Урусхан : Золото Туркестана. История времён безумной войны. Продолжение.

14:59  13-05-2008
Глава 3. Курили два товарища.

- К большевикам я решил уходить, Осипов, - Мадамин-бек глубоко затянулся чилимом, задержал дыхание, выдохнул дым и уставился «стеклянными» глазами на Осипова.
- Что? Ха-ха-ха! Да, ты в своём уме, бек? Сколько раз я тебе говорил, кончай курить ты эту гадость, на вон, лучше водочки хлебни.
- Не, водку не пью, я – мусульманин.
- Ха-ха-ха! Мусульманин, а к большевикам уходить собрался. А как же люди твои, курбаши? Что ты им скажешь? Как всё объяснишь? Как же ваши сожжённые кишлаки?
- Э-э-э! – махнул рукой курбаши, я тоже жёг кишлаки, может, даже больше чем большевики. А люди, что люди? Народ Востока уважает силу, власть. Сильную власть! – курбаши сжал кулак и снова затянулся. А большевики? Большевики, Осипов – самые сильные и ты это знаешь. Урусов мы тоже не сразу приняли, воевали, а потом привыкли, успокоились, так и теперь будет.
Осипов опрокинул стакан водки, закусил и помрачнел:
- А со мной, что же, бек? Красным меня выдашь? Договорился уже, небось? – Осипов взглянул в глаза курбаши.
- Не выдам. Знаешь, что я тебе скажу, на войне люди ведут себя по-другому, как звери и я такой же, а вот, тебя Осипов, полюбил я как брата. Аллах свидетель, не было мне на этой войне человека ближе тебя. Хоть ты урус и кафир, а верю я тебе больше, чем своим джигитам. Почему, не знаю. Наверное, потому, что ты Осипов такой же, как я. Чужие мы на этой войне. Не наша эта война, понимаешь? Кем бы мы были, если б не всё это? Ты бы в армии служил, я в полиции, детей бы растили, внуков, а не по горам бегали.
- Да, бек, просрали, мы Россию.
- Это не мы просрали, вы просрали! Мы ей служили. А вам всё не нравилось, то не то, это не это. Что не прав я?
- Твоя правда, бек, - вздохнул Осипов. Но пойми, царь был дурак.
- Э-э-э, дурак не дурак, что сделали, Осипов, что сделали? Посмотри вокруг!
Осипов снова хлебнул водки, а курбаши затянулся чилимом.
- К эмиру тебе надо уходить в Бухару, ты ему пригодишься, он умных урусов уважает, и красные до него ещё не скоро доберутся. Уходи, не теряй времени.
- Ты, правда, меня не выдашь, бек? – в глазах у Осипова выступили слёзы.
- Правда, Осипов, клянусь Аллахом, не выдам!
- Дай-ка я тебе покрепче обниму, курбаши, брат мой, спасибо тебе за это. Никогда я этого не забуду, никогда! Осипов обнялся с Мадамин-беком и продолжил:
- А ну-ка, дай-ка, и я, пожалуй, курну чуток, - Осипов взял чилим у Мадамин-бека, затянулся, но тут же закашлялся и рассмеялся.
- Что, не понравилась моя трава, Осипов? – громко расхохотался курбаши.
- Да, уж, тяжёлая вещица, - откашлявшись, произнёс Осипов.
- Ты, вот, что, бек, правильно ты всё делаешь, так и надо. Переходи к красным, войди к ним в доверие, а потом… Ты, я, эмир, другие курбаши, атаман Дутов, все вместе, разобьём комиссаров! А потом встретимся с тобой и до золотишка нашего доберёмся, так, что…
- Э-э-э, что ты говоришь, глупый кафир, никогда нам не победить комиссаров, никогда! И золото ты своё не увидишь! И с тобой тоже мы больше не увидимся. Снится мне часто сон, Осипов, будто петля у меня на шее и тянет меня кто-то куда-то, а голова – не моя как будто.
- Это демон тебя, донимает, бек, у меня тоже такое бывало. А демоны, курбаши, матюгов боятся. Матюгнись разок, скажи «Жаляб!», демон исчезнет, а ты сразу проснёшься.
- Ха-ха-ха! – захохотал Мадамин-бек. Жаляб, говоришь? Не кури больше мою траву, Осипов, пей лучше свою водку, а то совсем мозгов не останется.
- Ладно, нет у нас больше времени не пить, не курить, не смеяться. Собирайся в Бухару, я дам тебе пару надёжных людей, чтоб мимо красных провели. Придумай что-нибудь, скажи эмиру, хитрит что-то курбаши, к красным уходит, чтобы им же в спину ножом ударить.
- Думаешь, не свидимся, больше, брат? – спросил Осипов.
- На том свете свидимся, про этот не знаю.

