Щикотиллло : Башня

.

(подмосковная сюита cis moll, op.60)
.
.
Увертюра

Andante ibanuto (умеренно ненормально)

.
Иногда в жизни случаются удивительные вещи: вчерашний недруг на поверку оказывается надёжным соратником, а закадычный друг – заклятым врагом. Ещё бывает так: находишь не там, где искал, а по-настоящему узнаёшь человека только тогда, когда начинаешь его неподецки ебать...
А вот интересно, ответят ли когда-нибудь учёные на вопрос: насколько наше поведение заложено в генах или всё же оно обусловлено окружающей средой? Что вынуждает нас поступать так или иначе: внешние обстоятельства и воспитание или же эти самые белковые цепочки ДНК?
Ебать же ж мой лысый хуй...
.
Пролог

Molto brutto (много мата)

.
- Этот жидовский выпердыш Миша Пекарь вконец охуел, - сплюнул мимо раковины на зеркало менеджер отдела продаж Женя Соколов, и жёлтая табачная сопля медленно поползла вниз по стеклу, - Опять выёбывается своим хохдойчем, с Барбарой пиздит только по-немецки, а мы блять, как лохи, тока и можем, что делать умные ёбла да поддакивать.
- Ага, - кивнул Алик Мартиросов, региональный представитель по Нечерноземью, - Я слыхал, его посылают в июне в Берлин на конгресс по психиатрии. Там одних суточных на полторы штуки бундесмарок плюс представительские. Повезло, ссуко! А мне, блять, опять по тамбовам да липецкам всё лето говно месить. Пашу на эту немчуру третий год, а они, суки, мне даже точило нормальное дать не могут – с четверкой ебусь – вся посыпется скоро... А тебе твою «Фелицию» менять будут?
- Фелляцию, блять! При Папочке Хоффмане ещё можно было поканючить, а как вместо него эту Башню-Барбару прислали, так эти гондоны не то, что парк машин обновить - каждый литр бензина считать стали! А она сама вечно смотрит на всех нас с таким брезгливым ебальником, как будто чумных мышей в своей лаборатории препарирует, - Женя скривился и изобразил фальцетом, - «Господин Зоколофф, ви получаете деньги за Ваше экстра-переночевание в Катариненбурге от фирмы никогда назад…» - это, блять, за то, что я после выставки на субботу в Ёбурге остался. Поставить бы её раком вот тут в туалете и отхуячить в немецкое очко, шоб взвыла…
- А чё, наверно любит Башня дуплом торгануть – оживился Алик, - типа «я-я, фантастиш»? Не зря такую короткую юбку носит – явный недоёб. Я слыхал, немки поголовно садо-мазо – от обычной ебли их уже не штырит.
- Барбара? Да не, навряд ли. Говорят, она феминистка штопесдец – мужиков ваще к себе не подпускает. Сама любого отстрапонит. Думаю, даже наш полиглот Пекарь к ней на выстрел яйца не подкатит. Это ж он её Башней прозвал – хуй залезешь! Хоть сам уже пол-офиса окучил. Он даже, говорят, на прошлой новогодней тусе Люське Рыжыковой яйца подкатывал…
- Блять, ко всем подход находит, пиздолиз. Даже к Люське-недотроге. Ласковый видать – ухмыльнулся Алик.
- Да все они, блять, ласковые, гандоны обрезанные… - вяло было начал Женя, и вдруг его глаза загорелись, - Слы, Алик, у меня план созрел охуительный!
- План созрел - давай – суши и забивай, - попытался сострить тот.
- Да ты прикинь! Ща мы этого опёздола подставим – мало не покажется! Через Барбару! Короче, слушай план Барба-Росса, гыгы… - сказал Женя и затушил бычок о табличку «Не курить!»…
.
Данца эбреика

vivace pizdato (жизнерадостно)

