Ammodeus : Дезертир (эпизоды 4-5)

IV

…Двадцать пять лет назад легендарный центурион Марк Петроний исчез – исчез после той самой битвы с гуннами летом 451 года.
Флавию Аэтию, командующему объединенной армией римских провинций, лично знавшего Марка, доложили об этом немедленно – Марк был не простым центурионом, он был primus pilus, «первым копьем» легиона и, если это был уход с поля боя без приказа и без оружия, то необходимо было срочно принимать некоторые решения. Флавий выслушал новость с невозмутимым лицом и приказал еще раз все проверить. Очень желательно, сказал Флавий своему ординарцу-венефициарию, чтобы вы принесли мне хотя бы мизинец центуриона, найденный на поле боя или что-угодно, что говорило бы о том, что Марк Петроний не пропал без вести, а героически погиб. Что угодно, повторил он и выкатил свои непроницаемые темные глаза уроженца юга на бенефициария.
Через два часа ему принесли шлем и мечи Марка. Тело найдено не было, но нашелся свидетель, раненый в плечо palatinus второй когорты, утверждавший, что видел центуриона перед началом римской конной атаки и, похоже, что Марк Петроний (тут раненый запнулся, подбирая, видимо, слово) удалялся от предполагаемого места стычки конницы с варварами. Аэтий (бросив при этом короткий взгляд на своего ординарца) поблагодарил солдата и пожелал ему скорейшего выздоровления. К сожалению, так уж случилось, что рана того неожиданно загноилась и к утру бедняга был мертв.

А Флавий Аэтий провел ночь, ковыряя своим мечом пол в палатке и бормоча что-то себе под нос до самого утра…
Наутро также выяснилось, что потери в этой битве оказались чудовищными: около 100 000 римлян и их союзников погибло в этом побоище - целые легионы были вырезаны до последнего бойца.
Итогом сражения и утешением стало то, что на каждого римлянина пришлось по два изрубленных гунна, и Аттила был вынужден отвести армию на восток, понимая, что этим подписывает себе смертный приговор – гунны не прощали неудач своим вождям. Это был лишь вопрос времени и подходящего повода-случая…
Год спустя Аттила предпринял еще одну попытку вторжения, которая должна была реабилитировать его как вождя и полководца, но ни прежнего единства, ни азарта у гуннов уже не было. Показушный этот наскок римляне отбили без особых усилий, и Аттила вернулся в свой шатер. А еще спустя год великий вождь, которого при жизни искренне и без раболепия называли Бичом Господним и которого навязчивая идея покорения Рима превратила в безумца, был отравлен и ранним осенним утром 453 года его вынесли из шатра, чтобы возложить на погребальный костер…
Но это случилось только через два года после того сражения на Каталаунских полях, а сразу после него преторианцы допросили Валерия - сына погибшего товарища Марка, с женой которого Марк сошелся пять лет назад, выполняя предсмертное желание друга.
Валерий был из тех римских мальчиков, чьими кумирами были центурионы и гладиаторы, а оружием они владели так, что могли драться с завязанными глазами. Но что мог им сказать Валерий, только что сам узнавший, что его отчим, который был для него героем, оказался дезертиром? Он смотрел на преторианцев глазами брошенного щенка, и те оставили его в покое.
Еще полгода прослужил Валерий в войсках, а спустя полгода его вызвали в Рим.
Но уже не преторы, а совсем другие люди.
Одетые просто, они и говорили просто.
Ты хочешь, жалкая придонная рыбешка, чтобы тебя подняли из грязного ила на поверхность и обжарили? – спросили они его.
Он не хотел.
Тогда, сказали они, ты можешь искупить вину своего отчима. Мы позволим тебе оставаться на дне, но ты будешь нам иногда нужен. И пусть боги, добавили они, оберегают тебя от мыслей, что нам можно отказать…
Agent in rebus – так называлась должность, которую Валерию пожаловал сенат и народ Рима. Ему дали возможность жить и служить Риму - вместо Марка. И он служил, и служил честно, пообещав себе раз и навсегда – никогда не сделать того, что сделал Марк.
Валерий не стал холодным, лишенным чувств убийцей – наоборот, в нем жила жадная готовность и вдохновленная изощренность. Он убивал тех, кого приказывали убивать, потом он убивал тех, кто приказывал убивать – и однажды понял одну простую вещь…
…Это случилось через три года после исчезновения Марка.
Аэтий, ставший после своей победы практически неприкосновенным, вздумал выдать за своего сына дочь императора Валентиниана. Мать Валентиниана, красавица Галла Пласидия, с ужасом наблюдавшая за неуклонным ростом влияния Аэтия, сумела убедить сына в нелояльности полководца, и, во время ужина в узком кругу, Аэтий получил отказ в своей просьбе в форме удара мечом в живот.
Так закончил свои дни последний герой Рима, Magister Militum Флавий Аэтий, а спустя полгода, в марте 455 года, Валентиниан и сам был зарезан двумя бывшими телохранителями Аэтия. Хотя вряд ли это было только отмщение армейских офицеров, бывших телохранителей Флавия - Валентиниан нажил себе множество врагов пострашнее политических соперников. Обманутых мужей, например…
…И вот тогда Валерий понял, что здание власти покоится на фундаменте, замешанном на взаимном страхе. Страх народа перед властью и страх власти перед народом – основа всего. Народ подчиняется силе власти, власть вынуждена считаться с народом, если хочет выжить. Но нельзя держать в страхе всех и все время. Страх изнуряет, превращается в отчаяние, отчаяние порождает безысходность, а безысходность – неожиданную дерзость.
Всякий зверь перед смертью совершает свой последний прыжок на врага…
И единственной защитой власти служит дисциплина.
Дисциплина – величайшее богатство Рима, его настоящее и будущее, его наследие и дар варварскому миру. Власть держится на исполнителях ее приказов. Власть без исполнителей, без таких, как Валерий, беспомощна, как беспомощен самый умный безрукий, который не может самостоятельно помочиться.
Он, Валерий, есть краеугольный камень власти…
Когда Валерий это понял, единственным смыслом его жизни стало сохранение власти. Не власти того или иного правителя, а Власти как залога существования Рима и великой империи вокруг него. И ради этой цели он был готов на все.
Нехорошая слава пошла о нем…
Восемь раз его пытались убить коллеги, которым почему-то казалось, что Валерий перестал служить Риму и стал служить лишь себе.
Глупцы…
Они не могли постичь того, что открылось Валерию, да и просто докучали ему. Все они были найдены в таком виде, что содрогнулись видавшие виды обитатели трущоб вниз по течению Тибра – и Валерия оставили в покое. Он, как никто, оказался востребован смутными временами. Валерий стал Минотавром, живущем, как в лабиринте, в забитом нечистотами больном чреве Рима. О нем знали все, но его не знал никто - лишь те двое, что пришли к нему в конце лета 451 года. Но и они ему уже не приказывали, а просили и платили уже золотом, а не серебром.

