suitor : Я идол в поту. Звездв Моносчастья. вырывок.

23:23  07-06-2008
Глава 5.Любовь умрет, как только ты уйдешь, а сахарный
песок-всего лишь усилитель вкуса.

-А ты знаешь, мой стакан всегда будет верхним.
-Это почему?
-Потому, что я пью быстрее всех.

Огромные бедра девочки суфикса с одной буквой «ф», гениальные стихи Земфиры и Васильева, десять сломавшихся простых серых карандашей, истерия по поводу того, что не мылся уже две недели, но все равно выглядишь чистым и приятно пахнешь, чужие шорты на второй полке в шкафу, сожженные переводы Кобейна, порхающий стол со сломанной голенью, батарейки, залитые кефиром, который целых полтора месяца простоял в неработающем холодильнике, гитара без клавиатуры кверти, журналы для тех, кто еще умеет мыть ноги после пробуждения, словарь в мобильнике далекого родственника, пятна на яблоках, похожие на сперму, юбка цвета зашприцованного автомобиля, утренний подарок вечернего долгостояния. Мой темный свет, моя горькая сладость.

-Поторопись.
-Зачем?
-Ну хули, рыба тает!!!

Он бегал вокруг меня и очень громко кричал вслед прохожим: «эмдээмма, эмдээмма». Через неопределенный промежуток времени я понял, что это был я. Я понял, что словом «он» я называл сам себя, и ходил домой только для того, чтобы набить рюкзак двумя свитерами, плеером, деньгами и паспортом. В электричке я догадался, что собирался начинать новую жизнь. Подумал, для этого стоит выбросить паспорт, но вспомнил его обязательное присутствие при покупке билетов на поезд и оставил. Придуманные люди за окном махали мне на прощание рукой. Откуда собирался стартовать, еще не решил. Первый раз в жизни обратил внимание на номер поезда метро, в котором предстояло доехать до вокзала. Комбинация «6913» поначалу немного напугала. Напугал переполненный за полчаса до полуночи вагон. Может быть все решили перейти на другую параллель?
Полный решимости восстания против своего спокойного будущего, выхожу из «Площади Восстания» и очень сильно толкаю большую деревянную дверь. Она переходит через центр своей оси и несильно бьет выходящую из соседней двери девушку. Неловко извиняюсь и иду к ларьку. Беру там немного поесть и много попить. Уничтожаю все только что купленное, по пути к билетным кассам. Возрождаю в памяти, куда же я все-таки собирался ехать.

Усатая кассирша, кричащая о том, что ее заебали эти «ничего не соображающие алкаши», грубый проводник в вагоне, грушовый сок грошовой жизни на испачканном столе, заплаканные глаза в забрызганном водой с неба окне, гноящийся шрам поперек усталой вены и близость к стоп крану - все это говорило мне о том, что еще не поздно…

Благодаря веселым милиционерам и их методам, я понял, что я такой не один. Что такие как я настолько им надоели, насколько можно показать человеку, кто он есть, по их мнению, на самом деле.
Очнувшись в «Бернгардовке», я обнаружил отсутствие у себя одежды выше пояса, каких либо вещей из «потерявшегося» рюкзака, двух нижних премоляров и чувства собственного достоинства. Как выяснилось потом, я забыл последнее где-то под платформой. Там я, вспомнив номер кого-то из знакомых понял, что можно позвонить ему из автомата, предварительно настреляв мелочи на это действо, и, с его помощью, оказаться в любимой кроватке любимого дома. Тоска уйдет километрами рельс.

Дорога к любимой кровати пролегала через коридоры ненависти к себе и через две параллельные рельсы, не сходившиеся только потому, что так кто-то захотел.

Рано и поздно. Закатившиеся зрачки – знак всем о моей несостоятельности жить. Три дня исключительного рвения, от слова «рвота» и непризнания ничего знакомого, от фразы «нет признаков жизни». Лечащий врач, ожидающий все это время моей скорой кончины от истощения важнейших, по его словам, органов. Палата муниципального оздоровительного учреждения. Злобно – пьяные смешки друзей, давно уже переживших подобные ситуации. Ее глаза, океан и небо, в моих снах. Остатки слез. Они попросили, чтобы ты пришла. Они попросили, только из-за того, что сами были в таких ситуациях только потому, почему я.
Я не услышал слов о прощении, она не разу в шутку не назвала меня «дурачком», я даже не увидел ее из под колючего одеяла. Всего лишь два слова – «Постарайся понять».

Нелепо полуоткрытый рот, окутанные синевой усталости глаза. Белые кореша с белыми заносами. У одного настоящий билет, а у другого не менее настоящая горячка. Найдется ли во всем этом гребаном городе, жители которого больше всех остальных думают о смысле жизни, столько печали, сколько было в моих глазах/./

Глава 6.Я верну твой смех слезами, ты растаешь в боли слез.

Ее, ее, ее и ее номера. Слишком маленькое количество жевательной резинки в кармане говорит тебе о том, что до такого состоянию ты добирался с кем-то. Сейчас рядом никого, кроме отражения нет. Периодически вибрирующий мобильник и музыка в ушах о том, что ты еще не в том состоянии когда тебе будет уже все равно.
И ты едешь домой. В этом гребаном обмороженном автобусе. Ты отправил три эсэмэс двум своим бывшим подругам. Ты очевидно понимаешь, что все это ужасно неправильно. Но ничего поделать с этим не можешь и пытаешься вспомнить, кто из них получил от тебя два сообщения. И вот уже конечная. Тут ходят электрички. Каким-то образом находишь расписание и определяешь, что до следующей осталось около четырех минут. Ты еще успеешь сбегать к тем бачкам и поссать на них. Все происходящее слишком быстро, бесконечно быстро. Но меняется только по твоему желанию. И вот уже поезд везет тебя на следующую станцию. Последние осколки чувств к тебе разобраны зимой слоеной…

А потом тебя разбудит кондукторша и скажет то, что это уже конечная и пора бы уже поднять свой грязный зад и вывалиться из автобуса. И ты вывалишься, конечно вывалишься, как когда-то вывалился из череды обыденной жизни для того, чтобы сделать то, чем и до сих пор занимаешься. Я просто слишком утомлен мгновеньями деревьев за окном.
Локоны твоих волос, если можно назвать эти грязные кудри, ползущие на вспотевший от нетерпеливого ожидания лоб, таким красивым словом, скрывают большую часть твоего лица от тех, кто еще различает дни недели. Здесь кто-то недавно замерзал? Странно, ноги вышагивают к дому по прогретой земле с уже растущей на ней травой. В теплое время года намного удобнее вести такой образ жизни, чем зимой. Но долго ли еще можно?
Расстегнуть молнию на куртке можно заранее. Дверь ты открываешь уже без нее. Заходишь и тут же бросаешь на пол. Других вариантов ты в любом случае не рассматривал. На кухне в столе лежит шприц и три небольших пакетика. Завтра надо будет звонить Вадиму, а сейчас надо срочно высыпать и растворять, всасывать и выжимать. Потом взять плеер и блаженно лечь в ванную, заглушая для себя голосом самоубийц звуки натекающей воды.

Слава богу, что это еще только пьяный бред. Реальность немного привлекательней. Хотя…