Дуня Распердяева : Детская онкология. ч. 2-я

01:52  05-06-2008
ч. 1-я: http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=24811

От всех расспросов о предстоящем дежурстве Тоня открестилась одним словом «увидишь». На следующий день она разбудила Настю с утра пораньше. Велела срочно собираться и через минуту быть в столовой.
– А где же чайники с кастрюлями? – сонным голосом спросила Настя, с удивлением разглядывая пустые столы, – и чего в такую рань подниматься, завтрак только через час.
– Завтрак надо еще привезти, – ответила Тоня с невеселой усмешкой, – и пообещай, что по дороге не будешь хныкать.
– Ну, ты уж совсем меня за маленькую держишь, – обиделась Настя, – я ж не Светка.
– Светка во многом уже мудрее тебя. Они тут взрослеют не по дням, а по часам. Сама потом поймешь. Так не будешь обратно проситься? А то с некоторыми такое случается.
– Я не буду ныть! – твердо сказала Настя, – Честно.
– Тогда вперед, – Тоня завернула за буфетную стойку, – Хотя нам вообще-то вниз.
В нише за стойкой обнаружились двери грузового лифта. Внутри стояла тележка, похожая на те, которыми пользуются грузчики на вокзалах. С гулким грохотом Тоня затворила дверцы и нажала кнопку с надписью «- 2 ».
Когда двери вновь распахнулись, Настя увидела тесную площадку с неровным цементным полом. Тоня закрыла лифт и стало совсем темно. Сбоку из узкого проема струился тусклый желтый свет.
– Ты сейчас повезешь пустую, а я обратно с кастрюлями, – Светкина мама толкнула тележку в сторону проема.
Коридор был настолько узкий, что тележка все время врезалась то в одну стену, то в другую, а освещение такое тусклое, что неровности на полу можно было распознать, лишь споткнувшись о них. По мере продвижения вперед обнаруживались еще какие-то боковые ходы-ответвления – еще более узкие и совершенно неосвещенные. От грохота, издаваемого колесами, закладывало уши. Настя остановилась.
– Тонь, можно отдохнуть хоть минуточку?
– Нет, а то дождемся чего-нибудь или кого-нибудь нехорошего! Обещала же не ныть!
Устыдившись, Настя снова двинулась в путь, старательно пытаясь отслеживать препятствия под ногами.
– Так, бля, уже дождались, – Тоня неожиданно крепко вцепилась в локоть и быстро зашептала на ухо, – Иди, как шла и смотри, куда смотрела – авось пронесет!
Настя, почти не поднимая головы, исподлобья взглянула вперед. О, ужас! Возле одного из ответвлений стоял, почти упираясь макушкой в потолок, рослый мужчина. Руки сложены на груди, лицо опущено вниз. Невозможно разглядеть, молодое оно или нет; злое, или не очень.
Руки вспотели от страха и напряжения, а ручка тележки стала скользкой и непослушной. Страшнее всего было не справиться с этой дурацкой таратайкой и врезаться в подземного мужика. Поравнявшись с ним, Настя попыталась осторожно рассмотреть незнакомца. Его лицо оказалось совсем юным, только очень изможденным. А глаза были закрыты, будто парень решил вздремнуть стоя, как усталая лошадь. Он прерывисто и шумно дышал, словно ему не хватало воздуха в этом сыром и мрачном подземелье.
Когда они уже поднимались наверх в лифте, что был в другом конце коридора, Тоня пояснила, с кем встретились.
– Обычный наркоша, много их тут ошивается. Где онкология, там и морфий. Этот, видать, уже под кайфом. Ладно, черт с ним, приехали!
Выходить из лифта не потребовалось. Горластая жирная баба, расположившаяся на стульчике под табличкой «Пищеблок», гаркнула «чё так поздно прётися!», затем забрала у Тони список пациентов и пустую тележку. Минут через пять таратайка вернулась, нагруженная кастрюлями и коробочками,
– Нате вам завтрак и обед, чтоб еще не таскаться, – баба вздохнула и тихо добавила, – А то детки-то у вас, небось, тяжелые, не отойдешь от них лишний раз.
