Sgt. Pecker : новое мясо

Каждое поколение стремится к самоидентификации, стараясь придумать термин, образно определяющий его суть, чтобы как-то выделиться из ряда предшественников и последователей. В ХХ веке это поветрие приобрело характер эпидемии: потерянное поколение, разбитое поколение, сердитые молодые люди, поколение цветов, диско-поколение, поколение пепси.
Современное поколение называют "потерянным", имея в виду отсутствие у него ценностных ориентиров, ясных и адекватных "ценностям взрослых" жизненных программ, амбивалентность и невнятность его моральных установок. В целом у современного поколения нет "идеи", которая бы делала его в глазах поколения старшего целостным и состоявшимся явлением…
Старшее поколение очень любит делить этот мир на клетки. Они вершители мира сего. Они любят ставить границы и разбивать серый будничный фон на столбцы и строки. Они любят объяснять себе эту жизнь, иначе она станет мифологически-необъяснимой. Потому, что мир, не разделённый на графы, ужасен даже в самом светлом своём проявлении. Они должны всё объяснять, определять, иначе им будет страшно.
А мы… Мы их дети, мы выросли в школах с математическим и английским уклоном, мы прошли лагеря продлёнок, детсадов, пионерских лагерей, кружков, отрядов, школьных собраний, праздничных вечеров, куда нас сгоняли, дабы мы не потеряли себя в обществе, не потеряли своего лица, не потеряли должной морали и нравственности. Над нами всегда склонялись лица вожатых, учителей, соседок по лестничной клетке, чужих тёть и дядь, вместо матери или отца. Мы выросли в каменных джунглях, загнанные в застенки коммунальных квартир, приученные общаться с телевизором, холодильником и магнитофоном. У нас нет семьи, и никогда не было. Эти отношения для нас чужды. Мы избалованы лозунгами и одиночеством в толпе. Мы избалованы полуфабрикатами, холодными супами на плите, которые надо разогреть, учебниками о половой жизни и пустыми вечерними трамваями, убегающими в никуда. Наши родители проживали жизни в чиновничьих креслах, перебирая бумаги и вдыхая телефонные позывные, они зарабатывали деньги, копили на мебель и ремонт, поручая нашу мораль и наши души железному циркулю государства. Они стояли в вечерних очередях за треугольными пакетами молока, за кирпичами хлеба, за венгерскими кетчупами и чехословацкими рубашками. Их давила то нищета, то дефицит, то время. И мы росли именно такими, какими мы росли, ощущая кончиками пальцев все взрослые проблемы, особенно те,
которые не выговаривались открыто. Мы выросли для себя и в себе, но мы не нужны себе и не видим связи с тем миром, что вокруг нас, он будто яркая этикетка от бутылки, лейбл, который бросается в глаза, но ничего для нас не значит. И мы убиваем себя потихоньку или открыто, потому, что это единственное, чего мы ещё не знаем в этой жизни. Только ego и только жестокость.
Мы дети чужих миров, чужих, утраченных навеки проблем и ценностей. Мир распростёрт перед нами, но мы будто те свиньи, что не видят неба. Каждое утро мы пробуждаемся от звонков японского будильника и щелчков немецкого чайника, под вой лифта и хлопанье подъездных дверей.
Слабый бледный утренний свет освещает наши сгорбленные фигурки, непропорционально маленькие в совершенно одиноких квартирах. Потому, что мы selfmade, мы одинокие путники по дороге в никуда, в никчёмном беге по пустынной одиночной трассе. Мы лишены родственных чувств, потому, что наши души выпестовала мёртвая воспитательная машина, городской железный манеж, нам не нужны родители и бессмысленные проявления чувств, мы вспоминаем о них раз в полгода, иногда с раздражением, иногда спокойно. Они остались вне нашего взросления.
Раньше существовал советский стереотип жизнерадостного парня с гитарой, который вчера спас кого-то из пожара, завтра едет на БАМ, а послезавтра, может, и в космос полетит. Это стандарт, но к чему спешить называть его ходульным и надуманным. Это, который на идиота похож чем-то неуловимым... Все стандарты, заданные советской системой, были искусственны, и когда это обнаружилось, то стране предстало потерянное поколение. Молодым просто скучно жить. Наркотики, хулиганство и всякий прочий экстремизм - это выход энергии глубокого неприятия жизни, неспособности найти в этом мире себя.
Наши квартиры – вовсе не наши квартиры, мы отсчитываем зелёные бумажки, выбирая себе временные конуры для проживания. Мы одиноко вваливаемся туда пустынными чернильными ночами и выпадаем оттуда по утрам, в попытке догнать убегающие вагоны метро. Мы покупаем себе жизнь и покупаем себе в пользование ночлежки. Здесь нет тепла, здесь нет дома, мы не создаём уюта и наши дома пусты, как и наши души. Мы меняем конуры, будто прыгаем по клавишам пианино, мы покупаем регистрации и прописки, мы меняем улицы, районы, кварталы, не оставляя в себе ничего от пережитого. Перелётные городские птицы, лишённые дома.
Наш защитный меловой круг – кафе, мы покупаем хорошее настроение, мы покупаем казённый уют, мы покупаем время и внимание. Если у нас нет средств, значит, у нас нет ничего, и ничего не будет.
Мы покупаем друзей. Сотовые голоса, электронные фразы, закованные в транслит, эскалаторные объятия и ужимки на деревянных лавочках в парке. Лица окружающих сменяют друг друга, будто яркие стёклышки калейдоскопа. Они мелькают пятнышками и тут же пропадают навсегда из памяти. Потому, что у нас нет времени, чтобы вглядеться в человека и услышать его. Нас приучили работать и зарабатывать, чтобы выжить, и когда
мы поднимаем голову к небу после 11-тичасового рабочего дня, после месяца под током, то оказывается, что нет никаких связей и никаких друзей, потому - что тех, кто был, давно поглотила электронная тишина, и пропасти произошедшего в жизни каждого, уже навсегда разделяют нас. Погружённые в icq мы легко встречаемся вечерами и столь же легко расстаёмся, ни к чему никого не обязывая и обещая позвонить в следующей жизни. Никто не приходит в гости и не зовёт к себе, ибо в конуре место только одному и на ринге должен быть только один победитель. Мы не влюбляемся и не страдаем, не мучаемся расставаниями и потаёнными движениями души. Потому, что мы скользим легко, как по солидолу, по жизни, и бледное московское утро внезапно оборачивается мягким вечером, но мы сидим спинами к окну и ничего этого не замечаем.
Формой социального существования становится именно пустая трата времени, поиск необычных развлечений (диапазон которых весьма разнообразен) и себе подобных; уход в свой мир. Если внешний мир (объективный, говорят), претендующий на аутентичность и основательность, признается игрой, то возникает соблазн сделать то же самое, повторить. Взамен предлагается другая, собственная игра, которая на самом деле есть ничто иное, как маска.
Мы читаем. Дешёвое чтиво, пригодное только для того, чтобы умещаться в ладонях, чтобы не мешалось в сумочке, чтобы выступать в роли шор. Наши маленькие шапки-невидимки, мы берём книжки в руки и уходим в бессмысленные потоки букв, читая абзацы за абзацем и тут же забывая их. Графоманы с ярко выраженной половой принадлежностью, давно растасканные на рекламные плакаты и обложки журналов, делают всё, чтобы мы могли поплеваться где-то там, среди "друзей" по поводу прочитанного. Но на то оно и нужно. Наши разговоры не имеют никакого смысла, мы просто пережёвываем наши будни и наши слепые убогие радости.

