Lero : Перевод

Я сидела на кресле, поджав под себя ноги, которые медленно, но явно затекали. Передо мной лежал раскрытый учебник английского языка, в страницу которого я безуспешно смотрела уже пару минут. В голове всё вертелись слова учителя: «Ну, раз ты пишешь, то попробуй перевести это стихотворение в литературной форме, то есть, чтобы оно сохранило первоначальный смысл и рифму.»
«Переведи» - легко сказать. Ладно бы ещё простенькое что- нибудь, а то стихотворение Чарльза Кингсли «Young and Old». На этот счёт у меня никаких ассоциаций не было. Тем более – перевести чужое стихотворение, этим я никогда ещё не занималась. Смогу ли я полностью понять, что хотел сказать Кингсли? Смогу ли я выразить это словами? Всё это не давало мне покоя. Мне было тяжело, невыносимо тяжело просто браться за перевод. Сам текст я ещё не прочитала. Точнее, прочитала, но просто пробежалась по нему глазами. Как далека мне эта тема!.. Автор писал стихотворение, чувствуя что- то, проникнувшись мыслью, стараясь придать ей форму, материю, плавные изгибы или наоборот резкие выступы, раскатывая её, как тесто и вылепляя определённого размера куски…Пара минут усердного сосредоточения. Пара минут тишины, такой немой, что слышно как где-то тикают часы. Но как мне переводить текст, если я не совсем согласна с автором? Хотя, моего мнения тут никто не спрашивал, от меня требовалось лишь стать составным стихотворения, его подсмыслом.

When all the world is young, lad,
And all the trees are green;
And every goose a swan, lad,
And every lass a queen;
Then hey for boot and horse, lad,
And round the world away;
Young blood must have its course, lad,
And every dog his day.
When all the world is old, lad,
And all the trees are brown;
And all the sport is stale, lad,
And all the wheels run down;
Creep home, and take your place there,
The spent and maimed among,
God grant you find one face there,
You loved when all was young.


When all the world is young, lad. Последнее слово выпадает из логического ряда перевода. Хотя если его заменить синонимом «знаешь»… The spent and maimed among “ Среди растраченного, сломанного былью». Я ничего не могу сделать, не добавив чего- то своего, иначе я сломаю размер….Как тяжело не разрушить созданной гармонии, не вставить что- либо лишнее, не сломать, не опошлить, не осквернить, не изменить, не солгать…
Незаметно пролетели часы. Передо мной набранный текст. Я просматриваю его пару раз, окончательно решив, что вышло совсем даже неплохо. Хотя, это не мне решать, хорошо или плохо. Интересно, что решит многоуважаемая публика, которая знает о смысле этого стихотворения не больше моего?...

Стою около кабинета. В руках свёрнутый в трубочку лист со стихотворением. Немного волнуюсь. От того, что теребила в руках лист он окончательно помялся. Звонок на урок. Вхожу в класс, ложу своё творение на учительский стол со словами: «Это перевод, о котором мы с Вами говорили на прошлом уроке»
- Что это за лист? - недоумённо спрашивает учитель.
- Это перевод, о котором мы с Вами говорили на прошлом уроке, - повторяю я.
- Я прекрасно это понимаю, но почему он в таком виде?
Я тем временем выкладываю из сумки на стол необходимые книги,…
- Почему лист помятый? Вы не могли положить свою работу в файл?
… необходимые тетради,…
- Почему Вы не оформили это должным образом? Под оригиналом надо было указать автора, а так же Вашу фамилию после перевода!
…ручки, карандаши…
- Вам надо переделать его. Потом сможете сдать.
- Я не буду ничего переделывать. У меня сломался компьютер,- соврала я.
- Ну так сдавать его не имеет смысла. Прочтите тогда его.
Мне стало вдруг так противно от того, что сейчас этот человек будет слушать то, на что я потратила немало времени и сил, то, во что я вложила частичку себя. Он будет слушать и думать, что стоит выше моего перевода, в праве его судить и осуждать, а потом скажет, что где- то можно было подобрать другую рифму и сократить размер…
- Я не читаю свои работы. Никогда. Я сдала, как Вы сказали, это, чтобы Вы прочли и выставили мне оценку.
Класс загудел. «Ну прочти!» - дёрнула меня за рукав соседка по парте.
Я взяла лист из рук учителя, которые сами по себе, эти тонкие пальцы с аккуратными ногтями, казалось, говорили, что они против моего перевода, даже не услышав его. Вернувшись к своей парте, я прочла:

Знаешь, когда молодо всё в мире,
На ветвях деревьев зелень лоснится;
Каждый встречный – поэт с лирой,
И любая девушка – царица;
Сесть на лошадь, и лететь вперёд,
Вокруг света, не отбрасывая тень;
Кровь кипящая должна иметь свой ход,
Так же, как и каждый пёс свой день;
Знаешь, когда в мире всё старо,
Падает на землю жёлтый лист;
И движения даются не легко,
А колёса по наклонной мчатся вниз;
Вернись домой, и здесь оставь желания,
Среди растраченного, сломанного былью;
Тебе здесь Бог нашёл твоё призвание,
То, что любил ты, когда молодо всё было.

После этого я сложила лист вчетверо и засунула в задний карман брюк. Только проделав всё это, я села на место. Учитель смотрел на меня, но казалось, что пытался разглядеть стену за моей спиной. Несколько секунд тяжёлого, невыносимого молчания. Соседка по парте толкнула локтём в бок: «Молодец! Мне так понравилось!» Я сделала вид, что не слышала этих слов. Всё моё внимание было приковано к глазам учителя, зрачки которых не двигались. Мне в голову уже было закрались страшные мысли, но тут я услышала голос:
- Хорошо. Вы молодец. Что вы скажете по поводу перевода? – обратился учитель к классу, указав на одного из учеников.
- Мне очень понравилось потому, что…
- Говорите на английском, пожалуйста, не забывайте, что мы развиваем речь именно в этом языке.
Последовало несколько фраз по поводу красоты и точности.
- А теперь скажите: «Перевод был довольно точен и передал основную мысль и содержание стихотворения»
Не без помощи учителя ученик смог перевести это. На половине фразы внимание педагога переметнулось к другому ребёнку:
- Как сказать: « Она попыталась разбавить стихотворение яркими красками»?
Мне стало тошно. Учитель говорил обо мне, будто я отсутствовала. Я не пыталась ничего разбавлять, я всего лишь перевела оригинал на свой лад, попыталась представить себя на месте Кингсли. Ни о каких красках речь и не шла. Зачем придумывать, вроде взрослый и серьёзный человек. Зачем врать обо мне, если я нахожусь в этом же кабинете, правда тщательно изучаю стену справа, отвернувшись, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. В то же время мне стало стыдно. Они обсуждали мою работу, причём это походило на открытый литературный вечер, посвящённый моему творчеству. Учитель заставлял всех рассказывать что- то, при этом концентрируясь не на моём произведении, а на лексически и грамматически правильно построенных предложениях. Всё это резало по сердцу лезвием. И я подумала, что этот перевод явно лишний. Так захотелось вырезать эти чёрные буквы на белом листе, вырезать не из бумаги, а из времени, чтобы их больше не было, они упечатались обратно в небытие. Но текст сохранён на компьютере, да и удалять особого желания не было. Хотелось вычеркнуть его лишь из общего сознания.
Прозвенел звонок. Я вышла из кабинета, вытащила из заднего кармана брюк листок, сложенный вчетверо, скомкала и бросила в ближайшую урну. Хоть немного, но легче.