Поблагодарив повариху, тележку доставили в своё отделение уже без приключений.

Когда Настя зашла в палату, Кристиночка не спала. Сидела в кроватке и тихонько перебирала яркие кружочки мозаики, вовсе не собираясь будить новых соседей по палате – высокую ухоженную женщину лет тридцати Людмилу и её трехлетнего сына Лёньку. Леня совсем не походил на местных детишек. Упитанный, розовощекий, с копной золотистых волос на голове – этакий Херувимчик без крыльев! Сейчас он сладко посапывал, разметав кудряшки по подушке. Повезло Людке, подумала Настя. У её Леньки ничего страшного не нашли. Опухоль доброкачественной оказалась. Всего дел-то – вырезать, прижечь – и домой.
Она взяла дочку на руки, прихватила с тумбочки чашку и пошла на кухню. Там уже суетились Тоня со Светкой. Включили огромную электроплиту, расставили по ней алюминиевые чайники и кастрюли.
– Ага, испугалась наркомана, – радостно поприветствовала Настю девочка, – можешь теперь отдыхать, сегодня мне химию не делают, сама мамке помогу.
– Так полчаса еще до завтрака, – сказала Тоня, – давай позовем Настю к себе чай пить?
Оказалось, что Света с мамой жили в отдельной палате, где есть две нормальные койки и даже маленький столик возле окна, а также некое подобие домашнего уюта – коврик над одной кроватью и россыпь постеров с лицами поп-знаменитостей над другой.
– Мы тут уже полгода безвылазно торчим, – сказала Тоня, заметив, с каким любопытством Настя оглядывала все вокруг, – домой нам нельзя, можем не доехать до Владивостока нашего.
– Да ну, – Света недовольно боднула маму гладкой макушкой в плечо, – никуда наш Владик не денется, доберемся и до него. Ты, Насть, лучше сюда глянь! Правда, похож?
– Ага, вылитый. Светка, ты – гений!
Так вот куда подевалась от коробки с пазликами крышка, какую старшие мальчишки недавно тщетно разыскивали в игровой! Оказывается, вредина Светка умыкнула её, чтобы поприкалываться над своим лечащим врачом – задумчивым тихим старичком в больших роговых очках, всегда сидящих немного криво на большом пористом носу. Портрет обезьяны шимпанзе на коробке почти полностью соответствовал внешности старого доктора. Не доставало разве что массивных очков и белой шапочки, сползающей на одно огромное оттопыренное ухо, густо поросшее седыми волосами. А так – близнецы-братья. Вытянутое морщинистое лицо, огромный тонкогубый рот с опущенными вниз уголками, глубоко сидящие маленькие карие глазки, низкий покатый лоб и, завершающий идеальное сходство, коротко стриженый ёжик пегих, с сединой, волос.
– Ах ты,бессовестная, – Тоня нахмурилась с напускной суровостью, одновременно тщетно пытаясь скрыть улыбку, – издеваешься над пожилым человеком!
И тут Настя с болезненной отчетливостью осознала, чем они с Антониной отличаются от матерей, у которых детки здоровы. Тем, что они не сердятся, когда их дети проказничают, а радуются, что у тех есть еще силы на баловство. Старый доктор, наверное, тоже радовался и никогда не обманывал Светкиных ожиданий. Всякий раз, заходя в палату, он долго удивленно таращился на злосчастную картонку, хмурился и выразительно шевелил мохнатыми бровями. А, уходя, непременно строил нарисованной шимпанзе такие уморительные рожи, что Светка смеялась, даже если неважно себя чувствовала, или даже если была подключена к капельнице с тошнотворной химией.

