Ammodeus : Дезертир (эпизоды 8-9. Finis)

VIII

Валерий сидел, постукивая днищем кружки о ладонь, и смотрел на Марка и Марк впервые заметил, что Валерий чуть косит. Валерий отвел взгляд в сторону, поднялся, подошел к столу и, взяв в щепотку немного зелени, забросил ее в рот и налил вина.
Марк прислушался к своему телу. Оно казалось ему сейчас легким и послушным, но Марк знал, что это не так - он просто не чувствовал его. Нужно проверить его, узнать, на что оно еще годно. Он пошевелил пальцами - они слушались его. Он попробовал напрячь ноги – они дернулись быстрой судорогой, в ушах будто захлопала крыльями далекая чайка и Марк поморщился от давящей боли в груди.
Валерий вернулся от стола и сел в ногах у Марка.
- Скажи мне – а стоило оно того? Допустим, твоя душа пресытилась убийствами – если можно назвать убийством выполнение воинского долга. Но скажи – что ты получил взамен? Что?
- А почему обязательно что-то получать взамен? А разве просто избавиться от чего-то – не достаточно?
Валерий пожал плечами.
- Не знаю… Возможно… Но тогда поясни, от чего избавился ты? Еще несколько лет - и ты ушел бы с почетом на пенсию, получил бы свой кусок земли, дожил до глубокой старости и тихо упокоился бы в тени оливкового дерева в своем саду… От этого ты хотел избавиться? И что, получилось?
- У меня и сейчас есть кусок земли, в которую меня положат - разве ветеран занимает больше места в земле, чем дезертир? Я просто устал убивать… - Марк посмотрел на свои руки. - Я думал, что могу делать что-то еще в своей жизни…
- Вот как? Что-то еще? И что же? Устраивал гладиаторские бои между пастухами? - Валерий коротко рассмеялся. – Что же тебе дали все эти годы забвения и страха? Чем они стали для твоей души? Ты состарился в этой дыре и единственное живое существо, которое о тебе пожалеет – эта дурочка… – Валерий на секунду замолчал и по-кошачьи потерся ухом о плечо. – А знаешь… А ведь нужно быть очень сильным человеком, чтобы так жить… Наверное, нужно очень ненавидеть то, от чего ты бежал… От чего ты бежал, Марк? Что случилось?

Что случилось?
Хотел бы он и сам знать…
Почему человек меняется? Неужели бесформенные мысли, выкорчеванные из сада души, не умирают, а прорастают тихо и незаметно в темных углах и однажды, обвитая этими побегами, душа вскрикивает от укола шипа и озирается в недоумении: что ее ужалило?
Марк вздохнул.
- Ты не слышишь меня, Валерий… Только прожив достаточно долго, начинаешь понимать, что каждый съеденный тобой кусок хлеба, каждый глоток вина, каждый вдох и каждый встреченный тобой человек были для чего-то, а не просто так…Все, что ты делал в жизни, не было случайным - ничего случайного в жизни не происходит, все случается тогда и там, когда и где это должно случиться…
- Это же ясно – боги даруют нам судьбу... - Валерий ухмыльнулся. – Неужели ты прожил жизнь лишь для того, чтобы понять то, что знает любой мальчишка?
Марк покачал головой.
- Мальчишка, может, и знает это, Валерий, а я, старик, в это верю… Понимаешь? Мальчишка может попытаться слукавить перед богами, а я – не буду, ни за что и никогда – вот в чем разница…Вот почему моя совесть чиста – все, что я делал и еще сделаю, известно богам и, если бы они желали для меня чего-то иного, то иное и было бы в моей жизни…
- Значит, ты считаешь, что делал все правильно в своей жизни?
- Жизнь – это всего лишь выбор, Валерий… - Марк прокашлялся, но голос ослаб и зазвучал сипло. - И есть перекрестки, мимо которых никак не пройти - выбирать все равно придется… И мне пришлось выбирать! И один Бог знает, что творится в наших головах, когда мы выбираем, и один Бог может судить нас за наш выбор, но он этого не делает - потому что, дав право выбора, нельзя потом осуждать за то, что мы этим правом пользуемся!
Марк на секунду прикрыл глаза, вновь открыл их и тихо заговорил:
- У меня есть мой маленький мир… Дом и ведущая от него дорога к морю… Кипарисовая роща и колодец с водой, вкусней которой не купишь в Риме даже за золото… Где-то лежат великие дороги, по которым я уже никогда не пройду, где-то дуют ветра, которым мне не суждено уже подставить лицо, где-то улыбаются во сне женщины, но им снюсь не я… Большой мир ворочается вокруг меня, я иногда слышу его дыхание, но мы уже обходимся друг без друга… Ну и что же? Кем бы я ни был, всегда будет нечто, что навсегда ускользнет от меня… Нельзя прожить жизнь так, как хочешь – если только ты не бессмертен…Но попробовать – можно…
Валерий подался вперед.
- О душе ты печешься? Да на тебе смертей…В аду целая провинция населена теми, кого ты убил… К тому же предатель – а ты, центурион Петроний, предатель! – не может надеяться на спасение души…
- Это ты так думаешь… Но, возможно, тот, кто дал мне эту душу, считает по-другому?
Валерий криво улыбнулся, глядя Марку в глаза.
- Так вот кого ты выбрал в защитники…

