Ничего ты мне не сделаешь, мальчишка. Потому как мал еще совсем. А когда подрастешь, поймешь, что получил заслуженно.
Эти слова крепко врезались мне в память.
Вечером, когда майор Штаймиллер и еще два офицера обедали у нас на кухне с отцом, я зашел к ним и сказал:
- К нам в сарай забрались жиды. Я сам видел.
Отец, конечно, побледнел, но в целом довольно натурально сыграл удивление. А немцы сразу в сарай кинулись. Дядю Мусю с тетей Дорой оттуда извлекли, ну и давай пытать, конечно же. Фашисты, они ж такие… Цепями били, сапожищами. А потом повесили вроде, но я не видел. Весь поселок ходил смотреть, а мы в орлянку с ребятами резались. Мать рассказывала после, что Дора Абрамовна сразу померла, а Моисей дергался там чего-то. Не хотел видать преставляться.
А ведь сам виноват, старикашка!
Мы с майором Штаймиллером после этого случая как-то сблизились. Когда его под Сталинград переводили, он даже несколько патронов мне подарил.
На прощание.