А империя продолжала умирать…

У Валентиниана не было сыновей, лишь две дочери, и Сенат принял решение усадить на трон кого-то из аристократов, но уже спустя пару месяцев вандалы вторглись в Италию и бедный патриций, имя которого многие римляне даже не успели узнать, был растерзан озверевшей от паники толпою.
Марциан, император восточной части расколовщейся пополам империи, не рискнул ударить по вандалам и великий Рим пал.
Девятнадцать дней грабили вандалы столицу мира, а потом отплыли без помех, увозя вдову Валентиана и его дочерей…
Рецимер, командующий тем, что осталось от армии западной империи, был единственным человеком, способным сохранить порядок, но он был германцем и не мог, по закону, стать императором.
Рецимер поступил так, как поступали военные и до него, и как будут поступать после: в 457 году от Рождества Христова он возвел на престол полное ничтожество Юлия Майорана – лишь бы не пустовало свято место. Тот четыре года послушно ел с конца копья Рецимера, но был слишком туп, чтобы исправно отрабатывать еду - он ухитрился потерять триста боевых кораблей у берегов Испании и Рецимер казнил его.
После этого Рецимер попробовал хотя бы формально объединить вновь обе половины треснувшей империи и назначил императором представителя восточной династии – Артемия. Но после очередной неудачной вылазки против вандалов Рецимер, конечно же, не стал винить в провале себя и привычно казнил Артемия…