Глава 4. Смерть красноармейца.

Вскоре после этого разговора Осипов из Ферганской долины исчез, а отряды Мадамин-бека перешли на сторону большевиков, влившись в ряды Тюркской советской бригады, набранной из бывших же басмачей. По такому случаю в городе Скобелеве (ныне Фергана) было решено провести праздник и военный парад. Лично напутствовать красных басмачей в новом, и скажем прямо, непривычном для них деле борьбы за светлое будущее всего человечества в город прибыл сам командующий Туркестанским фронтом Михаил Васильевич Фрунзе.
- Ну, товарищ Мадамин-бек, совсем другой вид! Действительно, как на парад! – Фрунзе встал из-за стола и, протягивая руку, вышел навстречу Мадамин-беку. Да, Вас не узнать, милейший! Должен сказать, Вам просто великолепно идёт новая форма! А будёновка! Нет слов, загляденье! При этих словах командующего, новоиспечённый красноармеец невольно поморщился.
- А мне кажется господин, то есть, я хотел сказать товарищ Фрунзе, как это по-русски? Как корове седло?
- Ха-ха-ха, а Вы не очень-то выбираете выражения, товарищ Мадамин-бек. Ну, ничего, ничего, - Фрунзе похлопал красноармейца/курбаши по плечу. Советская власть умеет карать, но умеет и прощать. Ничего, постепенно привыкнете, - подмигнул Фрунзе. Ну, садитесь, то есть, я хотел сказать, присаживайтесь! Присаживайтесь, присаживайтесь, товарищ Мадамин-бек, не стесняйтесь! Как настроение? От дружка Вашего известий не получали? Про золотишко случаем не вспомнили?
- Я уже сто раз говорил, не знаю я, где Осипов, не знаю, убей меня, не знаю! И про золото ничего не знаю! – вскричал Мадамин-бек
- Ну, ладно, ладно, не кипятитесь! Что уж и спросить нельзя? Не знаете, и чёрт с ним, и с Осиповым и с золотом, всё равно найдём! Ладно, перейдём к нашим делам. Значит, так, после того, как прозвучат карнаи и сурнаи, поднимитесь на трибуну, выступите с обращением, вот Ваш текст на узбекском языке. Так, мол, и так, «совершил трагическую ошибку», «не могу больше воевать против собственного народа», «призываю всех оступившихся вернуться домой, заняться мирным трудом и строить новую жизнь» и т.д., и т.д. И никакой самодеятельности, товарищ Мадамин-бек! Ну, а потом в Ташкент, как договаривались. Да, чуть не забыл, по дороге заедите в свой родной Маргилан, забёрете с собой товарища Муххамад-бека вместе с его людьми, они составят Вам компанию. Дорога до Маргилана полностью под нашим контролем, ничего Вам не угрожает, но охрану всё-таки выделим на всякий случай. Так, что не беспокойтесь. Ну, всё, вопросы есть? Вопросов нет. Тогда вперёд на парад!

***
- Салом аллейкум, уважаемый!
- Ваалейкум ассалом, - настороженно ответил Мадамин-бек на приветствие Муххамад-бека. А почему не в городе встречаешь?
- Изменилось кое-что, - ответил, пряча глаза Муххамад-бек.
- Что изменилось? Фрунзе ничего мне не говорил, - Мадамин-бек оглянулся и увидел приближающихся к нему вооружённых всадников.
- Ах, ты, собака! – курбаши потянулся к нагану, но не успел, первая пуля попала в правое плечо, вторая в бедро. «Не стрелять! Живым брать!». Падая с коня, Мадамин-бек вспомнил, где он слышал этот голос. Это был курбаши Хал-Ходжа. Год назад Мадамин-бек приказал казнить его брата, а Хал-Ходжа поклялся отомстить. Всё встало на свои места, Мадамин-бек вспомнил свои сны, вспомнил Осипова и, теряя сознание, прошептал: «О, Аллах, да будут прокляты большевики!».
В тот же день ему отрубили голову. Хал-Ходжа утолив, наконец, своё чувство мести, спокойно заснул. Среди ночи его разбудил Курширмат, один из его приближённых.
- Что, что? Что случилось? – недовольно протёр глаза Хал-Ходжа.
- Тебе привет от товарища Фрунзе! - и Курширмат со всей силы ударил Хал-Ходжу ножом в живот. Потом ещё раз, и ещё раз.
- Ах, ты, собака! О Аллах! Да будут прокляты, большевики! – прохрипел истекающий кровью курбаши и упал замертво.

Окончание следует.