Ныне потерянное поколение, его не существует в природе. Но есть несколько прообразов того, что могло бы им быть и - таковым иногда считается. Для одних вся современная молодежь сплошь и рядом принадлежит западной культуре, она цинична и мелочна, зациклена на деньгах. Еще и тупа, потому что "не читает". Одни из них рано повзрослели, считая деньги и перепродавая, друг другу виртуальные вагоны с железом на биржах и проводя короткие нервные отпуска на море, судорожно держась за сотовые телефоны. Музыкального вкуса у них нет вообще - но музыка в их кругу общения, тем не менее, занимает важное место, и поэтому они ориентируются на западные музыкальные рейтинги - будешь в курсе и не ошибешься, называя в приличной компании очередные свои последние пристрастия. Прилично - сходить на Стинга, раз в Кремле. "Новые русские" - назвала их однажды газета КОММЕРСАНТЪ, имея в виду рождение не столько нового класса, сколько новой нации.
Новое поколение уже не выбирает пепси, они вообще ничего не выбирают, им ничего не навяжешь. Сами себе они кажутся умными. А на самом деле просто поняли, что не стоит философствовать, надо действовать, а после говорить, что так и было задумано. Они не знают, откуда берутся деньги, но твердо уверены, что все можно купить. Эгоизм, садомазохизм - это ego. “Вся наша жизнь - игра” - их девиз. Они не живут, они играют. Не стоит хвататься за голову и спрашивать, что делать, надо играть с ними по своим правилам и властвовать - они признают силу. Это поколение домашних по сути, но уличных по натуре людей. Родители ego - были слишком заняты собой, чтобы еще кого-то воспитывать.
Мы поверхностны – “все учились... чему-нибудь и как-нибудь”– и потому знаем понемногу обо всем, создавая о себе первое впечатление, как об эрудитах. Мы глубоко противоречивы. У нас нет той романтики, которой жили наши предки. Нас приучили только выживать, не толкаться локтями в забитом транспорте, равнодушно улыбаться каменным лицам продавцов и отсчитывать деньги.
Место, где мы обитаем – не место для человеческого создания. Вокруг нас гул голосов сливается в унылую резиновую ноту будней. Здесь нет места естественному природному вслушиванию и умиротворению. Но мы не переживаем, поскольку мы никогда не знали этого, и не стремимся узнать. Нам важно сегодня, сейчас, ускорение свободного падения…
Утренняя молитва у нас превращается диалог с alter ego у открытого холодильника. Мы научились относиться к продуктам, как к врагам, сразу оценивая потенциального противника на количество калорий и вредность. Мы украшены фильтрами для воды, маслами без холестерина, йодированным хлебом, бифидобактериями.
Нам 20, 30…Мы взращены сильными мира сего, которые умерли от собственной несостоятельности и глубокого маразма. Мы ошибка, потому, что мира, который якобы был самый правильный в истории цивилизации, и который дал нам почву для ближайших 60-80 лет жизни, давным-давно уже нет. А мы есть. Как парадокс, познавшие мораль из детских кинофильмов и книжек о Ленине, свободно расставшиеся с прежними ценностями, ибо были не достаточно сознательными, чтобы принять их до конца, и не приняли чего-то нового, поскольку его не было. Мы равнодушно и пассивно приняли в себя то, что сверху, не погружаясь в глубину, с пустыми глазами, мы знаем только счёт денег и времени. И что мы есть сегодня, мы не знаем, поскольку наш мир пуст и глух. Мы - банальности, головастики, которым так и не суждено стать зрелыми лягушками, ибо мы застыли, замерли, будто комары в ледниковый период, и даже если лёд растает, то он растает для следующих поколений, тогда как мы всё равно мертвы. И наша жестокость, наш мир не есть проявления нашего Я, это равнодушная безликая природа. Мы не прошлое и не будущее, мы воплощение безвременья, потерянное поколение.

Я.. 28.09.2003.