Greywolf : Играй...

Звуки музыки разносились по заснеженному городу, пробивались через закрытые окна, согревали сердца проходящих пешеходов. Казалось, музыка распространяется по городу неторопливым взрывом, мощной волной подавляя шум города и превращая его в часть своей мелодии. И в эпицентре этого взрыва - одинокая фигура под роскошным дубом в парке, это от нее расходилось во все стороны восхитительное тепло скрипичной музыки, заставляющее замирать в трепете саму зиму…

- Я сказал, пойдешь!
- Нет, папочка, ну как же можно! Это же срам какой! Я же со стыда помру, вдруг кто из соседей увидит!
- Пойдешь, пойдешь. Куда ты денешься – жрать в доме нечего, а она ерепенится! Давай, давай, хоть какой-то толк от твоей пищалки будет.

… Весь мир, казалось, прислушивался, каждое движение смычка отражалось в окружающем пространстве вспышкой света, ритмичным движением листьев, мягким дуновением ветра. Мир упоенно слушал, завороженный неземной гармонией музыки, и, не в силах сдержаться, подыгрывал молоденькой девушке с раскрытым футляром у ног…

“Играть! Нельзя останавливаться, иначе – конец, иначе холод проберется внутрь меня и уничтожит, заберет себе последние остатки тепла. И тогда пальцы окоченеют, и я не смогут держать скрипку, а мне нельзя, никак нельзя переставать играть. Я должна принести как можно больше, иначе отец, в пьяном угаре, забьет меня до смерти! Только не останавливаться, играть, играть, играть пока есть силы, пока не стемнеет”.

… Одинокие ноты, случайно отбившиеся от общей стройной мелодии, кружились в вальсе вместе со снежинками, возносясь все выше и выше. И вот уже снегопад, поддаваясь необоримому желанию, несется в вихре мелодии, забывая даже покрывать пушистой пеленой холодные улицы города…

- Эй, деваха, ты че здесь делаешь?
- Играю…
- Я вижу, что не срешь! Я спрашую, кто тебе здесь играть разрешал?
- Никто, я сама пришла…
- Бля! Во дает! А ты че, убогая, не знаешь, что, чтоб здесь играть нужно братве лаве отслюнявливать?
- Нет. Я не знала… Извините…
- Какие, к хуям, извините? С тебя стольник за дневной простой, так что давай, рассчитывайся.
- Но… Я недавно пришла. И снегопад, людей мало. Я столько не заработала. И меня ведь отец убьет, если я ничего не принесу!
- Нихуясе! Ты че, платить отказываешься? Денег у нее мало! А хули тогда вопще выходить было! Ну ладно, я седня добрый, рассчитаемся с тобой по другому, и можешь забирать свои деньги к хуям собачьим.
- Это как?
- Гы. А так. Идем со мной – я тя научу!

… Боль. Боль наполняла музыку, сквозила в каждой ноте, пульсировала в каждом движении смычка. Одинокие прохожие замирали, внезапно почувствовав приступ грусти, комок чувств подкатывал к горлу и резко падал, разбивая оледеневшее сердце. Ничто не могло остановить поток отчаянья срывавшийся со струн скрипки. Казалось, в воздухе носится не снег, а замерзшие слезинки безысходной тоски…

- Браво! Слов нет.
- Да уж – восхитительно. Никогда не видел такой отточенной техники, такого владения инструментом!
- А какая импровизация! На меня так чувства нахлынули, я чуть не расплакалась. Все таки не даром ей заслуженную дали!
- И какая она милая! Никого красивее в жизни не видел! А осанка! Только вот одна странность, вы видели ее глаза? Она никогда не смотрит в зал, на зрителей, всегда куда то вниз, как будто ищет что то.

… Стройная, красивая женщина шла по темным улицам города. Ее походка была воплощением гордости и женственности. Само время приостанавливалось и смотрело ей вслед, восхищенной аурой из едва слышной музыки окружавшей Ее.