- А больше некого…- Марк прикрыл глаза. - Ты когда-нибудь посылал людей на смерть?
- Я людей убивал, центурион.
- Не о том я… Друзей ты на смерть посылал? Убивать врагов и посылать на смерть друзей – не одно и то же! Тебя тогда там не было, но ты же знаешь, что это такое, Валерий. Ты должен помнить, что это такое – стоять в строю и смотреть на полоску земли, разделяющую тебя и тысячи смердящих варваров… Она уменьшается так быстро, помнишь? Так быстро, Валерий!
Марк замолчал на мгновение, а потом заговорил вновь.
- Но тогда тебя там не было… Гунны скатились с холмов и врезались в нас, как тысячи камней…Ты не видел этого - ты не видел, как разбиваются в кровавую кашу лица тех, с кем ты вечером ел хлеб и бобы, тех, кто хлопал тебя по плечу: «Завтра кричи команды погромче, центурион!». И я кричу, кричу до сих пор, я просыпаюсь каждую ночь от этого крика – и знаешь, что я кричу? Я кричу: «Медленней! Медленней! Медленней!». Я кричу, чтобы они отступали медленнее - чтобы они умирали медленнее… И мы пятились и пятились… Мы продержались всего несколько минут, но успели подбежать легионы с флангов, а в лоб Аттиле ударила наша конница…Таков был замысел Аэтия – и мы это сделали…
- Какой златоуст… - лицо Валерия зло перекосилось. - Может, тебе стоит рассказать это тысячам калек, которые когда-то были римскими солдатами?
- У них был выбор! Понимаешь? У всех есть выбор!
Валерий покачал головой.
- Души твоих солдат слышат тебя сейчас, центурион… У них-то выбора не было - они выполняли твой приказ… Их этому учили. А тот выбор, о котором говоришь ты - это хаос! Где бы ты был, если бы тогда твои солдаты не остались в строю и не выполнили свой долг? Что будет, если каждый начнет спасать только свою шкуру? Никто не хочет умирать – уж я это знаю не понаслышке! Но смерть смерти – рознь!
- Я сам выбрал свою жизнь, а смерть выбирают только самоубийцы! Ты думаешь, что я сделал это от страха? От слабости? А если я скажу тебе, что такое не делается со страха – променять славную жизнь и славную смерть на жизнь беглеца и возможную смерть на костре? Ты говоришь – предательство, а я говорю – усталость… Обыкновенная усталость, когда хочется присесть на вершине холма и потрогать траву, вдохнуть ее запах, услышать ее шепот… А что, если и тебе однажды надоест убивать? Давай закончим все это, Валерий – я устал… Я хочу покоя…
Валерий вскинул голову.
- Покоя… А как же память? Память – не тот собеседник, которого можно заставить молчать!
- Память – лишь тень облака на облаке… Мир кое-чему научил меня - может, и я смог научить его чему-то. А если нет – то мне тем более не жаль ним расставаться…
Валерий прищурился.