Не успели они позавтракать, как утреннюю тишину в отделении нарушил истошный вопль. Кричала женщина. То просто визжала, как от сильной боли, то будто ругалась с кем-то. Крик все приближался,пока наконец не достиг их палаты. Тоня, Светка и Настя, не сговариваясь, рванули к выходу.
На полу в руках доктора и медсестры билась в истерике женщина лет тридцать пяти – мама четырехлетней Полинки, которая совсем недавно поступила в отделение. Полиночку невозможно было не запомнить. Удивительно красивая девочка с длинными и густыми не по возрасту волосами, заплетенными в толстую косу до пояса. Из реплик медперсонала «женщина, возьмите себя в руки», «других детей перепугаете», «Вашего уже не вернешь» стало ясно, что Полиночки больше нет. Как же это? Только позавчера Полинка развлекала всех за ужином, исполняя песенку мамонтёнка из мультика. «Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети» – звонко распевала малышка, а присутствовавшие в буфете мамашки умилялись до слёз. И мама Полины поглядывала на них с чувством превосходства – как выгодно смотрится её красавица доченька среди остальных лысиков заморышей. Не поймешь, кто из них мальчик, кто девочка.
Эх, обманул мультяшный лохматый слоник! Бывает, еще как бывает… Настя стояла, как вкопанная, не в силах сдвинуться с места. И, когда Тоня потянула её сзади за воротник, послушно попятилась внутрь палаты.
На кровати, засунув голову под подушку, скорчилась Света. Девочка никак не реагировала на попытки матери заговорить с ней, лишь плотнее прижимала подушку к ушам. И только когда отчаянные крики в коридоре, постепенно удаляясь, совсем стихли, она вытащила раскрасневшееся лицо на свет божий.
– Я знаю, ей вчера днем операцию делали, – произнесла Светка скороговоркой, – Таня говорила, что две трети печени поражено, шансов почти никаких.
– Светочка, – Тоня умоляюще сложила руки под подбородком, – Может, тебе не следует знать всех этих жутких подробностей, я уже столько раз просила Татьяну…
– Мама! – перебила её дочка, – Обещай мне, мамочка, что ты не будешь так орать, когда я… когда меня…
Света не договорила. Вскочила с кровати, оттолкнула мать и бросилась вон.
– Может, догнать её? – Настя склонилась над плачущей Тоней.
– Не надо, сама вернется, – еле слышно ответила женщина, – она сбежала, чтобы не видеть моих слёз. Ох, Настенька, ты молоденькая совсем – еще родишь. А мне уже под полтинник, в тридцать три первый раз забеременела.
– И последний? – машинально спросила Настя, секундой позже осознавая всю бестактность и неуместность этого вопроса.
– Нет, – Тоня утерла слезы и пристально посмотрела Насте в глаза, – слышала, что сейчас Полинкина мать кричала?
– Разве что-то конкретное? По-моему, просто выла в голос, и всё.
– Не всё, она сокрушалась, что два аборта до Полиночки сделала и теперь за это расплачивается. Так вот, она – до, а я – после. Господи, как подумаю, что Светланка за мои грехи мучается…
– А ты разве верующая, Тонь?
– За то время, что я здесь кантуюсь, в кого хочешь поверишь. Хоть в бога, хоть в дьявола, и душу ему продашь, лишь бы только, … – Антонина прикрыла лицо руками, – Когда у Светки в оставшуюся почку метастазы пошли, я согласилась на операцию по пересадке, у нас же группа крови одинаковая. Уже все бумажки подписала, только признали нас в последний момент неоперабельными.
Дверь в палату с грохотом распахнулась. Это объявилась Светка. С вымученной улыбкой во весь рот и розовым плюшевым слоном в руках.
– Та-а-ак! Что расселись, мамашки? Дежурить за вас Пушкин будет? – она протянула слоника Кристине, – Мелкая, почапали за мной, там уже игровая открылась давно.
После Кристинкиного «потяпали, Сетка» невольно заулыбались и Настя с Тоней.