.
За окном туалета кончался март. Санаторий «Барвиха» в подмосковных Горках принимал на уикенд группу сотрудников российского офиса немецкой фармацевтической компании Доктор Фотце. За два с половиной дня они должны были пройти, ни много - ни мало, SWOT-анализ и основы европейского патентного права, а также под конец заполировать тим-билдингом, дабы укрепить командный дух разросшегося коллектива.
Фирма Доктор Фотце из Магдебурга специализировалась на производстве лекарств на растительной основе и занимала совсем небольшой сегмент у себя на Родине. Повинуясь общему порыву западных фармфирм в начале девяностых, она ринулась покорять дикий российский рынок и вбухала в создание московского представительства солидные для своих скромных размеров деньги. Вопреки бодрым прогнозам и директивам из головного офиса, продажи в России шли туго, чиновники и в Москве, и на периферии требовали отката за каждую свою закорючку, а русские болезные по-прежнему покупали в аптеках отечественную настойку боярышника и экстракт валерианы. Тем не менее, российский филиал не только разрастался, как опухоль, в Москве но и дал метастазы в регионы – что поделать: реалии рынка!
Народа на выездные курсы собралось действительно много и разного. Тут были и старые офисные кошёлки, и старательные региональные представители, и желторотые фармреференты, и преуспевшие в карьерном росте старшие менеджеры из Московского бюро.
К последним относился и Михаил Пекарь – выпускник Первого меда. Десять лет назад приехал он из Винницы абитуриентом, впервые в жизни ослушавшись мамочки и не вняв отговорам многочисленной родни. Вопреки пессимистическим прогнозам и крайне неблагоприятным начальным условиям - немосквич плюс еврей - он как-то сдал на «отлично» письменную химию и, будучи золотым медалистом, не оставил никаких шансов приёмной комиссии его забраковать.
Учился Миша все шесть лет хорошо. Помимо всего прочего, он во время почувствовал конъюнктуру и за время учёбы заметно улучшил свой английский, также буквально с нуля освоил немецкий – благо многие слова имели братьев на идише и сами собой всплывали из винницкого детства. В добавление всему, во время интернатуры Пекарь посещал вечерние курсы по маркетингу при Плехановке и там нахватался совсем уже не медицинских терминов типа «EBITDA» и «Break-even». Именно такая продвинутость и позволила выпускнику Московской медицинской академии Михаилу Пекарю обставить других кандидатов и быть принятым на работу в московское представительство фирмы Доктор Фотце – сначала продукт-менеждером по фитопрепаратам для лечебных клизм, а потом – и по лидеру продаж в Германии – экстракту листьев чёрной смородины.
В России Экстракт продавался плохо, ибо фирма позиционировала его как мягкий антидепрессант. А какой, в пизду, антидепрессант нужен русскому человеку, когда есть свой родной, сорокоградусный? Универсальный, общедоступный, а главное - мгновенно и сильно действующий…
Но Доктору Пекарю это было розово: маркетинговый бюджет на Экстракт был выделен неслабый, а немецкое начальство благоволило к Мише за его презентации на добротном инглише. Кроме того, у него хорошо получалось ладить с ведущими профессорами-психиатрами: его вчерашние учителя охотно принимали ящики с бесплатными образцами Экстракта, якобы для клинических наблюдений, и впаривали его всем желающим за деньги, а потом, по «результатам» - писали для Миши липовые отчёты и выступали с заказными докладами на конференциях. Миша даже придумал для этой профонации красивое название: «клинический мониторинг» и заработал ещё одно очко у своих работодателей. Вот таких троих уважаемых профессоров и должен был успешный продукт-менеджер Пекарь сопровождать на Берлинский конгресс по психиатрии – окружить их в поездке материнской заботой, помогать с переводом, а также проследить, чтобы уважаемые эскулапы не особенно уж налегали на минибары, не звонили из гостиничного номера на Родину и, к тому же, по возможности не просиживали сутками за Pay-TV, а хотя бы изредка спускались в конгресс-холл… В-общем, хлопотно, но не пыльно, и Миша с нетерпением ждал июльской поездки.
Что касается подмосковной тимбилдинг-сессии, то Миша тоже ожидал от неё сплошных ништяков – по всем предпосылкам эта выездка должна была укрепить его позицию на службе, ибо давала много поводов выебнуться перед начальством на фоне косноязычных коллег. К тому же у Миши былo одно сокровенное желание. Это желание звалось Люся Рыжикова из отдела продаж – предмет вожделения всей мужской части коллектива.
.
Тарантелла

Dolce Gabbanо (сладко, красиво)