Старики… Все они одинаковые – всем им хочется, чтобы с их смертью все умирало. Но умирают лишь они – от разрывающей сердце завистью к тем, кто остается. А завидовать незачем - все мы летим в одну и ту же, навеки разверзшуюся, пропасть и падаем на ее дно каждый в свой час. Все мы – кроты, роющиеся в подземельях Плутона, никогда не видящие истинного света и горе тому, над кем посмеялись боги и кому дали вечную жажду этого света…
Валерий наклонился к Марку.
- Я не держу на тебя зла за то, кем я стал. И я хотел бы поверить, что ты действительно не жалеешь о том, что сделал, но ты не убедил меня, старик… Как я не смог убедить тебя. Ну, и Бог с ним – мало, что изменилось бы в этом мире, не так ли? Но в одном я с тобой никогда не соглашусь: да, убеждения, вера – это иллюзии, но эти иллюзии возвели нечто, что останется в этом мире навсегда. Идеи! Принципы! Порожденные иллюзиями, но отлитые в железе! И эти железные гвозди навсегда вбиты в стену вечности! И только на этих гвоздях болтается, как цветочный горшок, весь этот жалкий мирок! Его можно разбить, но гвозди мы загнали намертво – уж поверь мне! И за это стоит умереть!
- Идеи… - прошептал Марк. – Принципы… Вера… Нет таких идей, за которые стоит умирать. Никто не имеет права посылать на смерть другого – вот тебе принцип! Никто не должен ни за что умирать, а если уж приходится, то - не по приказу… Вот тебе идея…
Валерий поднялся.
- Постой… - Марк дотронулся до руки Валерия и чуть сжал ее. - Знаешь, что нас объединяет - хотим мы этого или нет? Иллюзии… Наши иллюзии! И они же нас разделяют – разные они у нас! И ты держишься за свою, я – за свою и неважно, чья иллюзия реальнее, и неважно, кто из нас правее в своем заблуждении. Каждый может выбрать иллюзию себе по вкусу – и убивать, и умирать за нее. Но и сам выбор, который нам дан – иллюзия… Жизнь была бы прекрасна и безболезненна, если бы мы помнили об этом… Лишь одно в этом мире реально – это то, что и ты, и я умрем, заблуждаясь, а где-то останется нежиться под солнцем истина… Но я хоть не пытался скрести ногтем эту твою вечную стену…
- Прощай, Марк… - сказал Валерий, освободил руку и положил ее на меч.
- И что теперь? – Марк чуть откинул голову и Валерий вдруг увидел прежнего надменного центуриона Петрония.
Валерий усмехнулся.
- Ты помнишь Фрезию? Того уродца, что жил в подвале лупанарии Селесты на углу Лебединой канавы?
Марк медленно кивнул.
- Так вот, он еще жив… И он, наверное, единственный человек в Риме, который помнит тебя.
- К чему это ты?
- А когда не станет Фрезии, - Валерий продолжал весело смотрел в переносицу Марка, будто не слыша его, - больше никто никогда не вспомнит о тебе – будто тебя никогда и не было… Передать привет Фрезии?
Марк не ответил.
Валерий отвел взгляд, встал и подошел к двери, отворил ее - дом осветился золотистым закатным светом, – и шагнул за порог. Несколько мгновений Марк еще слышал шорох его сандалий по песку и видел ползущую за ним тень, а затем наступила тишина.

