Нови : Комната номер двадцать восемь

23:26  29-05-2008
Когда острым ножом я делаю тонкий глубокий разрез вдоль линии ребра, кровь течет из раны на живот красной ковровой дорожкой. Течет широко и свободно.

Красная ковровая дорожка устилает длинный гостиничный коридор. Множество дверей по обе стороны коридора.

Это очень старая гостиница и, как всё старое: люди и вещи, она знала лучшие времена. Я вижу красивых дам в вечерних платьях с гладкими короткими прическами. Дамы курят тонкие сигареты в длинных мундштуках, темнеют густыми тенями на чуть припухших веках, показывая своим бледным напомаженным кавалерам щедрые декольте узких платьев в пастельных тонах. Узких платьев, полных томной ночной благодати. Теперь коридор пуст, тих и неряшливо прибран, как, должно быть, были те прекрасные дамы, проснувшись в пятом часу по полудни подле своих тонкоусых малознакомых кавалеров.

Множество дверей по обе стороны коридора, но мне нужна только одна.
“Комната номер двадцать восемь, мадам”, - учтиво говорит пожилой портье, протягивая правую руку раскрытой ладонью вверх. Причудливый рисунок его жилета рябит и переливается в моих высушенных бессонницей глазах. Хаотичные зеленые запятые на желтом фоне чуть шевелятся и превращаются в клубок извивающихся змей. Они шипят, поднимая ко мне свои треугольные головки, а в их глазах-точках ясно читается холодное предупреждение. Мои плечи вздрагивают зябко под тонким платьем, тогда легко и почти незаметно я киваю гадкому клубку. Змеи успокаиваются и снова складываются в яркий, но уже неподвижный узор.

В руке портье ничего нет, но что-то твердеет холодно и плоско под моими протянутыми навстречу его раскрытой ладони пальцами.

В тот день, жаркий и влажный, меня ни на минуту не оставляло томительное ожидание и тревожное ощущение нереальности происходящего, как часто бывает после бессонной ночи. Казалось, что сегодня я, наконец, получу ответ на хотя бы один из бесконечно мучающих меня вопросов. Нет, мне не приходили загадочные письма, и не было никаких знаков, и сложная головоломка вовсе не сложилась в выложенную инфернальным огнем, указывающую на старую гостиницу стрелу. Я просто заказала здесь номер, потому что в моем доме завелись крысы.

Крысы

Крысы любят жить ночью. Этим крысы похожи на меня. Крысы знают это.
Крысы взбираются по моим голеням, прикасаясь острыми коготками к тонкой коже чуть выше икр, медленно приближаются к чувствительному сгибу на изнанке напряженных ног. Они усаживаются на вершинах моих согнутых коленей, смотрят требовательно и насмешливо.

По ночам крысы рассказывают чудесные и ужасные истории. Они рассказывают истории о матерях, задушивших и похоронивших в тенистых садах – в ухоженных садиках за белыми аккуратными домиками, своих маленьких детей. Истории о том, как из пустых глазниц убитых детей вырастают стройные яблони. О том, как поздней осенью матери срывают спелые сочные плоды с тонких ветвей своих сыновей и дочек и варят сладкое тягучее варенье. “Если ты дашь мужчине отведать такого варенья – он будет любить тебя вечно, а если съешь сама, то никогда не постареешь”, - говорят крысы.

Крысы взбираются по моим ногам, крысы нежно щекочут мою кожу. Самая ловкая из них проникает в меня прежде, чем я успеваю крепко сжать бедра. Самая ловкая крыса начинает ритмично двигаться внутри меня прежде, чем я успеваю сказать “ах!”. Мне становится хорошо прежде, чем я успеваю опомниться. Прежде, чем я успеваю опомниться, во мне поселяется крыса.

В комнате номер двадцать восемь пыльные окна за тяжелыми выцветшими портьерами. В комнате номер двадцать восемь две перегоревшие свечевидные лампочки в тусклой хрустальной люстре. В комнате номер двадцать восемь потертый ковер с восточным орнаментом и даже на вид скрипящая, широкая кровать. Кровать, над которой чуть неровно висит картина в тяжелой раме с лежащей в пышных перинах полной румяной женщиной. В комнате номер двадцать восемь есть кто-то кроме меня.

В комнате номер двадцать восемь находится ангел.

Ангелы

Ангелы совсем не похожи на меня. Ангелы отличаются особым дефектом зрения, позволяющим видеть в людях только одно хорошее. Это словно обладающий обратным действием осколок зеркала Снежной королевы в глазу Кая. Ангелы совсем не замечают своих переломанных крыльев; они не различают грязных оттенков серого в давно утративших небесную белоснежность потрепанных перьях.

Чтобы не потерять свое сладкое забвение, все ангелы много пьют. Это те неопрятные люди, что сидят до закрытия за стойками грязных дешевых баров в надежде на редкое угощение от случайного собутыльника.

Ангелы питаются искренностью. “Дайте мне искренность – и я переверну мир”, - говорит уставший ангел. Только никто не дает ему искренности, а лишь просит бармена повторить и прячет бегающий взгляд. Поэтому все ангелы так плохо выглядят, и никто не догадывается об их божественном происхождении.

У моего ангела не хватает правого крыла. Мой ангел прикусывает нижнюю губу, движется нервно и резко, неловко ломая только что прикуренную сигарету в стеклянной гостиничной пепельнице.

- Что ты здесь делаешь? Что тебе от меня нужно?

Ангел смотрит на меня нежно и кротко.

- Искренность. Правда, - тихо говорит он.

Тогда я снимаю свое платье и стою перед ангелом обнаженная, потому что не знаю другой правды кроме той, что происходит между людьми после того, как они избавляются от своих одежд.

- Оставь, - говорит он немного разочаровано, - ты ведь знаешь, что самая ужасная ложь всегда произносится нежными голосами, а самое горькое одиночество всегда рождается между голыми людьми.

- Что же мне сделать?

- Закрой глаза. Попробуй заглянуть во внутрь.

Я закрываю глаза, но внутри не вижу ничего – только ловкая крыса в моем теле движется ритмично и требовательно. Внутри меня движется крыса, а в моей руке твердеет что-то холодно и плоско.

Темные глаза полной женщины с картины в тяжелой раме округляются тревожно, она вытягивает указательный палец и, пристально глядя на меня, поводит им плавно перед собой в предостерегающем жесте.

Тогда я подхожу к ангелу вплотную, расстегиваю его белую несвежую рубашку и острым ножом делаю тонкий глубокий разрез вдоль линии ребра. Кровь течет широко и свободно по его животу. Кровь течет красной ковровой дорожкой. Течет красной ковровой дорожкой вдоль гостиничного коридора. Множество дверей по обе стороны длинного коридора. Множество дверей, но мне нужна только одна.