.
Люся являла собой аппетитное зрелище – этакую юную фею из сказки Перро. Возможно, искушенные эстеты и нашли бы изъяны в её внешности: грудь плосковата, а курносое лицо всё усыпанно веснушками – Рыжик и есть! Но открытая улыбка, в которой не было и капли дежурности – вне зависимости от собеседника и времени суток – моментально обезоруживала всех, кто заговаривал с Люсей. Это был, пожалуй, единственный сотрудник московского офиса фирмы Доктор Фотце, которую обожали буквально все: и старые гэбэшные грымзы из гвардии УПДК, и задроченные регионалы, и особенно - не избалованные женственностью восточногерманские старпёры из головного офиса в Магдебурге. Последние во время своих краткосрочных командировок старались под любым предлогом вытащить Люсю из офиса в качестве эскорта на переговоры, правда, дальше сладких комплиментов и корпоративных сувениров дело не заходило. На переговорах менеджер Рыжикова довольно быстро распологала к себе партнёров по переговорам, что помогало снизить их требования по скидкам.
Нет, Люся не была этаким созданием не от мира сего. Наоборот – она, что называется, стояла обеими ногами на земле и отчетливо осознавала, каким эффективным оружием может служить её внешность в ансамбле с обаятельностью. И ставила при этом перед собой вполне земные цели: прибавку в зарплате, летний отпуск на Средиземноморье и кабриолет Пежо-206.
Замуж Люся не спешила. Но если порой и думала о замужестве, то Избранник представлялся ей обязательно голубоглазым брюнетом-итальянцем, чтоб ласковый и умный, а пределом бытовых мечтаний была квартира в центре Рима, причём обязательно – чтоб на крыше и с террасой-палисадником. Иногда Люся прослушивала аудиокурс «Итальянский за две недели» и пыталась читать «Римские рассказы» Моравиа в оригинале.
В течение трёх лет работы в офисе Люся Рыжикова держалась равноудалённо от всех. Но в последнее время, к зависти других самцов, становилось всё заметнее её особое расположение к этому провинциальному выскочке Мише Пекарю.
Миша в первом приближении вполне отвечал Люсиным критериям отбора: в его внешности доминировал средиземноморский генотип, при этом – голубоглазый, рослый, обходительный и без вредных привычек. Только вот с местом проживания Микеле подкачал: вместо Виллы Боргезе – съёмная однушка на Вавилова – Вилла Вавилла, как он её называл в угоду своей пассии. Всё, что Миша мог противопоставить Люсиной римской мечте - это потенциальный, но сомнительный по своей привлекательности переезд в Израиль, куда, надо сказать, и сам Миша не очень-то стремился…
.
Алеманда

Largo (тяжело)

.
Идея провести выездные курсы в подмосковных Горках принадлежала недавно назначенному директору российского офиса Барбаре Китцлер. Это была высокая тридцатишестилетняя немка с волевой нижней челюстью. Её мощные ляжки неизменно обтягивала короткая чёрная юбка, а на лацкане серого пиджака золотом блестела буковка L – членский значок Клуба Львов.
Барбара была родом из Пирны – маленького саксонского городка недалеко от чешской границы. Незадолго до падения Берлинской стены она вместе со своим прыщавым бойфрендом Торстеном ломанулась на дрезденский вокзал, чтобы штурмом взять поезд на Будапешт. В те дни через Венгрию уже можно было попасть в ФРГ, и поезда в южном направлении были битком набиты восточными немцами, стремившихся поскорей оказаться по ту сторону Железного Занавеса. При штурме вагона Торстен потерял свои очки с большими диоптриями и остался на перроне, беспомощно щурясь в след уходящему последнему вагону. Что касается Барбары, она уже через несколько минут забыла про своего Первого Мужчину – ведь поезд набирал ход и увозил её от дома, а главное – от обрыдшей лаборатории органической химии, насквозь пропитавшей за время учёбы в университете её крупное тело запахом карболки…
До Западной Германии Барбара тогда не доехала, а решила свернуть в Вену. Там она нашла работу в крупной фармфирме Никомед – пригодился диплом химика. Барбара вдохновенно взялась делать карьеру, но вскоре поняла, что перспективы её роста весьма ограничены: для австрийских коллег она оставалась инородным телом из соцблока - несмотря на старательные попытки Барбары прятать саксонское произношение и даже имитировать венский акцент. После пары лет рутинного служения фарма-гиганту, фройляйн Китцлер стала подумывать о том, что пора покинуть Столицу Вальса и вернуться в уже объединённую Германию. В Вене Барбару практически ничто не держало. Своей личной жизнью, вернее, её отсутствием, она была вполне довольна. Сексуальный опыт у Барбары был скуден и неудачен. Её отставший от поезда друг детства очкарик Торстен был всегда на редкость занудлив в койке – с их самого первого раза, когда они лишили друг друга девственности, перепив чешского пива в приграничном Зебнице.
Потом, уже в Вене, появился Наполеон - коренастый перуанец с кожей красно-бурого оттенка, как у картошки в мундире. Днём Наполеон торговал на площади у Венской Оперы с лотка индейскими украшениями, а вечером подрабатывал с приятелями из латиноамериканской тусовки в сальса-клубе – учил местных угловатых кобыл темпераментным танцевальным па. Вот там-то и сплясала с ним Барбара свою первую сальсу. Они подружились, станцевались и вскоре стали жить вместе. Наполеон существенно улучшил свои бытовые условия и вообще взгромоздился на шею к Барбаре. А для неё это было своеобразной лабораторной работой по превращению Напи из обезьяны в человека. К тому же перуанец взял на себя мелкие заботы по дому, правда довольно быстро засрал съёмную квартиру Барбары своими цацками, перьями и бесчисленными вонючими мешочками. В общем, это походило на симбиоз актинии и рака-отшельника из школьного учебника зоологии, ибо у них совершенно отсутствовал секс. Барбара не могла пересилить межвидовые отличия, да и Наполеон особо не настаивал – ему хватало разовых перепихов по обкуру в сальса-клубе, к тому же график их сна и бодрствования был в противофазе. Но в один прекрасный день Актиния пришла из клуба изрядно обдолбанная, и присунула в неподготовленную жопу мирно спящей Барбары свой короткий, но толстый перуанский хуй. Девственный анус сыграл в британский флаг, треснув сразу по нескольким лучам. Барбара взвыла от боли и выгнала вероломного потомка инков вместе с его бусами и мешочками под дождь.
Наутро врач выписал ей заживляющие клизмы и свечи из экстракта ромашки. На упаковках обоих препаратов стояло: «произведено фирмой Доктор Фотце, Магдебург, Германия». Барбара вдруг решила, что пора на Родину…