IX

…Мелисса открыла глаза и свет обжег ей зрачки. Свет был везде, он падал раскаленными полотнищами сверху и струился сверкающей рекой внизу - солнце давно перевалило через зенит, спустилось к морю и море полыхало, отражая червонное золото небес.
Оторвав взгляд от ползущей по горизонту гусеницы-триеры, Мелисса быстро заморгала и затрясла головой, прогоняя вязкий сон и вдруг поняла, чем ей не понравился запах незнакомца. Она поняла, чем же пахнет этот человек.
Он ничем не пах.
Мелисса вскочила на ноги и побежала к дому. Она бежала, взбивая остывающую пыль, и ее тень бежала перед ней, кривляясь и хватая за ноги.
Как она могла?! Сколько же она спала?! Как она могла заснуть?!
Как она могла послушаться Марка и оставить его одного с этим пришельцем? Ну почему она так глупа, почему так медленна и неуклюжа?

…Мелисса отшвырнула калитку и влетела во двор.
Марк лежал на спине в тени платана - загорелые руки были вытянуты и повернуты бледными ладонями вверх. Мелисса медленно подошла, втягивая воздух, как зверек.
Мелиссе показалось, что она вдруг по пояс провалилась в холодный песок – поверхность двора вдруг больно уперлась в ее ладошки, что-то сухо щелкнуло у нее в плече и боль коротко и колюче хлестнула ее. Мелисса дернула головой и увидела, что сидит на земле, упираясь в нее обеими руками и поджав ноги, перед ней трепетало серое прозрачное покрывало, лицо горело сухим огнем – ей захотелось вернуться к морю, опуститься в его прохладный полумрак и смыть липкий морок этого дня. Она оттолкнулась от земли и попробовала встать, но ноги ее почти не слушались. Тогда она встала на четвереньки и несколько раз глубоко вдохнула, собираясь с силами.
- И кого это ты изображаешь? – услышала она знакомый, сипловатый голос и силы вдруг вернулись к ней - Мелисса кошкой запрыгнула на постель, увидела глаза, сжала ладонями лицо и ткнулась в него, мыча от облегчения…

…Марк лежал, обнимая Мелиссу, и пытался вспомнить, что с ним произошло. Что это было? И было ли что-то? Или все лишь пригрезилось ему – и сердечная боль, и загорелый ликтор, и разговор с мертвоглазым пасынком, - и только Мелисса, лежащая сейчас мокрой щекой у него на груди, пахнущая морем и еще чем-то, от чего тоненько щекотало ноздри, была реальна?
Девушки не должны любить стариков, подумал Марк - нельзя любить, зная, что тебе суждено пережить любимого…

Над ними, краснея за еще один день своего бессмертия, одинокое солнце садилось в море, и гусеница триеры ползла к нему по горизонту, и полупрозрачные фиалковые тени текли по садам и переулкам городка, не неся с собой прохлады, а лишь неясную печаль смертным, живущим возле вечного моря.
Марк обнимал Мелиссу и слушал грустный голос, рассказывающий ему, что он дошел до своего края земли. Дошел и не встретил Бога. Но что из того? Разве те, кто прошел другим путем, не разминулись точно также? Не разочаровывается лишь тот, кто не надеется…
Марк улыбнулся - Валерий, Валерий… Иди и надейся… Но когда-нибудь и ты поймешь, что забвение – лишь желанная награда тому, кто хотел покоя…

…Взошла луна и море, поглаживаемое белым светом, затихло.
Он поднялся, налил себе вина и выпил его медленными глотками. Потом осторожно лег и лежал с открытыми глазами, слушая, как пространство за оградой наполняется тишиной. Он смотрел в небо, где плоскими серыми пятнами лежали облака на лиловом куполе, и острые звезды проплывали между ними. Он затылком ощущал движение этой необозримой прозрачной фрески над ним и скользило, скользило, скользило по его памяти, как галька по ладони, странное видение, и скатывалось, смешиваясь с нагретыми полночным солнцем камешками берега его памяти…
Он лежал и слушал давний и дальний дождь, в котором мраморные громады всплывали бледными кораблями навстречу струям и, отрываясь от земли, исчезали где-то очень высоко - там, где не было испарений смертных тел и теплый воздух струился сквозь него и щекотал ему сердце, и никому ничего не нужно было объяснять, потому что то, что с ним произошло, никогда с ним не происходило…

Finis