Валерий усмехнулся.
Почему именно ему досталось это гнусное время, а не время достойных правителей? Время, когда заговоры и убийства преследовали великие цели, были овеяны благородной таинственностью и вели к переменам в судьбах граждан Рима? Почему сейчас возня у трона напоминает пьяную драку в траттории, где никто не понимает, за что проламываются черепа и выпускаются кишки?
Но утешением Валерию служило уверенность в том, что, кто бы не пришел к власти, ему всегда будет нужен Валерий. Охоту за крупной дичью ему еще не поручали, но в мраморных лесах Рима водилось вдоволь зверья помельче, и без работы Валерий не сидел.
Рецимер вскоре умер, как было объявлено, от болезни и патронат над Римом перешел к восточным аристократам. Император восточных провинций Лео І решил, что пора навести порядок на Западе и направил своего ставленника Непо с армией привести к присяге Рим. Но Непо неожиданно получил жесткий отпор от нового командующего армией Запада – Ореста, который отправил Непо в изгнание и назначил императором своего сына, смазливого Ромула.
Гордые римляне во второй раз за столетие молча утерлись и попробовали жить дальше, а к Валерию пришли уже двое других сuratori.
У новых кураторов претензий к Валерию не было и жизнь пошла обычным чередом.
Случилось это в год 576 от Рождества Христова. Два месяца назад…

…Забавно, вдруг подумал Валерий, нынешнего правителя зовут Ромулом – как и основателя Рима … К чему бы это?
Валерий наклонился над Марком.
- Хватит притворяться, центурион…– тихо сказал Валерий и дунул ему в лицо. – Хватит…

V

Марк задыхался, ему казалось, что черное небо опустилось к самому его лицу и продолжает опускаться - он вскинул руки, чтобы остановить это движение, но руки исчезли в темноте и не нашли ничего, кроме липнущего теплой глиной воздуха.
Марк закричал, но не услышал себя, он хотел дотронуться до горла, но руки не вернулись из мглы - у него больше не было рук. Марк содрогнулся всем телом – и взвился во тьму отпущенной пружиной.
Страха больше не было.
Он был исполинским змеем, стоящим на хвосте в самом центре огромной, лишенной поросли, каменной пустыни и беззвездное небо вращалось над ним. Где-то на краю этой пустыни он увидел мерцающий огонек – будто далекая звездочка катилась по горизонту…
Марк упал на землю и пополз к этой звезде. Над ним полыхали медным светом тусклые молнии, но он не слышал грома, он царапал брюхо об острые разломы, но не чувствовал боли.
Он полз секунду и целую вечность.
Он не отрывал взгляда от света, и тот становился ярче. Марк мог слышать сухой треск молний и глухие раскаты грома в небе, и вместе со светом и разбросанными в нем звуками к нему возвращалась боль. А с болью возвращался его человеческий облик и вдруг Марк вновь превратился в человека – и человеческая боль была невыносимой…
Не было такой телесной боли, которую не испытал в своей жизни бы Марк. На его теле были раны от всякого оружия, которым сражались враги Рима – мечи, палицы, кистени, дубины, секиры, стрелы, копья, камни, огонь - но эта боль была незнакомой.
Марк чувствовал, как он растекается по бесконечной поверхности, он был везде и нигде, его сознание растягивалось, как бычья шкура - четыре стороны света рвали ее и не могли порвать… «Хватит!» – закричал он, чей-то голос повторил спокойно и с насмешкой «Хватит, хватит…» - и веки Марка задрожали…
…Валерий смотрел на оживающее лицо Марка и чувствовал знакомое возбуждение, в которое он приходил перед тем, как впервые заглянуть в глаза намеченной жертве. Это время – последние минуты до момента, когда человек начинал понимать, с кем он имеет дело, Валерий любил больше всего. Он чувствовал себя волшебником и это ощущение не шло ни в какое сравнение ни с азартом охоты, ни с ощущением добычи в когтях, ни с сытым сожалением, что охота окончена.
Но сейчас Валерий просто ликовал. Какой там Юлий Принцепс и жалкая награда за него! Да за такую добычу, как Марк, он сможет запросто купить дом в Байи и, возможно, подыскать себе любовницу познатнее…
И потом – что может быть слаще мести, освященной сознанием выполненного общественного долга?
Senatus Populus Que Romanus…