Это было нелёгкое время для восточных немцев. Они сорок лет кряду рвались к западной демократии - делали подкопы под Берлинскую стену, перебегали границу под перекрёстным огнём доблестных пограничников, а теперь - разом, всей страной – оказались на задворках Германии. Политкорректно поименованные как «жители Новых Федеральных Земель», они оставались для своих западных соплеменников простыми «ози» - лузерами из соцблока. Дополнительно раздражающим фактором для западных немцев стал налог на солидарность, который все жители Старых Земель отныне были обязаны удерживать со своих доходов в поддержку братьев своих меньших. «Wir sind ein Volk! (мы – один народ)» - увещевал Ози с карикатуры в «Шпигеле» своего западного соседа. «Wir auch (мы тоже)» - надменно отвечал ему Вези.
Радость от обмена восточной марки на западную по курсу один к одному быстро прошла, и вчерашние беззаботные ГДРовцы вдруг оказались один на один с жестокими реалиями Мира Чистогана. Бесплатные детсады и длинный декретный отпуск, мизерная квартплата и гарантированные рабочие места – всё это осталось в проклятом прошлом. Старший Брат уверенно сметал на своём пути всё старое и утыкал всё освобождавшееся пространство строительными кранами.
Когда-то могущественный фармацевтический концерн «Гермед», объединявший все крупные химфармпредприятия ГДР и снабжавший страны СЭВ лекарствами, распался на отдельные заводики, которые были живо раскуплены западными акулами. На руководящие должности вместо заскорузлых партийцев пришли другие демагоги – самоуверенные яппи с лондонским или бостонским образованием. Они погнали с ссаной тряпкой с насиженных мест заслуженных ветеранов социалистического труда и бодро стали перекраивать всё на свой лад.
Козыряя своим никомедовским послужным списком, Барбара принялась карабкаться по служебной лестнице и вскоре заняла должность продукт-менеджера по той самой клизме с ромашкой, с которой началось её знакомство со своим будущим работодателем. На данной должности Барбара стала реализовывать свои революционные концепции по ребрендингу и наняла для этой цели по старой дружбе дорогущее рекламное агентство из Вены. Отпилив нехилого бабла из бюджета компании, Барбара представила новую концепцию на суд своего руководства. Препарату был предложен слоган: «ангел-хранитель Вашей слизистой», а на постере был изображен дистрофичный ангелочек, перелетающий с ромашки на ромашку с клизмой в руке. При этом сами цветки ромашек как-то подозрительно напоминали анальные отверстия после перуанского вторжения.
Консервативное начальство не прониклось новаторским подходом инициативного продукт-менеджера и сразу же по окончании презентации хотело уволить Барбару к ебеням без выходного пособия. Но, учитывая молодость и чистосердечное раскаяние, Барбаре было предложено отправиться в Москву и заменить уходящего на пенсию Директора московского представительства, гермедовского ветерана Удо Хоффмана.
Барбара Китцлер убедила себя, что это – настоящий челлендж и поехала навстречу трагической развязке…
.
.
Конец первой части. Вторая и третья части исполняются без перерыва.