…Марк бессмысленно ворочал глазами, тяжело дыша, а Мелисса, прикусив нижнюю губу, теребила пояс туники и Валерий вдруг поймал себя на том, что он думает о ее гладких загорелых коленях и тонких лодыжках, перехваченных ремешками стареньких сандалий.
Марк захрипел и Мелисса рванулась к нему, но уперлась в вытянутую руку Валерия – Валерий ощутил упругость и тепло ее живота.
- Воды неси!
Мелисса продолжала смотреть на Марка, будто не слыша, и Валерию пришлось ущипнуть ее. Мелисса нехотя перевела взгляд на Валерия.
- Принеси… Воды… - повторил с нажимом Валерий и глаза Мелиссы ожили, она быстро кивнула, будто обрадовавшись, что кто-то знает, что ей нужно делать и выскользнула за дверь – было слышно, как прошуршали по песку ее шаги, что-то загремело и разбилось, и через секунду она влетела в дом с мокрым кувшином. Валерий отобрал у нее кувшин, плеснул немного воды на ладонь и приложил ее ко лбу Марка. Марк застонал. Валерий смочил руку еще раз и приложил ладонь к груди Марка, и Марк вздрогнул всем телом. Мелисса тихо заплакала. Валерий отпил из кувшина и поставил его на пол.
Марк протяжно прохрипел и закашлялся.
Валерий смотрел на него, постукивая ногой по полу.
Какая-то мысль неясной тенью пронеслась у него в голове и исчезла, оставив глухое раздражение…
Бог, двадцать пять лет не мешавший Валерию, сейчас и вовсе основательно расщедрился. Так что же не так?
Марк перестал кашлять и Мелисса скользнула к нему, обняв за плечи и прижавшись щекой к груди. Марк посмотрел на Валерия – Валерий видел, что тот узнает его.
- Пить… - прошептал Марк.
Мелисса быстро нагнулась за кувшином и поднесла его к лицу Марка. Валерий смотрел, как она одной рукой держала тяжелый кувшин, а другой пыталась оторвать голову Марка от постели, чтобы он мог сделать глоток - наконец, она сумела поднять голову Марка, а тот сумел приподняться на локте…
Марк оторвался от горлышка – глаза были ясными, лишь лицо потемнело и было неподвижно, будто тонкая кожаная маска.
Мелисса всхлипнула, а Марк медленно погладил ее по голове. Валерий опять постучал калигой - Марк осторожно выпрямил спину, и Мелисса, запрокинув по-кошачьи голову, улыбнулась ему.
Марк поцеловал ее в лоб.
- Ты купила вина? – голос был шершавым и слабым.
Боги, она совсем забыла! И потеряла деньги, что дал ей Марк! Но в доме еще есть немного вина – сейчас, милый, сейчас…Она выбежала во двор и бросилась в дальний угол, где в вечной прохладной тени хранились пару амфор с любимым вином Марка. Она радостно пискнула, когда одна из них оказалась почти полной и опять бегом вернулась в дом.
Валерий и Марк молча смотрели, как Мелисса быстрыми движениями нарезала сыр с хлебом, разложила на столе зелень и разлила вино в большие глиняные кружки, после чего забралась, поджав ноги, на постель к Марку. Марк, оттолкнувшись кулаками, попробовал подняться, не смог и опять откинулся на подушку. Мелисса опять обняла его и прижалась щекой к груди, гладя по руке, а Марк, не разжимая кулаков, смотрел в приоткрытую дверь, за которой были ветер и свет.
Валерий подошел к столу, взял в руку кружку и взглянул на Мелиссу, выглядывающую из-за плеча Марка.
Марк погладил Мелиссу по щеке.
- Пойди погуляй… Возвращайся, когда начнет темнеть…
Мелисса мотнула головой и сжала плечи Марка. Марк повернулся к ней.
- Ты всегда доверяла мне… Поверь и теперь…Хорошо?
Мелисса шмыгнула носом и кивнула. Марк улыбнулся и поцеловал ее в лоб.
- Ступай, девочка, ступай…
Мелисса чуть отстранилась от него, но не встала с постели. Валерий с усмешкой посмотрел на нее - Мелисса смотрела на него, чуть опустив голову, и ее взгляд не был взглядом слабоумной.
Валерий помнил множество взглядов, которых никогда не видят обычные люди, но такого взгляда он не помнил. В нем не было ни страха, ни мольбы, в нем не было презрения или ненависти.
Валерий моргнул и девушка, шепнув на ухо Марку, соскользнула с постели и выбежала за дверь - в полосках света, пробивающегося сквозь щели, закружились пылинки, и стало очень тихо, будто Мелисса унесла с собой все звуки мира.